19o
Первые шесть присяжных заседателей вынесли вердикт подсудимому в Севастопольском городском суде. Правда, заседание было учебным, но максимально приближенным к реальности. А вот в следующем году любому севастопольцу может прийти приглашение участвовать в суде присяжных. При наличии уважительной причины есть возможность получить самоотвод. Корреспондент «Славы Севастополя» примерил на себя роль присяжного заседателя.
О том, что уголовное дело рассматривается реальное (по нему уже вынесен приговор), присяжные узнали только тогда, когда начался судебный процесс. Но сначала пришлось прослушать многочисленные инструкции, заполнить анкету, изучить правила поведения и пройти отбор. Несколько кандидатов не были допущены к заседанию. Например, одна девушка знает подсудимого, вторая работает в суде, а третья воспитывает маленького ребенка, которого не с кем оставить.
Кстати, адвокату или прокурору может показаться, что какой-то кандидат в присяжные не будет беспристрастен, и, возможно, такого человека тоже попросят удалиться из зала суда. Кроме того, весь состав заседателей могут отстранить из-за тенденциозности: к примеру, слушается дело, связанное с преступлением против несовершеннолетнего ребенка, а все присяжные—женщины, имеющие малолетних детей. Состав присяжных распускается и проводится новый. Это достаточно трудоемкий отбор.
Итак, нас осталось шесть. Плюс два запасных присяжных. В суде нам предстояло провести несколько часов. Поначалу казавшийся игрой учебный процесс уже через несколько минут перестал считаться таковым, настолько все воспринималось серьезно. А после того как пришлось прослушать клятву присяжного и произнести «клянусь», и вовсе промелькнула мысль: «Какая все-таки ответственность!»
Зал суда не разочаровал: много раз такие помещения вполне правдоподобно показывали в сериалах и различных реалити-шоу. Скамейки, стеклянная перегородка для подсудимого, специально отведенные места для присяжных. «Потерпевший» с прокурором, «подсудимый» с адвокатом, «родственники». Прокурор и адвокат—действующие, а вот потерпевший и подсудимый иногда даже путались в своих фамилиях.
Периодически нас просили удалиться в комнату присяжных. Сотрудники суда вполне натурально закрывали нас на ключ: нельзя было выйти без сопровождения, поговорить по телефону. Сначала мы выбрали старшину: долго не думали, проголосовали за единственного добровольца-мужчину. Ему предстояло передавать возникающие вопросы судье, заполнять опросный лист и отвечать за организационные моменты. За свою работу он имел преимущество перед другими заседателями—комфортный кожаный стул.
Уголовное дело
Следить за всеми деталями приходилось очень внимательно и обязательно записывать, иначе немудрено и «заблудиться» во всех подробностях. Суть заключалась в следующем: потерпевший Смирнов пришел к своему соседу Миронову попросить «болгарку». С собой принес пару бутылок пива. Выпили, после чего Смирнов еще несколько раз сбегал в магазин за водкой. К Миронову в гости пришел подсудимый Иванов, которого Смирнов видел впервые.
Выпили уже втроем, после чего Иванов ушел домой. Через какое-то время Смирнов и Миронов, будучи в изрядном подпитии, решили пойти в гости к Иванову, где и разыгралась вся основная драма. Потерпевший и подсудимый поругались: Смирнов позволил себе нелестно отозваться о девушке хозяина, которую до этого видел мельком. Обвиняемый, который был менее пьян, чем потерпевший, стукнул гостя стаканом по голове. Спустя несколько минут Иванов схватил со стола кухонный нож и ударил потерпевшего в грудь. Позже выяснится, что Смирнову очень повезло: ранение оказалось проникающим, врачи успели его спасти, сделав операцию. Обвиняемый выгнал потерпевшего на улицу, там и оставил, а сам вернулся домой, спрятал нож, присыпав его щебенкой. Было 4 часа ночи. Через какое-то время Иванову понадобилось сходить в магазин за кофе и сигаретами. Во дворе все еще сидел раненый и, видимо, практически умирающий Смирнов. В больницу его привезли в седьмом часу утра.
«Скорую» вызвал Иванов, а позже показал сотрудникам полиции, где он спрятал нож. Свою вину в нанесении тяжких телесных повреждений признал, но покушение на убийство отрицал.
Схема начала вырисовываться, хотя многое оставалось непонятным. Хотелось с кем-то это обговорить, но обсуждать с другими присяжными пока все еще было нельзя. Никто честно и не обсуждал: в совещательной комнате, где мы время от времени оказывались, все честно пили кофе с печеньем и избегали ненужных тем.
Во время процесса прокурор демонстрировала присяжным фотографии с места происшествия, зачитывала результаты экспертиз, включая описание кухонного ножа—орудия преступления. Заслушали свидетеля. О том, что нам было непонятно и хотелось прояснить, мы писали в вопросах, адресованных судье, передавая их через старшину. Меня, например, очень интересовал вопрос: «Кто вызвал «скорую»?», а мою коллегу: «Был ли знаком потерпевший с девушкой подсудимого?» Впрочем, на эти вопросы позже ответили сами герои процесса.
Подсудимый уверял, что он боялся потерпевшего, так как тот был совсем неадекватен. Тем не менее по факту агрессия наблюдалась только со стороны подсудимого. На теле обвиняемого никаких повреждений не зафиксировано, то есть на самооборону не похоже. Мы выслушали прения сторон: прокурор настаивала, что покушение на убийство было, адвокат и подсудимый, естественно, уверяли в обратном.
—Если бы я хотел убить Смирнова, я бы добил его во дворе, а я вызвал «скорую»,—сообщил Иванов.
Правда, лично мне этот довод не показался убедительным. Наконец после нескольких часов процесс закончился. Судья зачитал «напутственное слово». «Слово» было достаточно длинным: в нем говорилось о том, что присяжный не может самостоятельно заниматься расследованием уголовного дела, домысливать и додумывать обстоятельства происходящего. Опираться можно только на факты. Объяснил юридическое значение статьи «покушение на убийство». Здесь, кажется, все просто: покушение на убийство—подсудимый хотел убить потерпевшего, а нанесение тяжких телесных повреждений—убивать не хотел.
Вынести вердикт
Старшине выдали опросный лист. Мы снова вышли в совещательную комнату, чтобы выйти оттуда уже с вердиктом. Настроение было тягостным: несмотря на «учебность» мероприятия, видимо, каждый из присяжных в какой-то момент начал воспринимать все всерьез. На самом деле у присяжных на обсуждение есть несколько часов—нам дали 20 минут. Началось самое неприятное. Если поначалу все мы (так мне по крайней мере казалось) относились друг к другу с симпатией, то потом вдруг симпатия сменилась по отношению к некоторым коллегам легким раздражением.
То, что будет нелегко, стало понятно сразу. Старшина начал читать первый вопрос. Если коротко, то он звучал так: «Доказано ли, что деяние имело место?» Но в листе он был сформулирован достаточно тяжеловесно. В нем фигурировали: место преступления—кухня, адрес, город, дата происходящего и орудие убийства. Старшина почему-то решил зачитывать вопрос небольшими частями. Получилось что-то вроде «Действительно ли все происходило на кухне?» Коллегия присяжных разделилась на два лагеря.
—Нет, не доказано, что все происходило на кухне,—заявила одна из «коллег».—С чего вы взяли, что это было на кухне? Вдруг это было в другом месте. И, возможно, подсудимый кого-то прикрывает, берет вину на себя.
—Зачитайте, пожалуйста, весь вопрос,—попросила я.—Нас не должны интересовать эти детали, самое главное—происходило ли это на самом деле, иначе неочевидными становятся и дата происходящего, и время, и даже то, что это происходило в Севастополе.
Я старалась опираться только на факты, предоставленные следствием. Меня поддержали двое присяжных, тем не менее остальные решили поставить этот вопрос на голосование: «Действительно ли все происходило на кухне?» Позже выяснится, что на вопрос, естественно, нужно было отвечать целиком. Но основные дебаты начались на втором вопросе, суть которого заключалась в том, чтобы понять, действительно Иванов виноват в покушении на убийство или нет.
Настроение окончательно испортилось. Я склонялась к тому, что покушение на убийство было, но очень хотелось почитать закон и взять больше времени на раздумье. Нарисованная мною схема складывалась в неприятную для подсудимого картину—агрессия наблюдалась только с его стороны: сначала он ударил Смирнова стаканом по голове, потом точным движением нанес удар ножом в грудь. Потерпевший чудом остался жив. Затем просто выгнал его. Судя по всему, Смирнов был настолько пьян, что даже не мог сопротивляться. До всего случившегося два этих человека не имели удовольствия друг друга знать, а мотив жестокой реакции подсудимого (оскорбление девушки, которая вместе с ними не находилась) казался надуманным. Кроме того, выгнав потерпевшего, Иванов спрятал нож, вытер кровь и только спустя два часа отправился в магазин за кофе и сигаретами. «Добить» Смирнова, по его выражению, он, конечно, мог, но уже наступило утро. Раненый Смирнов полулежал во дворе. Могли найтись свидетели. Прокурор зачитывала и тяжелые последствия для здоровья потерпевшего.
Но то, что Иванов все-таки вызвал «скорую», признал свою вину и сотрудничал со следствием, несомненно, являлось для него смягчающими обстоятельствами. Впрочем, до этого момента мы и не дошли. Выносить обвинительный вердикт—чувство неприятное, поэтому мне хотелось послушать остальных присяжных. Обстановка накалялась.
—Как настолько пьяному человеку могли в больнице сделать наркоз и провести операцию?—недоумевала одна из коллег.
—При чем здесь это?—в свою очередь удивилась я, так как четко помнила инструкцию: опираться только на факты, ничего не додумывать.
—Значит, кто-то что-то скрывает, что-то здесь не то. Нужны дополнительные экспертизы,—заявила другая присяжная.
Конечно, все присяжные имели право на свое мнение, и будь это настоящий процесс, мы потребовали бы дополнительных объяснений от прокурора, свидетеля, обвиняемого, возможно, экспертиз, пусть бы даже слушание растянулось на несколько дней. Я думала: чего на самом деле не хватает лично мне? Мнения психиатра, нарколога? Какие нужны экспертизы, чтобы проверить, есть ли совесть у подсудимого, как заглянуть в его мысли, в его голову? Дело оказалось не таким простым, как могло показаться вначале.
Одинаково страшно как выпустить убийцу, так и посадить за решетку невиновного, поэтому я прислушивалась к своему внутреннему убеждению. В своем решении я была уверена. При голосовании мнения разделились ровно пополам: три на три. По закону такой итог голосования засчитывается в пользу подсудимого. Несостоявшийся убийца был оправдан. Успокаивало то, что процесс все-таки учебный и весьма утрированный.
В общем, вердикт зачитан, настроение странное. Вопросы не давали покоя: насколько объективны присяжные? Какой должен подобраться состав, чтобы все оказались честными, совестливыми, справедливыми и ответственными? Позже сотрудник суда спросила нас: «Хотите узнать реальный приговор по этому делу?» Оказалось, судья посчитал, что покушение на убийство имело место. Преступник—за решеткой. Это почему-то успокоило…
Анна БРЫГИНА.
Фото пресс-службы Севастопольского городского суда.
