17o
(Окончание. Начало в номере за 13 декабря).
После осуществления Керченско-Феодосийской десантной операции и провала второго наступления немецко-фашистских войск на Севастополь обстановка в Крыму стала заметно улучшаться в нашу пользу. Войска Кавказского фронта освободили Керчь, Феодосию и весь Керченский полуостров и готовились перейти в решительное наступление с целью освобождения Крыма от фашистских захватчиков. Начался новый период и в обороне главной базы флота, вошедший в историю как период севастопольского затишья (2 января—20 мая 1942 года).
В январе 1942 года областные организации переехали в Керчь. Жизнь в Севастополе постепенно налаживалась, и городской комитет обороны решил отозвать с Большой земли некоторых партийных работников и возобновить самостоятельный выход газеты «Маяк Коммуны».
«И Сариных, и Висторовского, и Суковского все мы очень уважали,—вспоминал первый секретарь Севастопольского горкома ВКП(б) Б.А. Борисов.—В памяти с предельной ясностью запечатлелся тот недобрый день, когда обстоятельства вынудили горком предложить им эвакуироваться. С тех пор у нас, оставшихся в Севастополе—я знаю по себе—не проходило чувство вины перед друзьями, лишенными возможности делить с нами тяжкий труд и борьбу. Теперь словно тяжелый груз отвалился от сердца, даже лица у всех прояснели. В далекую Бухару, где проживали Сарины, в Алма-Ату, куда эвакуировался Висторовский, и в ряд других городов полетели депеши с вызовом. С нетерпением стали мы ждать, когда, наконец, из-за моря, гор и песков вернутся в родной Севастополь наши дорогие друзья».
Трудовая и культурная жизнь в городе постепенно налаживалась. Опыт двух штурмов научил руководителей города и население действовать решительно: уже к середине января работа развернулась по всему фронту восстановления. Тысячи севастопольцев, вооружившись лопатами, кирками, ломами, тачками, скалывали на улицах и площадях лёд, убирали снег, очищали мостовые и тротуары от мусора и щебня, засыпали воронки, разбирали разрушенные дома. Ожил и Морской завод, который принялся вскоре за свое исконное дело—ремонт кораблей. После второго штурма детище обороны—завод «Молот»—освоил новые виды вооружения: детали огнемётов и начиненные взрывчаткой металлические шары, которые, скатываясь с гор и холмов на вражеские окопы, доты и блиндажи, причиняли немалый урон врагу.
Бесконечно радостен был труд созидания! Никогда, казалось, не пели так много в городе, как в эти месяцы. С песней встречали, с песней провожали каждый новый день. Всю осадную пору люди жили в суровом напряжении душевных сил и сейчас находили разрядку в созидательном труде и в широкой, радостной песне.
…А с какой жадностью прочитывались журналы и газеты, присылаемые из Москвы: «Правда», «Известия», «Красная звезда», «Красный флот» и «Комсомольская правда». Центральные газеты, приходившие в город кружным путем, во все дни обороны получали регулярно, с опозданием не более чем на пять-десять дней. В них корреспонденции, посвященные Севастополю, говорили обычно о городе в дыму разрывов, о зареве пожарищ, о городе, ушедшем под землю.
…19 марта темной ночью крейсер «Красный Крым» вошел в Южную бухту, доставив летно-технический состав ВВС флота, аэростаты заграждения, боезапас и большую группу гражданских работников, в числе которых были и газетчики. Город еще был цел. По линии горизонта взлетали ракеты, гремела канонада, трещали пулеметы. С радостью встречали прибывших севастопольцы.
И кто мог лучше оценить произошедшие в городе перемены, как не возвратившиеся с Большой земли в самый разгар весеннего обновления супружеская чета Сариных и редактор «Маяка Коммуны» Суковский! Побывав в городе и встретившись с коллегами по работе, вначале они слова не могли произнести от волнения, затем прорвались бурными восторгами:
—На Приморском бульваре дети гуляют! Магазины торгуют! А чистота! На улицах, во дворах—ни соринки!..
Пусть это был не прежний Севастополь с его белыми зданиями, тенистыми скверами и парками, безукоризненно подстриженными каштанами и акациями. Но и в своей суровой фронтовой одежке, оперившийся сотнями зенитных орудий, блокадной весной 1942 года он снова напомнил им старый город. Все, что можно было сделать, чтобы вернуть его довоенный нарядный облик, было сделано усилиями десятков тысяч севастопольцев.
Вновь—на четырех страницах!
…Редакция поместилась в подвале здания под типографией на улице Фрунзе, 30. 10 апреля 1942 года на четырех страницах газета вновь вышла тиражом 8000 экземпляров, но его явно не хватало. С утра до вечера можно было видеть людей, пришедших за ней. В первом номере газета обратилась с призывом: «Больше оружия, боеприпасов, снаряжения фронту!» Передовая статья заканчивалась словами: «Все силы—на укрепление нашего любимого города! Пусть еще ярче сияет слава героической защиты Севастополя!»
С этого дня газета ежедневно информировала трудящихся о событиях на фронте и в тылу, показывала лучшие образцы самоотверженной работы. Через несколько дней газета начала кампанию за подписку на Государственный военный заем. Находясь в труднейших условиях осады, севастопольцы с энтузиазмом подхватили призыв партийных организаций города. За два дня сумма подписки достигла 15 миллионов 416 тысяч рублей.
…Тогда жили и работали как на лезвии бритвы. Корреспондент Галина Изосимова ранним утром отправилась с заданием в Инкерман по дороге, которая систематически обстреливалась противником. Наступил вечер, а ее все не было. Все с тревогой ждали ее возвращения. И наконец дождались.
—В город добралась нормально, моряки подвезли к самой типографии,—сказала она, не уточняя, как же она добралась до Инкермана.
В дверях показался редактор:
—Галина, давай информацию в номер, пятьдесят строк.
—Всего пятьдесят?
Через час на стол Суковского легла корреспонденция, в которой Изосимова рассказала о самоотверженном труде работниц спецкомбината № 2.
…Это были обыкновенные редакционные будни. Сотрудники выполняли тыловую газетную работу, ежедневно преодолевая десятки километров трудных дорог, пробираясь на предприятия в поисках нужного материала. Много сил вкладывал в выпуск каждого номера «Маяка Коммуны» Сергей Владимирович Суковский. Это был большой энтузиаст своего дела. Ценил прежде всего точность и требовал этого от сотрудников. Он тяжело болел туберкулезом, но мы никогда не слышали от него жалоб на недомогание.
Из сотрудников лишь коммунисты С. Суковский и К. Воронов были людьми «солидного» возраста. Им было за тридцать. Остальные—молодые.
Большими друзьями «Маяка Коммуны» были журналисты центральных газет: Сергей Галышев, Лев Иш, Алексей Хамадан, Марк Туровский, Михаил Когут, корреспонденты военных газет «Красный черноморец» и «За Родину» (печатный орган Приморской армии). По вечерам в редакции, которая в то время располагалась в типографском подвале, всегда было людно: сюда приходили, как в творческий клуб. Здесь можно было увидеть партийных и комсомольских работников, журналистов в армейской и флотской форме. В одном из помещений стояло пианино. Думается, что именно оно вносило в суровый быт газетчиков тепло и уют. Когда выпадало свободное время, все приходили в эту комнату. Почти любой разговор начинался словами «Вот закончится война…» Всем хотелось помечтать, поспорить, послушать рассказ товарища, возвратившегося с передовой.
…15 мая враг занял Керчь. Поражение войск Крымского фронта облегчило положение противника, который начал подготовку к новой операции по захвату Севастополя. Буквально на следующий день на страницах газеты появилось стихотворение сотрудника «Маяка Коммуны» Бориса Луценко «За родимый город». В это время оно звучало настоящим набатом:
Насторожен город
каждую минуту,
Каждый горожанин—
зоркий часовой.
И ожили снова древние
редуты.
И в горах клубится
дым пороховой.
Судьба типографии
31 мая, в воскресенье, газета не вышла: одна из крупных бомб попала в здание типографии. Среди рабочих были убитые и раненые, разрушены цехи, повреждено помещение, в котором располагалась редакция, искорежены машины, сгорел запас бумаги. Работница Дарья Ткаченко, руководители типографии Терентьев и Танкилевич, сотрудники редакции К. Воронов, Б. Луценко, Г. Изосимова, В. Лановлюк (Кузьмина.—Авт.) и многие другие гасили пожар, спасали оборудование и шрифты.
Вот как этот эпизод в одной из своих книг описывает председатель ГКО в 1941-1942 гг. Борис Алексеевич Борисов: «…Однажды, в самый разгар подготовки третьего наступления гитлеровцев на Севастополь, когда с утра до позднего вечера сотни вражеских самолетов сбрасывали свой смертоносный груз на город, на командный пункт ГКО пришли чуть ли не все сотрудники редакции. Нечасто приходилось видеть их вот так, всех вместе, да еще на КП. У небольшого редакционного коллектива такая была манера работы: без лишнего шума, деловито и буднично, оставаясь незаметными, делали люди свое большое дело.
Сергей Владимирович Суковский и заведующая отделом промышленности Вера Гавриловна Лановлюк постоянно советовались со мной или с Антониной Алексеевной Сариной, или с заведующим отделом пропаганды и агитации Петровским. Но о трудностях родного «Маячка» никто из работников горкома от них никогда не слышал. Наши журналисты умели со всеми неполадками справляться сами.
И вдруг явились все вместе, пробравшись через сплошной пожар. Я вгляделся в их лица. Что это с ними? Почерневшие, измученные, в обгоревшей одежде, они стояли перед нами тесной кучкой и молчали.
Наконец Суковский сказал:
—Типография… Прямое попадание.
И впервые я увидел, как сникли наши газетчики. В эту минуту большой тревоги и усталости особенно вдруг бросилось в глаза, какие же они все не военные, мирные люди. Даже самая спокойная и рассудительная из них Вера Лановлюк. Даже такой оперативный и по-солдатски немногословный Борис Луценко. Что уж говорить о Гале Изосимовой, семнадцатилетней хрупкой худенькой девушке! А Суковский еще и болен к тому же. Туберкулез. До войны все лечился. А за войну, наверное, и не выспался ни разу: так нужно было для газеты. Так нужно было для осажденного города.
А теперь типография разрушена. Что же, Севастополь останется без газеты? Недопустимо. Выслушав Суковского, я сказал:
—Газету читателю дать необходимо не позже 2 июня. Пока живы газетчики, будет выходить и газета.
Редакция переселилась в один из домов на улице Карла Маркса, но и здесь на следующий день сотрудники редакции были засыпаны землей и щебнем—рядом с редакцией разорвалась бомба. Пришлось перейти под землю, в маленькую комнатушку, расположенную на эстраде подземного кинотеатра «Ударник».
Сотрудники не пожалели для этого ни сил, ни стараний. Корреспонденты восстановили свои заметки, быстро установили радиоприемник, машинистка принимала по радио сообщение «от Советского Информбюро», редактор подготовил новую передовую. Общими усилиями добыт и установлен в одном из отсеков для нового обустройства редакции небольшой типографский станок. По соседству, кто где мог, устроились и сотрудники редакции.
2 июня, во вторник, газета все-таки вышла. Тираж пришлось сократить до 800 экземпляров. Пусть совсем невелик был ее формат—разворот ученической тетради, но надо было видеть, с каким нетерпением после двухсуточного перерыва ждали очередной 46-й выпуск «Маячка» севастопольцы. В этом все убедились, когда ранним утром увидели уполномоченных, бережно складывающих в свои сумки родную городскую газету.
2-6 июня, перед третьим штурмом Севастополя была проведена авиационно-артиллерийская подготовка, а 7 июня враг начал свое третье генеральное наступление.
«Поскольку редакция была теперь совсем рядом,—вспоминал Б.А. Борисов,—нам стало виднее, какая огромная работа легла на плечи маленького коллектива. Бомбежки прервали связь со многими предприятиями. Тут уже не соберешь материал по телефону. И наши газетчики, рискуя жизнью, уходили выполнять задания. Как они с этим справлялись—мы только диву давались. Не было в них в те дни ничего от щеголеватых, скорых на слово журналистов, каких почему-то любят выводить в книгах и фильмах средней руки. Наши труженики возвращались в редакцию вымотанные, запыленные, в копоти. Но всегда у них хватало сил и бодрости, чтобы еще похвастать интересным материалом. А сколько ценных сведений они приносили к нам на КП! Ведь у «Маячка» было много рабочих корреспондентов, без которых журналисты просто не мыслили свою газету.
Возвратятся—отдыхать некогда. И сразу же за перо. Тут же редактируют, спорят, и как горячо! Машинистка Елена Севастьянова ночью по радио принимала сводки Информбюро. А уже за полночь кто-нибудь забегал ко мне или к Сариной с первым оттиском.
И что бы ни случилось, севастопольцы всегда получали свою свежую газету».
Вот как описывает в своих воспоминаниях последнюю декаду июня 1942 года бывший ответственный редактор газеты «Маяк Коммуны» майор С. Суковский: «Даже тогда, когда немцы заняли Северную сторону и типография очутилась на передовой линии фронта, работа в ней не прекращалась ни на один день. Под сгоревшим трех-этажным домом набиралась городская газета. У наборных касс встали руководители типографии тт. Танкилевич и Терентьев. Изрядно доставалось тогда сотрудникам редакции. Их осталось четверо. Мне, как редактору, приходилось удивляться, с каким упорством и бесстрашием действовали они. Среди них отличался бывший командир народного ополчения Константин Воронов. С утра он обходил бомбоубежища, беседовал с жителями и приносил в редакцию горячие патриотические заметки. Случалось, что ему вместо сбора материалов для газеты приходилось тушить горевший дом или склад с продовольствием.
Самоотверженно действовал бывший работник многотиражки Морзавода Борис Луценко. Ежедневно ему приходилось совершать путь в типографию, где он, как секретарь редакции, верстал газету. Несколько раз возвращался он в крови, раненый осколками, и, наскоро перевязавшись, снова брался за перо. Почти до последнего дня обороны дежурила на своем посту радистка Елена Севастьянова, обеспечивая город и фронт самой последней информацией.
В эти дни газета выходила под лозунгами: «Больше мужества и стойкости! Сильнее отпор врагу!», «Все силы—на разгром врага! Севастопольцы не сдаются!» 21 июня в передовой статье газета писала: «Боевой дух севастопольцев никому не сломить. Севастополь был и будет боевой базой фронта!»
25 июня ценою больших потерь немцам удалось войти в Инкерманскую долину и Цыганскую балку. Была организована переброска населения из Инкерманских штолен в город. С наступлением темноты тысячи людей шли по шоссе.
…Последний номер 72(6511) газеты периода обороны был отпечатан 29 июня 1942 года, чтобы потом, после освобождения Севастополя, выйти под новым названием—«Слава Севастополя».
Еще не зная о том, что 72-й номер «Маячка» будет последним, редактор в передовой статье этого выпуска писал: «…Около месяца идет упорная, героическая борьба, увенчавшая бессмертной славой наш Севастополь. Ценою огромных потерь достигается озверевшей банде фашистских громил и убийц каждый метр советской земли… Враг ожидал капитуляции. Он просчитался. Севастопольцы, свято хранящие боевые традиции своего города, всего русского народа, никогда не сдадутся… Никакие трудности, никакие испытания не сломят нашей воли к победе, не ослабят нашего желания всеми силами помогать фронту в разгроме врага…»
Но именно в этот день, к исходу суток, противник занял не только плато Сапун-горы, хутор Дергачи, но и Максимову дачу, а после высадки десанта на южный берег Северной бухты—почти всю Корабельную сторону.
Было объявлено, кому из актива предстоит вечером эвакуироваться на Большую землю. Пришел черед работников горкома и райкомов. В списке были Бакши, Сарин, Михалева, сотрудники редакции газеты во главе с редактором Суковским, ряд советских, хозяйственных и комсомольских работников. Всего 17 человек.
«Чуть ли не с каждым пришлось объясняться,—вспоминал Б. Борисов.—С просьбами об оставлении в Севастополе обращались по телефону, являлись лично на КП, несмотря на сильную бомбежку. Приходилось быть очень твердым…»
В аппарате горкома партии и городского комитета обороны теперь оставалось всего шесть человек: Сарина, Петросян, Петровский, Терещенко, Тевянский и Борисов. Всю ночь на 30 июня КП сотрясался от взрывов. Вышковые сообщали о новых налетах, о боях на Корабельной стороне. Сюда заходили руководители районов, докладывали о положении дел на предприятиях и в убежищах. То и дело прибегали связные… Это была самая тяжелая и тревожная ночь.
Вечером 30 июня, узнав, что Военный совет и штаб переехали на Херсонесский мыс, последними убыли на 35-ю батарею руководители города Борисов, Ефремов и Сарина.
Почти все сотрудники «Маяка Коммуны» тогда эвакуировались. Почти все. Но не все.
…Когда началась война, корректору Александру Абрамовичу Кохману шел 58-й год. Он оставался в осажденном Севастополе до последнего дня. Этот человек умел трудиться в любых условиях. «Наконец-то мы устроились с комфортом»,—шутил он, когда редакция перебралась в подвал под помещением типографии. Комфорт, как выяснилось, был относительным.
…В ночь на 29 июня 1942 года Кохман вычитал очередной номер «Маяка Коммуны». Как всегда тщательно и пунктуально, до последней строки. Оказалось, что это был последний номер городской газеты в осажденном Севастополе. На следующий день враг прорвался к самому городу. Газета не вышла. Но Кохман и его друзья считали, что сделали еще не все: «Шрифт не должен достаться фашистам». Яростно, расчетливо разбрасывали они по двору шрифт, опрокидывали на него ящики с песком, смешивали с мусором и землей.
Стояла нестерпимая духота. Дым пожаров стлался над городом, все ближе доносились выстрелы, но Кохман и его товарищи, казалось, ничего не замечали. И только покончив со шрифтом, медленно двинулись со двора. Но подойдя к воротам, люди остановились, обернулись. Молча смотрели они на искалеченные станки, на разрушенную типографию, где проработали долгие годы.
—Фашисты еще ответят,—негромко сказал Кохман.—Они еще проклянут тот день, когда начали с нами воевать! Помяните мое слово, товарищи: окончится война, отстроят город и здесь будет замечательная улица. Здесь будет очень красивое людное место.
…Фашисты убили Кохмана. Но они не могли уничтожить память о нем. Сбылись его слова, сказанные в тот горький июньский день. Бывшая улица Фрунзе (а ныне—вновь проспект Нахимова)—теперь одна из лучших в Севастополе. Там, где в войну были редакция и типография, поднялась колоннада гостиницы «Севастополь», зеленеет сквер, ведущий к театру. Действительно красивое людное место. И скромный подвиг тех, кто делал газету в пылающем Севастополе, создавая летопись героической обороны, живет!
О. ДОСКАТО, председатель Клуба любителей истории города и флота.
На снимке: январь 1942 года, прифронтовой госпиталь в Инкерманских штольнях. Ответственный секретарь «Маячка» Вера Лановлюк (Кузьмина) знакомит выздоравливающих раненых краснофлотцев с последними газетными известиями о положении на фронтах.
