20o
Хотя бы один раз в жизни каждый нормальный человек задавал себе этот вопрос. Вполне понятно и объяснимо, что однозначного ответа на него нет. Да и быть, наверное, не может. Вот и посетители редакции, оказавшиеся в ней в период подготовки данного материала, отвечали на него по-разному, по-своему. Представители старшего поколения севастопольцев уверенно заявляли, что их след—это родной город, его отстроенные жилые кварталы, возведенные заводы, школы, дворцы, клубы, детские сады, его неповторимый, уникальный облик. Среднее поколение, несколько стушевавшись, находило ответ не сразу. Кто считает своим следом честную работу на благо города, кто—активную жизненную и общественную деятельность. Кто-то говорит о необходимости вырастить, поднять на ноги детей, воспитав их достойными горожанами…
Молодые и совсем юные, видимо, в силу возраста еще не задумывающиеся о таких высоких материях, тем не менее вполне разумно подмечали, что их след (во всяком случае, пока)—это беречь свой город, любить его, знать историю, содержать Севастополь в порядке и чистоте…
Желающих «наследить» в числе наших респондентов не нашлось. Однако, хотим мы или не хотим, «пачкуны» в нашей жизни присуствуют и порой даже не скрывают этого. Об отдельных индивидуумах данной серии и пойдет речь в нашем традиционном пятничном откровенном разговоре о важном.
Торговля на костях
«Уважаемая газета «Слава Севастополя»! Решила поделиться с вами душевной своей болью. 1 августа, проезжая в троллейбусе, увидела, как практически на могиле летчиков, что на ПОРе, торгуют арбузами. Хоть я человек и немолодой, и болезнями обремененный, все же вышла из троллейбуса и подошла к продавцу сезонных сладких ягод. Спросила у него, имеет ли он разрешительные документы на торговлю в этом месте и, не удержавшись, попыталась воззвать к его совести: «Как можно на костях торговать?» Реакция—нулевая. Меня даже взглядом не удостоили. И бойкая торговля продолжилась.
Придя домой, взволнованная и ошарашенная, я начала звонить в различные инстанции (телефоны в редакции есть.—Авт.). Меня посылали из одного департамента в другой, ссылаясь на круг полномочий и занятость. Да, наверное, у наших чиновников были дела более важные и неотложные. До братской ли им могилы?!
Вы знаете, в Германии вот в такой же братской могиле похоронен мой родственник, мальчишка еще совсем—20 лет ему в 45-м было. Но он—кавалер трех орденов Славы! Когда нам прислали (в ответ на запрос) информацию и фотографии братской могилы, я заплакала. Воинское захоронение советских солдат в Германии—ухоженное и облагороженное.
А в этот раз я заплакала от того, что в стране, победившей фашистов в самой кровопролитной войне ХХ века, вот так беспардонно «топчутся» по костям своих павших соотечественников. Горько! Больно!
Денег нашему городу выделяют много. Может быть, даже слишком много, если их умудряются еще и приворовывать. Так неужели из этого «много» нельзя выделить хоть чуточку, чтобы облагородить братскую могилку, посадить вечнозеленые кустики или цветочки, пусть даже самые простенькие?
Главное—чтобы от души! От сердца! С благодарностью искренней…
А торговец… Он до конца месяца продолжал свою «деятельность», несмотря на то, что 15.08.2017 года я зарегистрировала свое обращение в горправительство (кстати, ответ на него так и не поступил). И, несмотря на то, что съемочная группа телеканала «ИКС» его здорово «напугала» (сбежал, увидев камеру, бросив и товар свой, и деньги), на следующий же день, видимо, оправившись от испуга, продолжил торговлю. На том же месте и без зазрения совести…
Послушаешь, так заслушаться можно, как у нас все наш город любят, обожают просто до боли сердечной. А на деле видите, как оно все выходит!
Л.И. Панченко».
Это письмо уважаемая Людмила Ивановна принесла в редакцию лично—вот такой уж она неравнодушный, эмоциональный и неугомонный человек. Рассказала она более подробно и о своем родственнике Василии Яковлевиче Лободе 1924 года рождения, погибшем (вот уж судьба!) в самом конце войны, 12 марта 1945-го, и похороненном на советском мемориальном кладбище населенного пункта Рейтвейн федеральной земли Бранденбург, Германия. Его имя увековечено на одном из надгробий кладбища. На этом мемориальном кладбище (как следует из официального ответа на запрос) «…нашли свой вечный покой более 3000 красноармейцев, погибших при взятии р. Одер. Большинство похороненных на этом кладбище осталось безымянными…»
К счастью севастопольских родных и близких, имя их родственника не «затерялось» в списках. А еще греет их сердца то, с каким уважением относятся немцы (за некоторыми исключениями) к памяти совет-ских солдат. Они их покой не тревожат. Ни «именных», ни безымянных.
А что же мы—потомки победителей, севастопольцы? Так и будем продолжать на костях арбузами торговать? Хотя в отличие от павших в Германии имена погибших 24 апреля 1942 года воинов и рабочих авиаремонтной базы ЧФ при исполнении служебного долга известны. Они и увековечены на скромном памятнике, установленном недалеко от дома № 32 на проспекте Октябрьской революции. О нем, о судьбе его, о погребенных в братской могиле так волнуется наша уважаемая читательница. Не зря волнуется. Давайте вспомним события той роковой пятницы 42-го…
24 апреля 1942 года в 14.15 шесть «Ю-88» совершили налёт на Севастополь и нанесли удар по авиамастерским близ Круглой бухты в районе Омеги. Незадолго перед налётом вражеской авиации в мастерские прибыли заместитель командующего ВВС Военно-Морского Флота генерал-майор Ф.Г. Коробков (из Москвы) и сопровождавший его командующий ВВС Черноморского флота генерал-майор Н.А. Остряков. Они заходили в каждый ангар, где размещались цеха, беседовали с офицерами и рабочими. Началась бомбежка. На ангар упала фугасная бомба, пробила крышу и, разорвавшись, разрушила бетонное перекрытие. Осколками были убиты почти все, кто находился в ангаре. Другая бомба упала в ангар моторного цеха, несколько—на территорию мастерских.
Потери были тяжелыми: погибли генералы Ф.Г. Коробков и Н.А. Остряков, офицеры Р.Н. Бегляров, Я.А. Конюшенко, Н.К. Денисенко, С.Д. Костырко, А.А. Кащеев, а также матросы и рабочие—всего 48 человек. 13 человек получили ранения…
Когда наш фотокорреспондент приехал к этому захоронению, выглядело оно довольно сносно. «Арбузников» не было, зарослей бурьяна и высохшей травы—тоже. Но все же вид был какой-то сиротский: ни цветочка тебе, ни зеленого кустика. Все пусто, обыденно, обыкновенно.
Безусловно, судьба памятников, обелисков, захоронений в черте плотной городской жилой застройки незавидна. Вспомним хотя бы мемориал героям-авиаторам, что на проспекте генерала Николая Острякова, о котором мы не раз писали. Многоэтажки сегодня его «уплотнили» так, что спасибо за то, что хоть в «объятьях» своих не задушили. И все же быть так не должно. Не может так быть. Время и люди не властны над памятью.
Время лишь
…добавляет в списки
Еще кого-то, кого нет…
И ставит, ставит
обелиски.
Эти строки К. Симонова вспомнились сразу, как только Людмила Ивановна Панченко, утирая слезы, произнесла: «Если здоровья хватит, обязательно поеду в Германию, Василия навещу». Каким же все-таки провидцем был Константин Симонов, написав еще в 1971-м, что
…к мертвым,
выправив билет,
Все едет кто-нибудь
из близких.
Нас с вами ехать никуда не нужно. Надо просто беречь свою историю, свой город. И помнить. И уважать.
Увы, пока с этим есть проблемы. И еще одно свидетельство тому—письмо А.А. Кропп.
«Эх вы!!!»
«Уважаемая редакция! Пишу вам с болью в сердце, которую мне трудно передать словами, потому что она вызвана не немощью моего организма, а злом, содеянным людьми нашего нового поколения, которым в последние годы досталось пожинать плоды чужого труда, а не самим что-то созидать, создавать «с нуля», потом и кровью. Создавать в эпоху, когда наш родной город Севастополь гордился тем, что в нем успешно работает ряд мощных предприятий, обслуживающих армию, флот и космическую отрасль средствами связи. Конкретно я говорю о радиозаводе им. В.Д. Калмыкова, на котором трудилась наша семья. А мой муж, будучи его главным энергетиком, был лауреатом премии Совета Министров СССР, награжденным орденом, наряду со всеми главными специалистами, за строительство этого завода. В годы «перестройки» по камешку, по кирпичику наш завод растащили и практически уничтожили, создав торговый центр «Муссон».
Только хотелось бы знать, у кого поднялась рука вскрыть и изъять содержимое капсулы, вмонтированной в угол стены здания заводоуправления, на которой была прикреплена табличка «Послание будущему поколению. Вскрыть 07 ноября 2017 года, в день 50-летия радиозавода». Вынули, стену почистили, побелили и «умыли руки». По-хорошему, прежде чем что-то «преобразовывать», можно было создать мини-музей истории этого предприятия, ведь выпускаемая им аппаратура была в своем роде уникальной: это средства космической связи и сигнализации спасения судов. Людям, которые сейчас трудятся в этих стенах, невдомек, что еще живы те, кто строил эту трубу, эту котельную, и, дай Бог здоровья, жив его первый директор Василий Сергеевич Маринчак. В заключение хочу сказать от имени тех, кто не дожил до пятидесятилетнего юбилея нашего радиозавода, и тех, кто отдал ему всю свою трудовую жизнь, тем, кто лишил нас возможности узнать о пожелании его создателей: «Эх вы!!!»
Александра Алексеевна Кропп».
Первые звоночки прозвенели еще в 2013-м. Тогда на городских форумах появилась информация о том, что с фасада здания пропала информационная табличка, гласившая о заложенной капсуле с посланием будущему поколению (см. снимки). Но тогда, видимо, общественность успокоила себя надеждой, что вот отремонтируют фасад, и тогда… «Тогда» не случилось. В 2017-м следы затерялись в бушующем океане торгово-развлекательного бизнеса, наверное, для кого-то более привлекательного, чем реальные истории о некогда процветающем бюджетообразующем предприятии города-героя, отметившем бы 7 ноября сего года свой полувековой юбилей.
Кто из сегодняшних успешных и предприимчивых, прикупивших «по случаю заводик», сегодня вспомнит о том, что, извините, не фигню непонятно чьего производства и отвратительнейшего качества поставлял Севастопольский радиозавод имени В.Д. Калмыкова?.. Он был единственным(!) в экс-СССР, где выпускалась радиоаппаратура УКВ и КВ-связи для ВМФ, гражданского флота, станции спутниковой связи «Волна», «Волна-М», «Айсберг», а также тюнер и многопрограммный приемник «Ласпи» (это из серии бытовой техники). На заводе было и собственное КБ.
А какой изумительно ухоженной была территория предприятия! Парк—просто загляденье. Сотрудники предприятия на работу шли с радостью, с работы—с гордостью. И именовали себя «радиозаводчанами», «калмыковцами»… Предметом гордости были и отстроенные микрорайоны с развитой инфраструктурой, социальными и культобъектами.
В городе и в Гагаринском районе и сегодня проживают сотни (если не тысячи) бывших заводчан и членов их семей. Уверены, они с удовольствием пришли бы 7 ноября 2017-го к зданию родного предприятия, чтобы достать капсулу и прочитать послание предшественников будущим поколениям. Кто и по какому праву взял на себя ответственность лишить их такой возможности? Время еще есть, может, попытаемся ситуацию исправить? Мне, к слову, очень даже интересно было бы узнать, что написали нам, потомкам, в далеком уже 1967-м наши земляки. И еще было бы очень любопытно узнать, куда делся памятник Валерию Дмитриевичу Калмыкову, конструктору, ученому, первому(!) министру радиотехнической промышленности СССР, Герою Социалистического Труда, чье имя носил Севастопольский радиозавод. Он тоже, скорее всего, не «вписался» в новейшую историю прославленного в прошлом предприятия, превращенного в гигантскую торгово-развлекательную площадку.
И в заключение нашего сегодняшнего общения все же хочется добавить чуточку позитива. Не все плохо в нашей жизни. Для себя этот финишный кусочек сегодняшнего откровенного разговора я назвала «Другой Лимонов». Почему? Уверена, вы поймете, когда прочитаете следующие строки. Они—без комментариев.
35-я береговая
«Там запускают по группам.
Так вот, в нашей было человек сорок, и только одна женщина среди нас. И один самый старый—я.
А так всё парни околопризывного возраста, разные по телосложению—от сутулых складных ножиков до великолепных атлантов.
Все выглядели одним отрядом военнослужащих в гражданском. Словно это мероприятие «только для мужчин».
По сути, так оно и есть.
У народа наблюдалась тревожная благоговейность. Никаких хи-хи и ха-ха. Такая строгая атмосфера. Никто даже не кашлянул и не чихнул.
Экскурсоводша в своём жакетике цвета хаки тоже была адекватна месту: упоённо превратилась в валькирию, и чтоб она где-нибудь сбилась, я не заметил. С выражением, с вдохновением, страстно поведала нам трагическую историю…
Постепенно, по мере схождения всё ниже и ниже в неприветливые каменные казематы, в месиво бетонных глыб, всё суровее становились лица моих современников. Я, чёрт возьми, всегда подозревал, что в случае чего мой народ может иметь такие лица. И вот убедился, что может.
Вообразите эти казематы и штольни в глубине севастопольской скалы. Своды везде арочные: казематы не выбиты параллелепипедами, но своды больнично-тюремного типа. И чёрные от пожаров и копоти.
Во-первых, где это находится.
Музейный комплекс «35-я береговая батарея» (немцы называли его Maxim Gorki II) находится на мысе Херсонес между Казачьей бухтой и Херсонесским маяком.
Только не путайте с развалинами Херсонеса—это место, где крестили князя Владимира. Херсонес—античный город. Тут совпадение названий—и больше ничего общего.
К 1941 году 35-я батарея—это мощнейшее фортификационное сооружение. Основное его оснащение—двухорудийные башенные установки на основе корабельных сверхмощных орудий, снятых с линкора «Полтава» с Балтфлота.
В глубине скалы скрыты помещения для морских артиллеристов и гарнизона. Потерны—подземные туннели—связывают все помещения в мощную крепость.
Имелись два аварийных выхода к морю.
По одному из них—длинному, мокрому и склизкому—мы прошли, спустившись по жутко винтовой ржавой лестнице на дно этой скальной крепости. В отверстии, сейчас забранном в металлическую раму, зелёное, металось недалеко внизу свирепое море.
Как нам сказала экскурсовод-валькирия, фрицы блокировали подводные лодки и катера, вышедшие на помощь гарнизону в июле 1942-го, немногим удалось спастись. Многих взятых в плен расстреляли тут же в окрестностях.
Последний отряд прорвался оттуда 17 июля.
Гарнизон 35-й провоевал, продержался 250 дней. 3 июля взорвали орудия, так как боеприпасы кончились, а получить было неоткуда.
Масса снаряда 35-й батареи была почти полтонны, точнее—470,9 кг. Так что свой «кусок» севастопольской обороны 35-я держала крепко.
Постепенно, когда уже пали другие севастопольские фортификационные сооружения (так, 30-я батарея пала), сюда, к мысу Херсонес и мысу Феолент, бежали и гражданские—женщины, дети—в поисках защиты.
Нисколько не желая умалить славу Брестской крепости и её защитников, хочу указать на подвиг 35-й батареи. В этом месте погибло около 30 тысяч—представьте себе! Так что, когда мемориальный комплекс создал севастопольский гражданин А.М. Чалый и обеспечил бесплатный туда вход, с тех пор русские парни ходят туда набраться патриотизма.
В казематах множество фотографий. И я вам скажу: такие гордые и сильные лица!
Но они без преемников не остались. Наш современный отряд в сланцах и трениках—я его осмотрел—выглядел ощетинившимся и опасным, и я уверовал, что они способны повторить подвиг дедов.
Под конец нас вывели в круглое здание, называемое «разлом»—это своего рода пантеон. Разлом—потому что снаружи он выглядит, как взорванный колокол.
Там, в полном мраке, вдруг стали появляться над нами по кругу лица защитников 35-й батареи.
Звучала сильная музыка, и постепенно под эту музыку лица слились с пламенем свечей и некоторое время трепетали над нами.
Я бывал и на Мамаевом кургане, и на Мемориале битвы на Курской дуге, в Прохоровке… Но на 35-й батарее очень пронзительное чувство охватывает! Тянет засопеть и всхлипнуть.
Какие-то такие звуки я услышал из темноты.
И сам еле удержался. И глазные яблоки замутились.
На мысе Херсонес, там, где прославленный маяк, крепко пахнет полынью и морем.
Эдуард Лимонов».
На сегодня все. Хорошей нам всем памяти.
Татьяна ЯРОШЕВСКАЯ.
На снимках: мемориал советским воинам в н.п. Рейтвейн (Германия); памятник погибшим офицерам, воинам и рабочим авиаремонтной базы ЧФ (Севастополь).
Фото из семейного архива Л.И. Панченко и Д. Метелкина.
