23o
Владимир Левин—из тех солдат, которые с боями прошли всю Великую Отечественную войну. Его вклад в Победу—достойный пример служения народу великой страны. Когда в далеком от западных границ Советского Союза селе Марксовка, что в Азербайджане, прозвучало по радио: «Война!», статный среднего роста 34-летний здоровяк-колхозник В. Левин в тот же день сказал жене: «Нюра, собери мне вещи, еду какую-нибудь, пойду в военкомат».
…Сначала его отправили в Иран. Но 
когда на Керченском полуострове 28 января 1942 года был создан новый Крымский фронт, потребовались резервы. Как удалось Левину известить семью о том, что его воинский эшелон пройдет через родную станцию Акстафа, одному Богу известно. Все сельчане с детьми столпились тогда вдоль железнодорожного полотна, по которому должен был пройти этот поезд. Они надеялись, что на станционном пути эшелон сбавит ход и все увидят родные лица. Но эшелон приближался на полном ходу. Пронзительный паровозный гудок резал слух и держал людей в тревожном напряжении.
Двери теплушек были раздвинуты настежь. Красноармейцы плотными рядами стояли у проемов дверей, облокотившись на поперечную доску. Когда эшелон поравнялся с людьми, из одного вагона раздался крик: «Нюра!», затем оттуда вылетел небольшой мешочек с надписью на нем «Левиной». Поезд, оглушительно простучав колесами по стыкам рельсов, умчался дальше, оставляя за собой черный шлейф едкого паровозного дыма и последние надежды. Когда открыли мешочек, то в нем оказались изюм и маленький серебряный кувшинчик искусной работы иранского мастера. Как развивались события дальше, Владимир Григорьевич рассказывал уже после войны:
—Довезли нас до Темрюка, переправили на Керченский полуостров. Керчь была освобождена нашими войсками, а мы заняли позиции на Ак-Монайском перешейке в составе 47-й армии. Её сформировали в Закавказье, и потому в ней было много людей, которые не говорили по-русски. Но я свободно разговаривал по-азербайджански. Раздали нам винтовки, но всем патронов не хватило. Снабженцы, видимо, не справлялись со своей задачей. Мы воевали, как могли. Авиация немцев господствовала в воздухе. Наше наступление, начавшееся в конце февраля 1942 года, захлебнулось, а 8 мая после ожесточенной бомбежки противник прорвал Крымский фронт и стал теснить оборонявшиеся части в сторону Керчи. Мы отходили с кровопролитными боями к местам переправ, а уже 15 мая город был захвачен врагом.
Когда я со своими товарищами оказался у кромки воды, берег сотрясали бомбовые разрывы. Мест на отходящем мотоботе нам не досталось. Тогда мы вшестером уселись в первую попавшуюся рыбачью лодку и отчалили. Немецкие самолеты охотились за каждым плавсредством. Вскоре один «мессер» на бреющем полете обстрелял и нас. Троих убил сразу, а лодку изрешетил так, что она наполнилась водой и двигаться больше не могла. Поплыли, кто как может. На мое счастье, по пути мне попалось какое-то бревно. Я ухватился за него, так и доплыл до косы Чушки. Хорошо, что не вынесло течением в Черное море. Выполз я через несколько часов, обессиленный, на пологий песчаный берег и долго лежал ничком, отдыхая и еще не веря, что мне удалось выбраться из кипящего водяного ада. Потом поднялся и побрел на северо-восток искать своих. Все мои документы, на счастье, были при мне. Они только намокли в кармане гимнастерки.
Во время нового формирования определили меня в разведроту. Сказали: «Ты выносливый и к тому же охотник». Так всю оборону Кавказа я и провоевал в разведке. Присвоили мне звание сержанта и назначили командовать отделением.
Помню первую свою вылазку через линию фронта за «языком». Стояла темная ночь. Но вскоре я заметил часового. Взял в правую руку финку, осторожно подкрался к нему и нанес сильный удар в горло. Я услышал только глухой короткий всхлип, и человек осел. «Языка» мы тогда взяли, но я после этого не мог видеть кровь. Однако приходилось делать то, чего требовала война…
Потом Левина после краткосрочных фронтовых курсов перевели в минеры. Эта боевая работа была сродни работе разведчиков и права на ошибку не давала. В боях по освобождению Кубани и Тамани осенью 1943 года его часть стала гвардейской.
Обо всем этом мне рассказывал в 1973 году Владимир Григорьевич во время его очередного приезда в Севастополь. Он собирался навестить свою приемную дочь и внуков.
—Поздней осенью сорок третьего наш батальон минеров с другими частями 56-й армии высадился на Керченский полуостров. Мы выбили немцев из укреплений на побережье и создали там надежный плацдарм. А когда получили пополнение, продвинулись дальше, в глубь обороны врага, и с боями прорвались в восточный район Керчи, где и остались. Враг еще был силен. Из войск Северо-Кавказского фронта создали отдельную Приморскую армию. В нее вошли и наши 15-й и 17-й отдельные гвардейские Краснознаменные мото-штурмовые инженерно-саперные батальоны. Только 11 апреля 1944 года мы освободили Керчь.
Вот что интересно. Там, у берега пролива, нам на глаза попались штабеля шпал, балок, свай и железобетонные конструкции, огромное количество мешков с цементом, рельсы. Наши командиры поговаривали, что все это было приготовлено немцами для строительства моста через пролив…
Как теперь стало известно, немцы действительно собирались строить мост и должны были закончить его до конца лета 1944 года. Но стремительное наступление советских войск нарушило их планы.
Гвардии старшина Владимир Левин освобождал и Севастополь в составе 15-го гвардейского батальона минеров, пройдя с боями по пятам врага от Керчи до истерзанного фашистами города русской славы.
После освобождения Крыма Приморскую армию оставили охранять полуостров, а некоторые соединения перевели в распоряжение других направлений. Левин оказался на 1-м Украинском фронте и вместе со своим 15-м гвардейским батальоном минеров освобождал города Правобережной Украины от фашистских захватчиков. С жестокими боями прошел гвардии старшина Левин и южную Польшу, форсировал реки Сан и Вислу, освобождал вторую польскую столицу—город Краков. В конце войны он участвовал в прорыве сильно укрепленной и глубокоэшелонированной обороны немцев на реке Нейсе, а 2 мая 1945 года дошел до Берлина. Но на этом боевой путь минера-гвардейца не закончился. Победными вехами его боевой биографии стали участие в операциях по овладению городами Бреслау и Дрезденом 7 и 8 мая и освобождению столицы Чехословакии Праги.
Ратные подвиги В. Левина отмечены заслуженными в боях медалями солдатской славы: «За отвагу», «За оборону Кавказа», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», орденом Отечественной войны II степени, гвардейским знаком отличия, двумя Благодарственными грамотами Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза И. Сталина и, конечно же, медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» А два тяжелых ранения, после которых он снова возвращался в строй, оставили на теле воина жестокие следы.
После войны уволенный в запас гвардеец вернулся в свою Марксовку и сразу же возглавил многонациональный колхоз. Через год после окончания войны у фронтовика родилась вторая дочь. Следуя долгу памяти своей родственницы, он потом удочерил и усыновил двух ее осиротевших детей (мальчика и девочку) и всем им без деления на «своих» и «чужих» дал достойное высшее и среднее техническое образование.
Председатель колхоза, проявив незаурядные организаторские способности, поднял свое хозяйство на такой уровень, что сельчане не только выполнили план госпоставок, но и смогли создать резерв различной продукции. Для боевого гвардии старшины было делом чести отдать людям на трудодни то, что они заслужили после мытарств военных лет. Он так и сделал.
Но районному начальству это не понравилось. Оно, вероятно, считало, что председатель обязан был все отдать государству, а люди как-нибудь проживут на подсобном хозяйстве. И принято было решение: арестовать «непокорного» председателя. Но авторитет у честного перед своими колхозниками руководителя был насколько высок, что накануне ареста, вечером, к нему пришел работник из властной структуры, азербайджанец, и сказал: «Левин-даи, завтра придем тебя брать» (даи—дядя, уважительное обращение, азербайдж.).
—Нюра,—решительно сказал он, как тогда, когда уходил на войну,—собери мне вещи, займи денег у Матрены, поеду в Баку.
—Володя, ну куда ты на ночь глядя поедешь? Придут завтра, разберутся. Ведь ты себе лишнего ничего не взял и никого не обидел,—опять запричитала жена.
—Знаешь, Аня, когда посадят за решетку, оттуда ничего не докажешь,—веско аргументировал председатель, взял вещи и ночным поездом уехал в столицу Азербайджана.
Утром к нему домой пришли люди в штатском и вооруженный милиционер.
—Где хозяин?—строго спросили они жену.
—Не знаю,—ответила испуганная женщина,—был вечером дома, рано утром куда-то ушел.
А бравый гвардии старшина достучался в Баку до зампрокурора республики и все ему без утайки рассказал. Ахмед Ахмедович разобрался в деле и позвонил кому надо в райцентр. «Председатель прав, поступил по закону и по-человечески. Его не трогать!»—завершил он телефонный разговор.
—Езжай домой, Левин, и работай дальше для государства и для людей,—сказал ему высокий начальник.
И еще долго, пока хватало сил, бывший фронтовик успешно руководил колхозом в Марксовке, где и остался навечно, уйдя от нас от развившейся гангрены как последствия тяжелого ранения в годы войны.
Когда Владимир Григорьевич приезжал в Севастополь погостить, то обязательно, взяв с собой внуков, вместе с автором этих строк ездил на Сапун-гору. Там, у мраморной плиты, на которой высечены слова «15, 17 гвардейские батальоны минеров», он долго стоял молча, и слезы горечи медленно текли по его рано состарившемуся лицу.
Кровавые события в Азербайджане конца «перестроечных» лет разбросали по России его уже постаревших детей и взрослых внучек с правнуками. Но все родные и люди, знавшие Владимира Левина, 9 Мая скорбно склоняют голову перед вечной памятью гвардии старшины. Поклон ему и великая благодарность за воинский и человеческий подвиг.
А. ТУМАРОВ.
