9o
…Его регалиям несть числа. Вот самый скромный их эклектический набор: всемирно признанный классик детской российской литературы, основатель первого в стране театра для детворы, руководитель редакций «Детгиз», «Лениздат», «Молодая гвардия», придумщик замечательной новации—книжки-картинки, прекрасный переводчик сонетов Шекспира и английских баллад, кавалер ордена Отечественной войны I степени, двух орденов Ленина, лауреат Государственной и Сталинской премий, почетный гражданин Шотландии, кумир Уолта Диснея, личный враг Адольфа Гитлера под номером 5, наконец, буквально навскидку, автор стиха, без которого немыслим аромат детства каждого из нас: «Где обедал воробей? В зоопарке у зверей…»
Стихотворная, добрая, звонкая и веселая Маршакиада поистине необъятна: 3000 сказок, считалок, колыбельных песенок и более 1500 их переводов со всех ключевых языков мира, включая, к слову, и поэтические перлы Мао Цзэдуна. Суммарный тираж его творческого наследия сегодня составляет около 140 миллионов экземпляров…
Самуил Яковлевич—самый первый писатель для каждого пятого из нас, а если точнее, то для каждого третьего слушателя в России, потому как поэтические сказки воспринимаются лишь на слух в пересказе пап и мам, с экранов телевизоров и планшетов не знакомыми с алфавитом детьми, чей возраст не превышает трех лет…
Ностальгический пассаж
Скажу откровенно: самое первое стихотворное 
произведение для ребятишек, с которого веду отсчет личного познания мира в цельном объеме того, что удержала память, у меня—«Дядя Степа» Сергея Михалкова. Может быть, и потому, что в ташкентской коммунальной квартире в 1943 году с нашей семьей соседствовало семейство милиционера, которого звали Степан Кириллович…
…В контексте рассказа о Самуиле Яковлевиче Маршаке, которому сегодня исполняется 130 лет со дня рождения, этот авторский ностальгический пассаж вообще-то может показаться неуместным. Однако тут присутствует один, так сказать, пикантный нюанс с двойным дном…
Каково, помнится, было мое удивление, когда более 50 лет назад преподаватель русского языка и литературы Казанского университета, доцент Галина Вишневская на одной из лекций выдала такой вот факт (возможно, кстати, и слегка сгустив краски.—Авт.).
Оказывается, Сергей Михалков, сочинив поэму про милиционера «Дядю Степу» (напомню её начало: «В доме восемь дробь один у заставы Ильича…), пришел к С.Я. Маршаку на предмет получения индульгенции от мэтра, т.е. желая заиметь некий путеводительный отзыв для издателей. Самуил Яковлевич бегло прочитал рукопись и попросил молодого коллегу прийти за ответом на следующий день. Когда же Михалкову был выдан оригинал с весьма убористой правкой, тот был, мягко говоря, шокирован: практически от его «Дяди Степы» осталось немного. Что интересно, именно этот вариант текста так и вошел во все хрестоматии по отечественной детской литературе без купюр и правок. Литературовед Лидия Чуковская в своей книге «Маршак—редактор» дословно приводит его вердикт относительно «Дяди Степы»: «Поэме не хватало лирического дыхания, не хватало «тяги»…»
В конце концов, ничего тут предосудительного нет. Даже Александр Сергеевич Пушкин не постеснялся кое-что позаимствовать (причем, как и Сергей Владимирович, гласно, без намека на плагиат) у своего учителя Василия Андреевича Жуковского. А именно: спустя четыре года после создания автором нашумевшей поэмы «Светлана» весьма ординарного стихотворения «Лалла рук» Пушкина сразила, очаровав, лишь одна строка из него—«гений чистой красоты», которая поистине одушевила его знаменитое «Я помню чудное мгновенье…»
Ялтинский «загар»
…Самуил Маршак всю жизнь гордился тем, что смог проследить корни своего генеалогического древа вплоть до истоков древнего еврейского рода учителей Торы и Талмуда. Его отец, талантливый инженер-химик, человек энциклопедических знаний, сумел привить сыну фанатическую любовь к книге, читая в подлинниках труды Гумбольдта и Гете и поощряя явную тягу ребенка к сочинительству стихотворений.
Первое признание самобытного таланта к Самуилу Маршаку пришло в 15 лет. Знаменитый музыкальный и театральный критик и искусствовед Владимир Стасов снискал себе известность и как большой дока в «раскапывании талантов». Именно по его просьбе композиторы А. Глазунов и А. Лядов решили предложить написать текст к «Кантате в память Антокольского» именно Маршаку. И были весьма довольны своим выбором: все прошло на ура!..
Надо сказать, Самуилу Яковлевичу просто фантастически везло в начале жизни на замечательных покровителей: тот же Стасов познакомил его с Максимом Горьким, который, узнав о некоторых проблемах со здоровьем у одаренного юноши, способствовал его поступлению в Ялтинскую гимназию в 1905 году. Где и произошло, кстати, первое знакомство Маршака с Крымом…
Его дальнейшая судьба сложилась так, что уже в советское время у пинкертонов Дзержинского никогда не возникало сомнения в «патентной чистоте» биографии едкого на язык и независимого в суждениях детского писателя. В ходе первой русской революции ему после подавления восстания на флоте было поручено тайно отвезти двух севастопольских матросов в Феодосию. «Я был очень горд, что мне, гимназисту, дали такое ответственное задание»,—писал Маршак в автобиографическом предисловии для сборника детских стихотворений в серии «Библиотека советской поэзии», написанном опять же в нашем Полуденном крае.
Именно в Ялте его первые стихи были опубликованы в альманахе еврейской учащейся молодежи «Песни молодой Иудеи». Прочитав их, учитель словесности в гимназии № 2 назвал Маршака вундеркиндом.
Регулярно печататься Самуил Яковлевич начинает в Петербурге с 1907 года. Став корреспондентом «Всеобщей газеты», он спустя пять лет посещает страны Средиземноморья, Сирию и Палестину, а затем в 1912 году становится студентом Лондонского университета.
Революцию 1917 года принимает с восторгом. В 1920 году создает в Екатеринбурге первый в России детский театр, в котором с аншлагом идут его пьесы для юного зрителя…
А уже с 1923 года страна узнала и полюбила Самуила Маршака как замечательного детского писателя. С тех далеких лет всю российскую детвору, как говорится, с младых ногтей принимают в мир сказки его знаменитые творения: английская народная песенка «Дом, который построил Джек», «Детки в клетке», «12 месяцев», «Сказка о глупом мышонке» и т.д.
На самом первом съезде советских писателей в 1934 году Самуил Яковлевич сделал доклад о детской литературе и был единодушно избран членом правления Союза писателей СССР.
Личный враг Гитлера
По причине здоровья Самуил Маршак не участвовал в войне с фашистами. А вот орден Отечественной войны I степени получил, создавая патриотические плакаты и размещая фельетоны в «Окнах РОСТа» в содружестве с Кукрыниксами и активно участвуя в сборе средств в Фонд обороны.…В конце 1943 года Адольф Гитлер в беседе с главным алхимиком антисоветской пропаганды Йозефом Геббельсом раздраженно сказал ему: «Я желаю, чтобы в десятку моих личных врагов был зачислен советский писака Маршак. Его ждет веревка…»За что же такая «немилость»? За стихотворение, которое в сотнях тысячах листовок было сброшено с самолетов на позиции Красной Армии в канун подготовки к освобождению Крыма.В ноябре сезон закрыт,Замерли курорты.А в Крыму фашист сидит,К берегам припертый.Он мечтал собрать в КрымуМного винограда.Но теперь уже емуНичего не надо.Смотрит в даль морскую он,Хмурый и печальный.Для него теперь сезонНастает купальный…Сочная, звонкая рифма…Сказано точно, четко, лаконично, с убийственным сарказмом, не правда ли? Вообще есть резон буквально несколькими штрихами охарактеризовать литературный стиль Самуила Яковлевича Маршака. Он был величайшим знатоком стилистики русского языка. Главное—никакой банальности. Мы часто проходим мимо самых обыкновенных вещей и явлений. Их он талантливо улавливал, насыщая поэтикой смысла, находя незатейливые слова и сочные рифмы с изумительной энергетикой…Возьмем его стихотворение «Хороший день». Речь идет об обыкновенной прогулке отца с сыном по солнечной Москве: «Не ушел сегодня папа, значит, нынче он со мной». Стихи как бы детонируют в такт каждого их шага, служат радужным фоном их приподнятого настроения, искрясь калейдоскопом новых и новых доброжелательных улыбок природы, отражаясь в глазах всех зверушек зоопарка, который посетили отец и сын. И как-то незаметно автор поднимается до патриотических обобщений о Москве, Родине, гордости за право жить на этой прекрасной земле…Маршак всегда находился как бы в одной песочнице с детворой, разговаривал с ними в знакомой тональности, но без тени амикошонства и сусальной фамильярности, то есть общаясь с детьми по-взрослому. И именно ему принадлежат такие слова: «Детская литература—это основа национальной культуры, именно с нее начинается приобщение к родной культуре».
Сталинская премия… «космополиту»
…Наш рассказ об этом замечательном человеке, несомненно, нес бы эдакую патину «зацелованности», если бы за скобками остались многие эпизоды его жизни, в которой, конечно же, присутствовала и пресловутая «пятая графа» его биографии, и некоторые субъективные факторы, сокращавшие жизнь нашего знаменитого детского писателя.
О чем же речь? В 1948 году по всей стране развернулась так называемая системная борьба с космополитизмом. В ее орбиту как блистательный автор многих переводов английской классики попал и С.Я. Маршак. Вскоре после фултонской речи Черчилля в официальной советской прессе появились статьи, развенчивающие литераторов—«пособников и соглашателей», якобы подыгрывающих апологетам всемирного империализма, а значит—врагов народа. В одном из расстрельных списков, завизированных министром внутренних дел СССР С.Н. Кругловым, значилась и фамилия С.Я. Маршака…
Когда этот документ попал на стол И.В. Сталину, вождь народов не колебался ни минуты. Со словами «хороший поэт» он жирно зачеркнул фамилию С.Я. Маршака и вписал ее в список лауреатов Сталинской премии.
И тем не менее ему неоднократно, как говорится, попадало на орехи в партийной прессе от литрабов управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). За что же? Спокойная жизнь Самуилу Яковлевичу от роду была просто противопоказана. Он, к примеру, смело и открыто бросил в лицо директору Гослито Б. Косолапову, что он—трус, за то, что тот запретил печатать стихи Иосифа Бродского.
В 1951 году сотрудники КГБ в поисках «преступных связей» изъяли у Маршака книгу сонетов Шекспира с автографом выдающегося советского кардиолога Я.Г. Этингера, которого по обвинению по т.н. «делу врачей» сгноили в Лефортовской тюрьме. По Москве долго гуляла такая эпиграмма: «Пришли сонеты в СССР сквозь долгие века. Тому причиной—Этингер, лечивший Маршака»…
55 лет назад увидела свет знаменитая повесть А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». И первым с поощрительным словом на эту публикацию откликнулся С.Я. Маршак, озаглавивший свою рецензию так—«Правдивая повесть». Враги А. Солженицына неоднократно всуе упоминали имя Маршака как человека, который «лучше бы строчил свои сказки…»
Против кого дружим?
И среди своих собратьев по литературному цеху Самуил Яковлевич имел, пожалуй, поровну и друзей, и врагов. Он был весьма суровым и взыскательным критиком и умел резать правду-матку прямо в глаза.
«Когда плоха твоя строка, поэт, побойся Маршака, коль не боишься Бога». Этот шутливый спич принадлежит талантливой детской поэтессе Агнии Барто. «В каждой, даже небольшой вещи должна быть точка кипения, а иначе ваши читатели пьют некипяченый чай»—таковы заключительные строки С.Я. Маршака-редактора в письме к одному молодому поэту.
Но не все сносили маршаковскую прямоту в суждениях и оценках. Его незамедлительно записал во враги заслуженный ветеран советской прозы Константин Федин, когда прочитал брошенный в почтовый ящик листок, на котором рукой анонимного «доброжелателя» была написана лишь одна строка Маршака: «В молодости К. Федин был лев, а теперь—это шкура от льва». Автору хрестоматийной повести «Первые радости», надо полагать, радостным то утро не показалось…
Его эпиграммы и ярлыки слыли убийственно точными и весьма язвительными. Всей Москве был хорошо известен ужасный характер детского писателя Бориса Заходера. В курилках столичных издательств и в ходе застолий окололитературной братвы долго гулял, вызывая смех, такой вот перл Маршака—«задний проходер»…
И опять «лейтенант Шмидт»…
Но это, так сказать, всего лишь милые хохмы из жизни начинающих, и не очень, кандидатов в члены СП СССР и давно признанных мэтров российской словесности. Гораздо серьезнее выглядят отношения власти и тех, кто осмеливался вставлять что-то «перпендикулярно свое…» в тот или иной идеологический постулат. В начале 50-х годов ХХ века в «Правде» был опубликован сокрушительной силы памфлет о некоторых деятелях отечественной литературы. В числе «изБРАННЫХ» оказался и Самуил Маршак.В 1928 году им было написано стихотворение «Ялта»—живой памятный отзвук трагических событий восстания черноморских моряков в Севастополе в 1905 г. под началом капитана 2 ранга Петра Шмидта. Маршак в то время находился в Крыму.В этом стихотворении на протяжении более 35 лет советская цензура трудолюбиво вымарывала последнее четверостишие, где Маршак писал о том огромном революционном подъеме, который испытывали, находясь в пределах полуострова, он и многие его соотечественники:Пусть море грохочет сердитоИ город обдает дождем.Из Севастополя мы ждемЭскадру под командой Шмидта…В чем же «преступный» подвох? Советские идеологи присвоили капитану 2 ранга П.П. Шмидту чин младшего офицера флота—лейтенанта с тем, чтобы подчеркнуть классовый подход и обосновать переход племянника полного адмирала на сторону революции. Однако командовать целой эскадрой какой-то безвестный лейтенант не мог—флотские не поймут. Именно это обстоятельство смущало кремлевских «кукловодов» литературной советской цензуры и способствовало тому, что Маршака сделали в памфлете козлом отпущения, на что лауреат Сталинской премии, кстати, никак не отреагировал…
Хороший день в Балаклаве
Раз, паче чаяния, наш разговор коснулся реалий уже далеких событий в Севастополе, надо сказать, что С.Я. Маршак очень любил наш город и часто в нем бывал, начиная с ранней юности. В его автобиографии есть красочные описания Севастопольского вокзала, Байдарских ворот с «игрушечной церквушкой на каменистой площадке»…
Но более обстоятелен его рассказ об одном дне, проведенном им в лучезарной Балаклаве. Третьего мая 1933 года он пишет письмо в Москву из Севастополя, обращаясь к своему сыну с такими словами: «Мой дорогой мальчик Элик!» (Иммануэль Маршак—создатель новой отрасли физики—физика электрического разряда в газах.—Авт.) И дальше следует подробный отчет Самуила Яковлевича о незабываемой поездке в Балаклаву с сожалением, что, увы, рядом не было сына.
Он пишет о том, с каким трепетом прикасался к крепостным стенам и донжонам генуэзцев, о встрече с замечательным потомком листригонов—сынишкой рыбака Ваней Полуэктовым, который наизусть прочитал отрывки из детских стихотворений Маршака и Чуковского.
Маршак узнал от него, где лучше всего ловится барабуля, и с этим же мальчиком побывал на нескольких баркасах, в том числе и выслушал насыщенный рыбацкими арго рассказ охотника на дельфинов…
Поздно вечером он вернулся в Севастополь, а Балаклава и ее обитатели так и не выходили из головы. «Я стоял на носу баркаса, не держась, и мне казалось, что это не я, а какой-нибудь удалой пират»—таковы заключительные строки этого письма отца любимому сыну, вовсе не похожего на письмо, а больше подходящего к концовке какой-нибудь романтической новеллы из шотландского народного фольклора…
…Маршак творил до самого своего последнего часа. Из крымского санатория, будучи уже тяжелобольным, он делился впечатлениями в письме близкому другу Корнею Чуковскому. Конечно, это, как говорится, было не для печати. Но Корней Иванович все-таки позволил себе в воспоминаниях кое-что рассказать: «Изможденный бессонницей, ослабленный антибиотиками, он в полной мере сохранял свою могучую литературную потенцию. Чтобы забыться от смертельной тоски, за ночь он перевел семь стихотворений Бернса…»
А вот его такие, уже явно завещательные строки:
Я думал, чувствовал, я жил
И все, что мог, постиг.
И этим право заслужил
На свой бессмертный миг.
Без сомнений…
Леонид СОМОВ.
На снимке: С.Я. Маршак.
