12o
…Предлагаемая задача, пожалуй, достойна отдельного скрупулезного исследования самыми маститыми умами из клана авторитетных отечественных искусствоведов. А именно: какую все же чашу весов перевесит сакральный провидческий дар одного из двух наших самых загадочных мистических живописцев, каких только доселе рождала земля русская? Василий Суриков или Михаил Врубель: кто же? Наш сегодняшний рассказ посвящается первому из них, Василию Ивановичу Сурикову, 170 лет со дня рождения которого отмечается 24 января…
Магический дар мастера
…«Я исчезаю»—таковы были его последние в жизни слова. У надгробия Великого Мастера 6 марта 1916 года горели, не чадя, семь свечей. Как бы семь неопалимых купин, озаряющих средь бела дня сюжеты семи самых знаменитых картин этого загадочного русского художника, о котором его биограф Максимилиан Волошин напишет: «Шел он своей «волчьей» тропой и охотился в одиночку».
И вовсе не «исчез» из эрмитажей народной памяти этот могучий и духом, и даром, и сибирской физической закваской человек… Потому как оставил после себя многоликое замечательное художественное наследие, созданное не просто рукой изумительного живописца, но и гениальным воображением провидца, которому свыше был ниспослан уникальный талант видеть роковые вехи прошлого в порой непостижимо осязаемых деталях… Так что пушкинское «Нет, весь я не умру»—это и о нем тоже…
…Суриков как-то признался, что первый набросок композиции его шедевра—картины «Покорение Сибири Ермаком»—явился ему самым что ни на есть чудесным образом в 1891 году, за четыре года до сигнальной выставки. Это произошло на одной из излучин Камы, когда на крутом повороте из окна скрипучего тарантаса пред глазами художника вдруг открылась на миг вся архитектоника его в будущем потрясающего воображение полотна. А бытовые детали, характерные, в частности, для воинского антуража есаулов атамана Ермака конца XVI века, Суриков добывал со всем присущим ему тщанием уже потом, специально посещая Тобольск, Туру, казачьи станицы Придонья… Срисовывал с натуры лица дончаков, остяков, шлемы, мечи, самопалы, кольчуги… Он писал: «Выискивал последнюю мелочь». И все это было сделано им задолго до прочтения Кунгурской летописи, где достаточно подробно описана историческая битва отряда Ермака с «пегой ордой» сибирского хана Кучума.
Илья Репин как-то сказал: «Самое ценное в Сурикове—глубокая правда мистической поэзии. Картины Сурикова—магические сны. Такого дара ясновидца я не знаю ни в ком из наших художников».
Ему вторит и его собрат по кисти Сергей Маковский: «Он действительно видит прошлое… Его бред кажется вещим».
Поистине, трудно что-либо предметно возразить на эти весьма смелые и спорные высказывания. Потому как строго научного обоснования механизма ясновидения, особенно при погружении в дела давно минувших дней, до сих пор никем не представлено.
В картинах Василия Сурикова порой «накалывали взгляд» такие детали, которые доказательно «всплывали» много-много лет спустя в результате архивных находок. К примеру, одеяние раскольницы боярыни Морозовой, воссозданное Суриковым на одноименном холсте, поражает сочными, колоритными тонами, точным совпадением с реалиями исторического фона. В 1951 году в одном из монастырей Подмосковья был найден рукописный свиток, написанный беспристрастным очевидцем того, как в санях-розвальнях сподвижницу протопопа Аввакума отправляли в ссылку, в Чудов монастырь. И что же на поверку? Провидческий «третий глаз» художника сумел максимально точно разглядеть на боярыне и богатую, с шелковой проймой приволоку—шубку червчатую, и горлатную горностаевую шапку. Всё непостижимо сошлось, поистине, как по писаному…
Французский искусствовед Делинь, увидев впервые это полотно, черным шрифтом выделил в рецензии следующее: «В его картинах он открывается нам как могучий воскрешатель прошлого, которое он реконструирует с верностью учёного».
С «легкой» руки отца……
…Детство Василия Сурикова прошло в дикой по тем временам провинции—в Красноярске. Он родился в старинной казачьей семье, предки которой были выходцами с Дона. В самой первой своей биографии гениальный художник пишет: «Дед мой атаманом был. Со всех сторон я—природный казак».
Совсем нелегким выдался путь Василия Сурикова в стан маститых российских живописцев. В 11 лет он лишился отца. Пришлось бросить гимназию, чтобы зарабатывать на хлеб. В архиве Красноярской губернской управы есть сотни листов различных указов и распоряжений, записанных рукою писца Сурикова…
А рисовать он начал с шести лет, с того дня, когда получил подзатыльник от родителя за то, что «испачкал» брусничным соком три сафьяновых стула…
Его пристрастие к живописи на задворках империи, где само понятие «художник» ассоциировалось не иначе, как с корневым «худо», заметил учитель рисования уездного училища петербуржец Николай Гребнев—поистине счастливая «карта» Сурикова. Как все-таки порой бывает милостивой судьба к природным гениям! Это именно он, его первый наставник, сумел «достучаться» до самого губернатора Красноярской губернии П.Н. Замятина. А тот оплатил все расходы для поступления одаренного юноши в Академию художеств России, назначив ему еще и именную стипендию.
Его незаурядный дар был незамедлительно замечен профессурой главного российского учебного заведения, где выкристаллизовывался талант отечественных мастеров кисти. За картину «Пир Валтасара» Суриков удостаивается престижной первой премии. После этого ему делают лестное предложение принять участие в росписи храма Христа Спасителя.
Это был первый и единственный в его жизни госзаказ, выполненный исключительно из меркантильных соображений. «Для домашних музеев я не поставщик матерьялов»,—как-то в Крыму признался он владелице пансионата…
В 1877 году Суриков оставляет чопорный Петербург и, женившись на внучке декабриста П. Свистунова, Елизавете Шарэ, навсегда поселяется в Москве. Активно участвуя в выставках передвижников, талантливый живописец практически вскоре оказывается наиболее «раскупаемым» российским художником конца XIX века…
…«Как гром грянул»
Однако самым первым оглушительным—на всю страну!—успехом он обязан появлению на 9-й передвижной выставке весной 1881 года знаковой картины «Утро Стрелецкой казни». Илья Репин сразу же определил ее статус: «Могучее полотно. Гордость выставки…»
А дочь П. Третьякова, который без колебаний приобрел эту вещь в свою галерею, Александра Боткина, как бы продолжила мысль Ильи Репина: «Никто не начинал так. Как гром он грянул этим произведением…»
А ведь каким чудесным образом возник замысел его первой грандиозной картины! Обратимся к дневнику самого художника: «Иду я как-то туманным морозным утром по Красной площади, кругом ни души. И вдруг в воображении вспыхнула сцена стрелецкой казни на фоне окровавленных куполов собора Василия Блаженного…»
Заметим: «вспыхнула»! Именно этим словом (правда, по-болгарски—«избухна») баба Ванга обозначила при встрече с автором этого очерка свое «сию-минутное» видение Севастополя на карте мира—Бялград на Синь-море…
…Когда Василий Суриков вчерне оконтурил всю многоплановую композицию этого знаменитого полотна, он на переднем плане по совету Репина мелом нарисовал для пробы уже повешенного на виселице стрельца. Первой его увидела старуха-няня, которая с ужасом всплеснула руками и… рухнула в обморок. И тогда художник немедленно отказался от показа натуралистических деталей умерщвления мятежников. «Пусть Репин своим Иваном Грозным и его сыном народ пугает»,—так ответил он Павлу Третьякову на его вопрос «А где же висельники?»
…Глянем же на это полотно. Здесь рельефно, выпукло ощущается рука великолепного мастера масштабного многопланового произведения. Урез XVII века. Петр Первый казнит мятежных стрельцов. На лицах простых москвичей, родственников осужденных—тяжелейший сострадальческий спазм, катарсис, ожидание казни. Гневный и грозный царь одиноким смотрится, сидя на лошади, на втором плане. Его взгляд исполнен фанатичной мести за непослушание своих слуг. Архитектурный фон полотна—Лобное место, храм Василия Блаженного, багровые стены Московского кремля—все то, что олицетворяет место свершения главных исторических событий и принятия важных государственных решений в Отечестве. А по замыслу творца этой картины все-таки основным вершителем всех дел в государстве остается, в конце концов, народ. Тому порукой—гордость и непокорность во взорах стрельцов, ведомых на эшафот. А специально как бы срезанный купол храма Святой Богородицы—это символ обезглавленного элитного стрелецкого воинства Руси…
Не по течению, а вспять……
Идти наперекор, изумлять окружающих парадоксальностью своих решений и поступков—это сызмальства было стержнем натуры по жизни вольного казака Василия Ивановича Сурикова. Как лучшему из выпускников Академии художеств, ему было предложено поехать за границу—продолжать учебу за казенный счет. Примеров того, когда российские пенсионарии отказывались от такого «подарка судьбы», ничтожно мало. А Суриков решительно отвечает: «Университеты исторической живописи художник обязан постигать у себя на родине…»
Весной 1888 года неожиданно умирает супруга Сурикова. Его горе было безмерным. Казалось, что же такого жизнеутверждающего, полного света и мажора могло в то время выйти из-под кисти оглушенного потерей любимого человека мастера? Но в этом случае внезапно он буквально шокирует близких и друзей. Едет в Сибирь, к родным истокам, и создает искрометную, сверкающую снегом и праздной удалью русского человека картину «Взятие снежного городка». Композиция, отображающая старинную народную забаву, полна красочного разноцветья, что вообще-то несвойственно этому живописцу. Здесь представлены все сословия, их как бы объединяют азарт и бравада…
В облике центральной фигуры на полотне—мужичка на резвом иноходце, штурмующего снежную крепость,—проглядывают черты Василия Сурикова. Он как бы доказывает самому себе, что любое горе следует лечить народными средствами, иногда совершенно немотивированно и спонтанно следуя не по течению, а вспять…
Кстати, в отечественной живописи Суриков по праву считается королем изображения снега. Так же, как и Айвазовский—непревзойденным повелителем стихии морских волн. Снег присутствует почти на всех знаковых исторических полотнах Сурикова, он—олицетворение свежего, хрусткого, сильного начала в русском человеке…
Пожалуй, примеры парадоксальности поступков и устремлений этого загадочного мастера кисти завершим некой сакральной деталью его картины «Степан Разин». Первоначально художник намеревался написать традиционную сцену последней минуты в жизни персидской княжны в волжской «набежавшей волне». Однако верный себе, он отказывается от привычной канвы этого жутковатого эпизода из биографии мятежного атамана. Вроде бы и одержана победа над персами, но на челе вожака мы видим отражение не личной трагедии—потери возлюбленной в угоду злой воли ушкуйников, а глубокую думу о будущем восставшей крестьянской Руси, горькое осознание неизбежности кровавого финала стихийного народного бунта…
Интересно, что в тот день, когда это полотно официально впервые стало экспонироваться на передвижной выставке, ранним утром художник взобрался по лесенке и переписал заново фигуру Степана Разина. В нем стали уже теперь явно проглядывать черты лица самого мастера…
Кстати, кто-то из его собратьев по цеху все-таки поинтересовался: «Почему из композиции «выпала» черноокая красуля?» На что Василий Иванович указал пальцем на одно лишь место на картине: «А вот поглядите—круги по воде расходятся. Срамное дело сделано…» И далее отказался от комментариев…
Кое-что о корневом компоненте……
…Василий Иванович всегда был скуп на откровения, на прилюдные признания чего-то такого, что могло бы нелицеприятно обнажить интимные, а то и слабые струны его души, вообще-то всегда «застегнутой на все пуговицы». И лишь любимому младшему брату Александру он доверялся всецело.
В августе 1907 года Суриков с дочерью Еленой отправляется в Крым. Из Алупки он пишет Саше письмо, в котором признается, что панически боится передвигаться… на автомобилях, предпочитая лошадей. Хотя способ на «железном коне» объехать все достопримечательности Тавриды был явно более дешевым.
В Севастополе на легкой двухколесной тарантайке они с дочерью посетили практически все исторические места. «Очень Севастополь интересен»,—такова концовка его последнего письма брату…
Любопытно, что именно летом 110 лет назад в нашем городе выдался богатейший урожай фруктов. Однако Василий Иванович их «есть вдоволь опасался» ввиду… холеры.
…Остались дневниковые записи и о посещении Суриковым нашей знаменитой Панорамы. Впечатление—огромно. Но самое поразительное, по мнению художника,—это изображение Францем Рубо живого движения ратного строя русских воинов Севского егерского полка под началом неустрашимого генерала Хрулева, который на белом коне устремляется в самую гущу французских воинов, уже было взметнувших свои флаги над батареей Жерве.
…Еще при жизни Василия Сурикова называли «композитором» за гениальную способность на одном историческом полотне скомпоновать множество действующих лиц, причем каждое из них—это индивидуальный характер, раскрывающий различные идеи мастера: страх, смятение, удаль молодецкую, безудержную отвагу, скорбь, тяжелую думу о будущем…
Вот почему Сурикову так пришлось по душе мастерство французского живописца Рубо: в нем он нашел своего собрата по технике создания композиционного стержня картин…
…Задумаемся о корневом компоненте самой фамилии этого гениального живописца. Железный сурик—вещество, обладающее высокой стойкостью к нагреванию. Чем не сибирский характер? А свинцовый сурик красно-оранжевого цвета—вещество, применяемое в качестве пигмента. Обратимся к шедеврам великого мастера. Он традиционно весьма скуп на краски. Багровый и коричневый—его излюбленные тона. Добро и зло. Радость и скорбь. Свет и тень. День и ночь. То есть всё то, что присуще гармонии двустиший в никогда не завершаемой поэме, автором которой является Ее Величество Жизнь…
Леонид СОМОВ.
На снимке: В.И. Суриков.
__________________________________
Как Суриков на старушку напал…
…Полотно «Боярыня Морозова» не шло. Не писалось. Чего-то не хватало, хотя конкретность витала в воздухе, но казалась призрачной. Как-то в окно Суриков вдруг увидел на улице медленно идущую убогую старуху-богомолку с клюкой-посохом. Не помня себя, он вскочил и вскоре нагнал ничего не подозревающую нищенку у церковной паперти. «Бабушка, бабушка, отдай посох!» Старушка перепугалась насмерть и швырнула палку в сторону «разбойника». Художник вручил ей пять рублей и, торжествуя, вернулся домой. Вскоре на картине появилась фигура странника с посохом в руках. Работа пошла…
__________________________________
«Фрак вам в руки!»
…Как-то Сурикову принесли приглашение от какого-то вельможи на открытие дворца. В сопроводительной записке значилось: «Дамы должны явиться в вечерних платьях, а мужчины—во фраках». «Мало им Сурикова!»—в сердцах воскликнул художник. Он позвал слугу, приказал ему уложить свернутый фрак в большую коробку, а сверху «украсить» его своей визиткой. «Немедленно все это отправить князю Н,—сказал он, повторив:—Вишь ты, мало им Сурикова!»
__________________________________
Выклянчили…
…Как-то в Алупке, на даче госпожи Сабашниковой, Сурикову представили двух молодых барышень из Петербурга. Они оказались фанатичными поклонницами его таланта. Не проходило и дня, чтобы Аннушка и Татьяна не умоляли мэтра что-нибудь хотя бы одним росчерком кисти подарить им на память. Суриков не любил исполнять прихоти малознакомых ему людей и решительно отказывался сделать для девушек рисуночный автограф. Но вот подошел последний день его пребывания в Алупке. И вновь обе девушки проявили назойливую настойчивость. «Извольте,—вдруг сдался он.—Всего пару минут…» И действительно, через короткое время художник вышел из своей комнаты, держа в руках две тарелки, накрытые салфетками. «Вам я нарисовал абрикосовую ветку с утренней росой»,—сказал он, обращаясь к Анне. «А вам—свежайший чудесный персик, как вон в той вазе»,—устремив свой взгляд в сторону ее подруги, сказал художник, непонятно чему улыбаясь. Через мгновение с ужимками фокусника он сдернул обе салфетки. Трудно описать всю гамму чувств на лицах молодых фанаток монументальной исторической живописи. На тарелках лежали два белоснежных персика, украшенных рисунками, выполненными рукой мастера…
__________________________________
Глаза бы на нее не смотрели…
…Как-то в гостях на званом обеде в 1910 году Суриков решительно отодвинул кресло и, шокируя окружающих, демонстративно встал. «Прошу меня извинить,—сказал он, обращаясь к хозяйке салона,—однако я решительно не могу терпеть индейку». «Почему же?»—растерянно спросила она его. «Потому что вживую это очень некрасивая, просто нефотогеничная птица»,—огорошил всех гостей Суриков и откланялся…
