17o
В Балаклаве автобусная остановка в микрорайоне улицы Строительной—конечная. В то же время это начало народного пешеходного маршрута к перевалу. Путники стремятся вперед, к его седловине, чтобы скорее с высоты трехсот метров бросить взгляд на мыс Айя—слева, на Кая-Баш—справа, на простор моря с размытым вдали горизонтом. Однако стоит ли торопиться?
У крайней дачи тропа круто сворачивает в лес. Он оглушает звенящей в ушах тишиной. Лес дышит то ароматом можжевельника, то тленом желудей и листьев дуба. Их дух крепче после ночного дождя. О нем напоминают капли небесной влаги, как бусы нанизанные на сухие травы. Подобно алмазам, капли переливаются всеми цветами радуги. Куда жемчугу до них! Глаза ласкает зелень иглицы понтийской, замшелых камней и хвои.
Сколько раз было даровано мне шагать по проложенной в шаговой близости от города тропе? Десять, двадцать… Но всегда она нова.
Вот, например, сосенка. Прежде чем пустить в 
ход фотоаппарат, ставлю у ствола трость. Для масштаба. Вот на такую высоту на дереве ободрана кора. Кем? Кабанами же! Рослые, однако, особи проторили сюда дорогу. Здесь они занимаются самомассажем, там, в нехилом блюдце воды, принимают водные процедуры, чуть поодаль пируют под кронами дубов. Они же глубоко распахали поляны в поисках лакомых корней растений…
Нужду кабаны и все лесное сообщество животных предпочитают справлять на… тропе.
Да, мы, люди (не все, конечно), и мусор оставляем после себя, и в путешествия прихватываем пилы и топоры, костры жжем где ни попадя. В последние годы все чаще вторгаемся в лес на квадроциклах и мотоциклах повышенной проходимости. От них шум и смрад выхлопных газов. На тропе следы резины колес соседствуют с отпечатками копыт косули. Таким образом, мы давно заслужили соответствующее к себе отношение. Но помет на тропе—не месть великодушных животных. Таким образом зад того же кабана больше защищен от колючек и сброшенных деревьями веток.
Все выше и выше устремляется тропа к небу. Вот и седловина угадывается впереди. Посмотришь налево, посмотришь направо, и с уст едва не срывается устоявшийся штамп: крымская Швейцария. Но я решительно отрекся от него, когда однажды в Крымских горах встретил группу туристов благополучной во всех отношениях альпийской республики. Они остолбенели, любуясь открывшимися впереди массивом Бойка, горой Ай-Петри, Чатырдагом. Гости не ошибутся, назвав свою родину швейцарским Крымом.
Ступив на седловину перевала у Балаклавы, как не выдохнуть: «Ах!» К морю гора Спилия обращена стеной с бронированной бочкой вместо короны. Сквозь ее продолговатые амбразуры за обстановкой на море некогда следил наблюдатель. Внизу наискосок виден чернющий при ярком солнце зев пещерки. Людская молва наделяет ее легендами сакрального содержания. Застывший вулкан на Феоленте, до которого рукой подать,—отнюдь не легенда, а научный факт. Как вулкан на Карадаге, а это противоположный конец крымских гор. Феолент похож на своего восточного собрата. На Яшмовом пляже само собой, но даже в Балаклаве, на Ближнем пляже, штормящее море горстями выбрасывает камешки вулканического происхождения. У нас мысок Монах можно принять за осколочек Коктебеля. Его бока как бы из плотно слежавшейся вулканической пыли глубоко изрезаны в течение веков дождевыми потоками. Бедленды (как называют «морщины» земли) присутствуют на акварелях певца Киммерии Максимилиана Волошина. Мы можем любоваться украшением природы—бедлендами—вживую у себя, шагнув за седловину перевала у Спилии.
Крутой спуск дарит новые виды и ощущения. Тропа, которая берет начало у конечной остановки автобуса городского маршрута, хранит следы перемещения человека пешего и, к сожалению, моторизированного, а также диких животных, минимум, десятка видов. Много отдал бы за то, чтобы деликатно, скрытно, не мешая, может, с высоты понаблюдать при луне за жизнью братьев наших меньших. Не тесно даже за порогом большого города, где человек любит, оберегает все живое, которым щедро наделила его природа.
А. КАЛЬКО.
Фото автора.
