Замечательная идея подарить севастопольским театралам к новогодним праздникам «Летучую мышь» была встречена с энтузиазмом. Вопросы стали возникать, когда появились первые афиши, на которых мы не обнаружили имя автора музыки Иоганна Штрауса, зато на ней имеется неизвестный нам екатеринбургский аранжировщик (аранжировщик чего?) Александр Жемчужников.
Скажу, забегая вперед, что кое-что из Штрауса мы все-таки услышали.
В постановке знаменитой оперетты театр пошел своим путем—новаторским. Для работы над спектаклем был приглашен молодой режиссер Сергей Юнганс из Екатеринбургского музыкального театра. Главные роли принципиально(?) были отданы «непоющим» артистам. Приятным исключением оказались Татьяна Сытова и Елена Василевич (Розалинда и Адель). И в самом деле, артистам драмы необязательно уметь петь, но, как оказалось, придется.
По задумке режиссера, всем известное либретто Михаила Вольпина и Николая Эрдмана нужно было приспособить под драматический спектакль. Но «материал» заартачился: он не захотел быть драмой, он требовал музыки.
Вот тут и понадобились услуги аранжировщика! Однако то, что получилось, трудно назвать аранжировкой, это скорее диджейский микс, шумный и нескладный, разрушающий все, что пытался выстроить постановщик. Танцевать и тем более петь под него почти невозможно (надо отдать должное актрисе Татьяне Сытовой, умудрившейся обнаружить в этом хаосе гармонический ряд и чудесно пропеть арию Розалинды).
Ария князя Орловского, прочитанная молодым артистом Петром Котровым в стиле рэп, выглядела довольно стильно. (А что было делать? Здесь требуется серьезный вокал, недоступный актеру. Убрать из спектакля арию невозможно—без нее не получается центральная сцена бала). Кстати, за время первого акта Орловского называли то князем, то графом… Да бог с ним, с этим «чудо-мальчиком» и с его тостом «За огонь во взорах…» В спектакле есть проблема поважнее.
Любовная игра—на ней построена интрига оперетты. Ее воспевал Штраус, ради нее трудились наши комедиографы, сочиняя все эти изящные каламбуры и светские игры. А что же в спектакле? Увы! Светские игры превращены в клоунады, каламбуры—холодны, как лед, а любовь… Была ли она? Или только фальшивые театральные поцелуи и лживые признания?
Может быть, поэтому после первого акта (спектакль идет в трех актах) в зале стало посвободнее, а после второго…
Почему Розалинда из светской кокетки превратилась в гламурную дуру, а Генрих, похоже, более интересуется своим другом Фальком?
Любовь. Может быть, она скрывается в мелодии Мишеля Леграна из «Шербурских зонтиков», которую зачем-то поет Адель? И, надо заметить, этих «зачем-то» в спектакле очень много…
Но есть в нем и то, что достойно восхищения. Это подвижная ажурная декорация в стиле ар-деко, созданная главным художником театра Ириной Сайковской. Она задает настроение, она современна, она динамична и «подстраивается» под любые эклектические маневры автора спектакля.
А вот костюмы кажутся менее удачными. По стилю они балансируют между мюзик-холлом и откровенным цирковым шиком. И совсем странным получилось бальное платье-трансформер у Адели. Впрочем, способ существования актера на сцене вполне оправдывает такой авангардный гардероб. Но зритель, наблюдая этот вычурный праздник, ощущает первые приступы ностальгии по русскому театру.
Классическое либретто претерпело некоторые изменения, но все ключевые сцены, как говорится, налицо. Считается, что в искусстве главное «не что, а как»…
Можно сколько угодно экспериментировать с формой, но герои замечательной оперетты должны оставаться изящными и умными, а музыка короля вальсов не должна бряцать «железными кандалами». Разве не вправе мы желать от артистов искренности и чуть-чуть нежности, когда дело касается отношений между мужчиной и женщиной?! Неужели это устарело?
Но тогда зачем брать классический текст и выкручивать из него «свежие» идеи? Коммерческий подход?
Возможно, новая постановка со временем приобретет своих поклонников (артисты театра не утратили обаяния, они «обживут» и таких персонажей). Но пока, к сожалению, говорить о творческой удаче не приходится. А ведь каждый раз зритель, покупая билет, верит в театральное чудо. Теперь уже немного меньше.
Т. ДОВГАНЬ.