15o
…Шедевры титанов искусства и духа… В своем, пожалуй, подавляющем большинстве величайшие сыны человечества их являли миру на пике творческой зрелости, в зените славы. Однако в этом плане мэтром, явно выпадающим на особицу из сонма именитых деятелей российской культуры, представляется ныне фигура нашего гениального мастера резца и стека—Михаила Константиновича Аникушина, вся мощь таланта которого как бы сконцентрировалась на отечественной Пушкиниане в бронзе и камне. Так вот, свой самый знаковый шедевр—прекрасный, величественный памятник А.С. Пушкину, что гордо вписан в архитектонику площади перед Русским музеем в Санкт-Петербурге, наш юбиляр (2 октября исполняется ровно 100 лет со дня его рождения) создал в самом начале своей тернистой карьеры скульптора-монументалиста, на ухабистой «взлетной полосе» дерзаний и поисков…
Что ему грезилось?
…«Я себя под Пушкиным чищу»,—
часто в кругу близких людей любил говорить Михаил Константинович, слегка перефразируя Маяковского. И не грешил истиной: именно наш Первый поэт, так уж сакрально случилось и так сложилось, спас Аникушина в свое время с тем, чтобы вознести его же на горние вершины всенародного признания.
Последнее—вовсе не фигура речи, а скорее—закономерность. На «лицевом счету» Аникушина по крайней мере 14 замечательных скульптур нашего незабвенного Александра Сергеевича, прославивших своего создателя вперед на много поколений россиян. А вот что касается понятия «спас», тут разговор особый и случай, без тени сомнения, уникальный, хотя и с налетом курьезности…
…Предоставим же возможность, так сказать, приватно ознакомить читателя с парадоксальной и удивительной историей некоего рокового происшествия из жизни М.К. Аникушина, озвученной в одном из интервью, взятом у известной в литературном мире России пушкинистки Ларисы Черкашиной.
—На каком-то юбилейном собирушнике в Доме архитектора в Санкт-Петербурге я оказалась в компании Михаила Константиновича, с моим давним другом,—рассказывает Лариса Андреевна.—Не помню, по какому поводу, но речь зашла об антуражных деталях, предшествующих открытию главного и любимого детища скульптора—памятника А.С. Пушкину в северной столице… И вот о чем рассказал Аникушин. Вечером 18 июня 1957 года, т.е. за день до торжеств, Михаил Константинович приехал на площадь Искусств и присел у гранитного подножия памятника. «Долго и придирчиво я рассматривал снизу доверху мое творение и незаметно… уснул»,—такой фразой он сразу привлек внимание всех, кто сидел с нами в тот вечер за одним столом. На мой вопрос: «А что же вам грезилось?» Михаил Константинович лишь печально улыбнулся…
А теперь переведем фрагмент из интервью Ларисы Черкашиной в пошаговое изложение всех последующих событий. Скульптор, толком не осознавая еще, где он находится, проснулся с первыми лучами солнца на том же месте на следующее утро. Поднял голову, придирчиво всмотрелся в бронзовое изображение нашего Первого поэта и пришел к выводу, что с левой стороны два завитка кудрявой шапки пушкинской шевелюры недостаточно отшлифованы…
Привычно взобравшись вверх, он присел на правом предплечьи своего бронзового детища и кусочком фетра принялся не спеша и основательно полировать металл…
И вдруг, увлекшись, в результате резкого неосторожного движения Аникушин стремительно срывается вниз… Что потом могло произойти—трудно себе представить! Ведь высота памятника—восемь метров! Кому она покажется малой? И тут поистине свершается чудо. Та самая, так трудно даваемая скульптору правая рука Поэта, запечатлевшая в итоге мучительных поисков экспрессивный жест, счастливо одолженный в итальянской командировке Аникушиным у донателловского Давида, именно та рука как бы подхватывает на лету художника за ворот куртки в нескольких метрах от мостовой…
Так что бронзовый Александр Сергеевич действительно оказался магическим спасителем своего создателя… Согласимся, факт из биографии Михаила Константиновича самый что ни на есть сакральный, и с аналогами услужливая память как-то не торопится…
Свой, ленинградский Пушкин…
…Этот художник на своем веку создал свыше семисот монументов в более чем тридцати пяти странах мира. Но, как мы уже говорили, первой и последней любовью М.К. Аникушина неизменно оставался Александр Сергеевич Пушкин. А вот памятник ему, достойного восхищения и гордости петербуржцев, в городе на Неве, увы, не было…
Перед Аникушиным—ровесником Октября, конечно, стояла деликатная и трудная задача. Страна и, в частности, Москва уже имели с царских времен своего (прекрасного и действительно неповторимого) Пушкина—знаменитое творение Александра Михайловича Опекушина (памятник который венчает одноименную площадь в Москве). Возвышенный и благородный, опекушинский Пушкин, чуть склонив голову, несет в себе печать непреходящей грусти, как и традиционно положено монументальной скульптуре, тайной печальной думы о прошлом и будущем своей Отчизны, своего высокого предназначения. Уж поистине: «Нет, весь я не умру…»
Аникушин же мечтал в самом начале открывшегося к 150-летию со дня рождения Поэта IV Всесоюзного конкурса на проект памятника А.С. Пушкину о кардинально другом монументальном творении. Ему виделся совершенно иной скульптурный облик автора оды «Вольность»—глашатая свободы, певца Северной Пальмиры: порывистого, воздушного и одухотворенного, застывшего на пике предвосхищения некоего гениального озарения, с горячей, пульсирующей мыслью, опережающей перо…
…В небольшой мастерской скульптора в Вяземском саду на Петроградской стороне и по сей день хранятся десятки эскизов памятника Великому Поэту. И в преддверии их создания Аникушин прошел самым что ни на есть хрестоматийным путем успешного советского гражданина, признанного деятеля культуры и искусства. Кажется, он еще был совсем молодым скульптором, однако в «ранце» его достижений значились и престижное в ту пору крестьянское происхождение, и славный боевой опыт военного лихолетья с аж двумя медалями «За отвагу», и, наконец, победа в пушкинском конкурсе, куда подавал заявку и его учитель, маститый педагог, профессор В.А. Синайский. Оставалось «всего ничего»—включить на первую передачу природный замечательный талант и так выпествовать венценосного бронзового первенца—памятник А.С. Пушкину в Ленинграде, чтобы теперь и его земляки, а не только москвичи, смогли наконец по достоинству гордиться и своим, неповторимым Пушкиным в бронзе…
…Так и хочется вывести за скобки одну малоизвестную историческую деталь, касающуюся прерогатив первостатейности наших двух столиц. В 1918 году, когда Юденич подступал к Петрограду, власти молодой Республики Советов постановили перенести столицу в Москву. С очень любопытной ремаркой в документе: «Временно». В будущем году этой сноске исполнится ровно сто лет. А «воз», вообще-то, и ныне там…
…Когда Михаил Константинович лишь только приступал к этой своей знаковой работе, он решил побывать везде, где ступала нога Поэта в его «свинском Петербурге». Аникушин перелопатил горы специальной литературы, добился свидания с внучкой Поэта, удивительно на него похожей Анной Александровной, чтобы пусть и опосредованно, но достичь максимального портретного сходства натуры и скульптуры. Часами он изучал знаменитое живописное творение Петра Кончаловского «Пушкин в Михайловском». А в 1956 году в музее Барджелло целую неделю флорентийских каникул он посвятил эскизным наброскам всех четырех позиций скульптурного Давида Донателло с целью уловить скрытый характер жеста протянутой руки библейского героя…
В итоге он получил то, на что посмел замахнуться и в чем не проиграл: патина человеческого забвения его Пушкину явно и по сей день не грозит: уже свыше 70 лет молодожены Санкт-Петербурга в день бракосочетания возлагают цветы к подножию знаменитого творения Аникушина…
Призраки оливковой рощи
…Шли годы. Советская власть по достоинству отмечала новые и новые творческие достижения ставшего всемирно известным скульптора Михаила Аникушина—Героя Социалистического Труда, члена-корреспондента Академии художеств СССР, лауреата самых престижных государственных премий, обладателя высоких правительственных наград. Однако в душе мастера, уже создателя серьезной скульптурной Пушкинианы, что-то все-таки саднило и взывало к осуществлению, а именно: некий замысел, связанный с идеей воплощения в металл образа того самого молодого Александра Пушкина, который посетил Полуденный край в далеком 1820 году.
…Летом 1958 года в Доме творчества художников СССР в Гурзуфе отдыхала целая группа именитых гуру отечественной культуры—пышное созвездие имен: скульптор С. Моргачев, автор рельефного портрета русского живописца К. Коровина в Гурзуфе, Н. Андронов—художник, отец «сурового стиля» в советском искусстве, скульптор А. Кибальников—автор известного памятника В. Маяковскому в Москве, скульптор С. Коненков—«русский Роден», создатель памятника Степану Разину на Красной площади в Белокаменной. Свое достойное, но в меру скромное место занял среди отдыхающих скульпторов и художников и ленинградец Михаил Аникушин.
…После обеда все они, не торопясь, пошли по оливковой роще к морю. И тут их внимание привлекла мемориальная доска, извещающая о том, что в сентябре 1820 года здесь, в доме 5-го герцога Армана Ришелье, провел несколько счастливых дней совсем еще юный Александр Пушкин. Николай Андронов незамедлительно предложил: «А что, друзья, ведь в этой замечательной роще чего-то не хватает. Чего же? Нашего совсем еще юного поэта. Возьмётесь?» И Николай Иванович в упор посмотрел на несколько смутившегося Аникушина, который в ответ ограничился короткой фразой: «Сочту за честь…»
В самом начале следующего года во Всесоюзный музей А.С. Пушкина поступило письмо от группы деятелей науки и искусства о том, что скульптору М.К. Аникушину следует поручить изваять к 160-летию со дня рождения А.С. Пушкина бронзовую фигуру молодого поэта в Гурзуфском парке. Главному архитектору Ялты было предложено подыскать место в оливковой роще санатория…
Но, как известно, скоро сказка сказывается, да… Аникушин самостоятельно провел немало недель в Крыму, изучая все места, где некогда «гулеванил» юный поэт совместно с почтенным семейством Раевских. Кстати, специально съездил и к нам, на мыс Феолент, где Георгиевский монастырь хранит и по сей день память об одной лишь ночевке в будущем Первого поэта России. В воображении скульптора постепенно складывался образ порывистого, жаждущего новых испытаний жизнью молодого человека на фоне неповторимой южной природы, ласкового моря.
В том же 1959 году им были созданы четыре эскиза, в 1961-м—гипсовая голова юного чаровника черноокой Марии Раевской. А еще через два года Аникушин изваял двухметровую глиняную фигуру юноши, сидящего у моря.
Однако работа не ладилась, и скульптор дважды уничтожил эскизные заготовки. И лишь в 1972 году создал модель памятника для Гурзуфа: Пушкин сидит на камне, одна нога подвернута под другую, руки опущены на колени, голова устремлена в сторону моря. Молодой поэт смотрится романтичным, обаятельным юношей, его взгляд одухотворен какой-то зазеркально-дерзкой, нездешней мыслью…
…Сегодня трудно, право слово, абсолютно четко сформулировать причину того, как же так случилось, что это замечательное творение Аникушина так и не заняло своего места в оливковой роще Гурзуфа. Порою настоящий мастер и самому себе не может признаться в том, почему всё еще не настало время ставить точку и являть свое творение людям. Наверное, именно по этому поводу 80 лет назад как-то попал в самое яблочко Сомерсет Моэм, который сказал: «Чем больше театр, тем дольше у него пауза…»
Справедливости ради, отметим, что старый гурзуфский парк Министерства обороны СССР все-таки обрел знаменитого «постояльца» (как на пьедестале, так и сидящего на камне), т.е. Александра Сергеевича Пушкина. Правда, в разных позах, в разные периоды жизни Поэта, из разных природных материалов—в зависимости от пристрастия скульпторов.
Пока Михаил Аникушин, увы, пребывал в затянувшемся творческом застое, Ялтинский горком КПУ дал четкое указание: 125-летие со дня гибели Поэта ознаменовать установкой его бюста возле одного из корпусов санатория в Гурзуфе. Выбор исполнителя пал на талантливого севастопольского скульптора Ольгу Минькову, и 10 июня 1962 года бюст Поэта из бетона и мраморной крошки был установлен здесь на гранитном пьедестале. На скульптурном портрете предстает уже зрелый Александр Сергеевич, перенесший многие тяготы и искусы жизни, его взгляд полон мечтательных грез, он как бы возвращает нашего Первого поэта на десяток лет назад к брегам Тавриды, где «сладостно шумят полуденные волны», где довелось ему «безоглядно влачить задумчивую лень»…
…Мы говорили о двух гурзуфских памятниках А.С. Пушкину. Так вот, теперь речь поведем о втором. Уместно будет вначале привести одну сентенцию У. Черчилля, как говорится, по случаю: «Ситуацию мало уместно использовать, ее надо создавать». Пока Михаил Аникушин, движимый сомнениями, один за другим уничтожал свои эскизы к памятнику юному Саше Пушкину в Крыму, в Министерстве культуры Украинской ССР созрело решение, так сказать, заполнить вакуум, призвав на помощь… национальные кадры… Таким образом, ровно тридцать лет назад на том месте в Гурзуфе, где некогда у наших именитых деятелей искусства созрела идея поручить М. Аникушину «поселить» в оливковой роще юного Пушкина, появилась скульптура Бориса Довганя «Пушкин на камне».
Искусствовед Н. Богданова в своей статье так характеризует эту работу: «Б. Довгань продолжает крымскую Пушкиниану М.К. Аникушина». Согласимся, почти по кальке реплики известного юмориста: «Волнует, но непонятно». Потому что в той же публикации автор начинает со следующего абзаца такую мысль: «Но в работе М.К. Аникушина раскрыта внутренняя жизнь Поэта». Обратим особое внимание на противительный союз «но». Автор статьи как бы акцентирует мысль на том, что у творения Б. Довганя не всё ладно с наличием «внутренней жизни» бронзовой скульптуры юного создателя «Воспоминаний в Царском Селе», потому как посетителей оливковой рощи в Гурзуфе сегодня явно разочаровывает пустой взгляд напыщенного юнца с надутыми щеками…
Вызывает смутные ассоциации и поза довганевского «кудрявого мальчика», сидящего на камне. Он почему-то выглядит точной копией с гипсового скульптурного эскиза М. Аникушина, в чем можно удостовериться, посетив музей-мастерскую художника в Санкт-Петербурге, где с 1979 года хранится эта работа.
В зените… опалы
…Как-то у Михаила Константиновича спросили: «Вам мешала в творчестве советская власть?» И он ответил: «Да, мешала плохо работать». И действительно, ему, ровеснику Октября, скульптору, для которого везде был распахнут вход с парадного подъезда, грех было жаловаться на какие-либо притеснения… до поры до времени.
Грянули в стране события 1991 года. В среде российской творческой интеллигенции после распада Союза наметились тенденции пересмотра идейных творческих установок: кое-кто кое от чего отрекался. Но только не Аникушин…
Как-то весьма прогрессивный мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак собрал совещание деятелей культуры и предложил вернуть на площадь у Московского вокзала памятник Александру III—знаменитую конную композицию Паоло Трубецкого, вросшую в грязь, как говорится, по уши на задах Русского музея. Но, по мнению революционно настроенного мэра, тогда придется снести обелиск «Городу-герою Ленинграду».
Никто не посмел возразить Анатолию Собчаку. И лишь один Аникушин сказал тогда следующее: «До переноса памятника не грех бы отыскать следы его постамента из валаамского красного гранита. Родной постамент в свое время распилили, и его фрагменты были использованы для надгробий семьи Ульяновых…»
Разразился скандал. Собчак резко прервал Аникушина, на что тот отозвался одним лишь словом: «Мальчишка!» и покинул собрание…
Минёт четыре года, и наш замечательный поэт Евгений Евтушенко создаст удивительно созвучное этой пресловутой «дискуссии» в Санкт-Петербургской мэрии стихотворение:
И даже справедливый гнев,
Круша живых людей
и статуи,
В озлобленности освинев,
Перерождается
в растаптывание…
Право слово, шляпы—с голов…
…Для именитого скульптора наступили опальные времена. На станции метро «Черная речка», которую десятилетиями украшала скульптура А.С. Пушкина работы Аникушина, бронзовое изваяние буквально занавесили тремя огромными щитами с рекламой сигарет «Мальборо». Возмущенный художник обратился в прессу с открытым письмом к мэру: «А меня вы спросили?!» До мотивированного ответа амбициозный политик не опустился…
Шли годы, а скульптор продолжал жить в «бытовке на полосе отчуждения». Он с блеском выиграл конкурс на лучший проект памятника П.И. Чайковскому, но автограф всемогущего мэра Санкт-Петербурга так и не появился на документе согласования места установки бронзовой статуи. В печати время от времени Аникушина уже привычно клевали за «приверженность реалиям советской действительности». Михаил Константинович как бы не замечал всех этих нападок…
Но вот грянул 1997-й год, и Собчак спешно уезжает лечиться в Париж, читает лекции в Сорбонне. И незамедлительно Аникушин получает грант на создание памятника А.П. Чехову…
Обаятельный и простой, соучастник наших раздумий, и, как сказал поэт М. Дудин, «образ, окруженный атмосферой человеческого совершенства», бронзовый аникушинский Чехов стоит сейчас в Камергерском переулке в Москве и являет собой как бы посмертное «прости» за годы опалы своему создателю, почетному гражданину Санкт-Петербурга, чьи творения, без тени сомнения, конечно же, обречены на бессмертие…
Леонид СОМОВ.
На снимках: М.К. Аникушин; его Пушкин в Санкт-Петербурге.
