9o
К 100-летию принятия Декрета Совета народных комиссаров «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» (по документам ГКУ «Архив города Севастополя»).
В 2018 году исполняется 100 лет со дня принятия Советом народных комиссаров РСФСР декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Этот нормативный акт был принят 2 февраля 1918 года, вступил в силу в день публикации в средствах массовой информации—5 февраля 1918 года. Его появление граждане РСФСР восприняли неоднозначно. Большая часть духовенства, верующих встретили декрет настороженно, ожидая, что на местах органы исполнительной власти его положения будут применять для подрыва влияния церкви, полного ее искоренения из жизни и сознания общества. Но были и те, кто в принятии такого декрета увидел возможность обретения долгожданной свободы церкви от государства, отказа от наследия феодальной традиции единства светской и духовной власти в лице одного самодержца, исполнились веры в то, что с введением декрета будет устранено неравенство в правах и положении в обществе всех конфессий, их разделение на так называемые «привилегированные» (православие), «терпимые» (католичество, лютеранство, мусульманство) и «гонимые» (иудаизм).
В архиве Севастополя хранятся 130 дел, по документам которых можно четко проследить основные этапы и методологию внедрения в жизнь в 1920-1930 годы в нашем городе декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», создание и окончательную ликвидацию в Севастополе объединений верующих всех религиозных конфессий и течений.
Группа верующих в количестве двадцати и более человек регистрировалась как религиозное общество (так называемая «двадцатка»). Это позволяло им получить в пользование культовые здания и сооружения, специально построенные для проведения богослужения (храм, собор, церковь, мечеть, синагога, кенаса, кирха и другие). Группа верующих в количестве менее двадцати человек проходила регистрацию в качестве религиозной группы. Такой статус давал им право получить во временное пользование только молельные дома—приспособленные для проведения богослужения дома или помещения.
Вопросами регулирования деятельности религиозных обществ и групп на местах занимался Церковный стол—специально созданный при исполкоме горсовета отдел. В 1925 году Церковные столы при исполкомах были преобразованы в Столы религиозных культов, затем—в Церковно-административные отделы.
Поскольку все имущество религиозных обществ и групп на основании декрета было объявлено «народным достоянием», получить в «бесплатное и бессрочное» пользование культовые здания, предметы, имущество, еще недавно им принадлежавшие и по-прежнему необходимые для проведения богослужения, верующие могли теперь только «по особым постановлениям местной или центральной государственной власти».
В 1922 году была введена обязательная ежегодная регистрация религиозных обществ и групп. К типовому договору они должны были представить (в трех экземплярах) устав, список всех членов «двадцатки» с указанием подробных сведений о рождении, проживании, роде занятий и т.д. на каждого прихожанина, протокол собрания, анкету общества, паспорт на культовое здание, списки имущества, списки особо ценных предметов и другие документы. Бланки договора, анкеты, паспорта, отпечатанные типографским способом, представитель общества мог приобрести только в Церковном столе. При прохождении этого сложного многоступенчатого и дорогостоящего процесса регистрации верующие, лишенные в результате «национализации» земельных участков, недвижимости, банковских вкладов, пожертвований состоятельных прихожан и других прежних стабильных источников финансирования своей деятельности, на начальном этапе пытались любыми способами обойти бюрократические препоны и максимально сократить свои расходы.
Так, 27 августа 1923 года религиозное общество при римско-католическом костеле обратилось с просьбой в Церковный стол разрешить им купить анкету в одном экземпляре, а «…остальные напечатать на пишущей машинке и заполнить их, т.к. нам кажется, что важны не печатные бланки, а только ответы на них. Основание этой просьбы—отсутствие средств на плату за бланки…» Через два дня на заявление севастопольских католиков последовала резолюция: «Отказать».
Далеко не всегда представители исполнительной власти в Севастополе (и в силу собственного низкого образовательного уровня, и по причине отсутствия четких понятных инструкций из центра) могли предоставить верующим грамотные консультации и разъяснение правил заполнения типовых бланков, терпеливо и уважительно ответить на их практические вопросы о реализации положений декрета на местах.
В 1923 году большой резонанс во всех вышестоящих городских и республиканских инстанциях вызвал случай отказа от прохождения регистрации верующих Покровского собора, одного из самых больших в городе по численности прихожан религиозного общества. Свою «беседу» с представителем Приходского совета Покровского собора 23 августа 1923 года очень эмоционально описал в рапорте заведующий Церковным столом Севастопольского исполкома Канавин (стиль, орфография и пунктуация приведены по документу.—Авт.): «Сего числа ко мне явился председатель Приходского Совета Покровского Собора, по вызову о выборке анкет для заполнения лицами подписавшими договор с Отделом Управления, на мой вопрос «в чем дело»—он ответил, что пришел справиться кто должен заполнить анкеты. Я ответил, лица подписавшие договор. Он в свою очередь возразил «на каком основании». Я ответил согласно инструкции НКВД о регистрации, распоряжение центра. Он резко меня спросил, а покажите мне распоряжение». Чуть не послав его к черту я ответил ему, что показывать ничего не буду для Вас основание отношение Отдела Управления. Тогда мы (исправлено чернилами фиолетового цвета на «я».—Авт.) анкеты брать не будем (исправлено чернилами фиолетового цвета на «буду».—Авт.). А отношение Отуправ считаю незаконным требованием. С тем и ушел».
Религиозное общество при Покровском соборе регистрацию прошло только в конце 1923 года. Однако оргвыводы в Севастополе сделали, и на должность руководителя Церковного стола был назначен А. Быков, в действиях и решениях которого по отдельным документам четко прослеживается как высокий уровень образования и общей культуры, так и уважительное отношение к верующим, стремление оказывать содействие в выполнении ими всех требований, предъявлявшихся органами законодательной и исполнительной власти к религиозным обществам и группам все чаще и жестче.
Тем не менее 16 православных храмов и церквей, две еврейские синагоги к концу 1924 года регистрацию не прошли и были закрыты.
С 1922 года религиозным обществам и группам было вменено в обязанность ежегодно заключать договор с «Госстрахом» на страхование от пожара переданного им в пользование имущества. Изначально это требование распространялось только на здания и сооружения. Церковный инвентарь, предметы культа верующим предлагали страховать на их собственное усмотрение, в добровольном порядке; позже и этот вид страхования стал обязательным.
14 декабря 1930 года Севастопольский горфинотдел обратился в административный отдел исполкома Севастопольского горсовета с просьбой «на основании существующих законоположений немедленно принять меры к расторжению договора…» из-за «неуплаты группой верующих, арендующих Караимскую кенасу на ул. Карла Маркса… в г. Севастополе, недоимки по страхованию до 30 декабря 1931-го… Сумма недоимки выражается в размере 56 руб. 96 коп.».
По «случайному» стечению обстоятельств еще раньше, 1 мая 1930 года, в отдел коммунального хозяйства исполкома Севастопольского горсовета поступил запрос заведующего Церковным столом следующего содержания: «Вследствие ходатайства Реввоенсовета Морских Сил Чер. моря (Морские Силы Черного моря—название Черноморского флота, принятое в 1921-1935 гг.—Авт.) о предоставлении под спортбазу помещения быв. Караимской кенасы, ОКХ просит сообщить, предполагается ли и когда именно передача помещения Караимской кенасы в наше ведение. Помещение это необходимо главной Севморбазе для работ по физподготовке, имеющей огромное значение для боевой подготовки…» 5 февраля 1931 года Президиум ЦИК Крымской АССР постановил: «…Караимскую кенасу в гор. Севастополе ликвидировать ввиду требования трудящихся и отказа религиозного общества от пользования. Здание использовать под клуб караимов, татар и крымчаков».
Еще одним инструментом решения «церковного вопроса» стали обязательные для исполнения акты комиссий по пожарной безопасности, по обследованию состояния зданий и сооружений на предмет проведения ремонта. Так как по условиям договора верующие отвечали за сохранность вверенного им в пользование «народного» имущества, на свои средства осуществляли все мероприятия по содержанию и ремонту зданий, благоустройству прилегающей территории, обеспечению противопожарной безопасности, неукоснительное исполнение всех требований комиссий подрывало финансово-экономическое положение религиозных обществ и групп, саму материальную основу их деятельности.
Показательным в этом отношении является письмо административно-организационного управления ЦИК Крымского совета рабочих, крестьянских, красноармейских и военморских депутатов начальнику Севастопольского административного милицейского отдела, написанное 25 ноября 1928 года, распечатанное всего в 11 экземплярах и разосланное всем городским, районным исполкомам с грифом «Совершенно секретно» и отметкой «Только лично». Текст этого примечательного документа приведем с некоторыми сокращениями: «Представленные вами акты пожарно-санитарной и технической комиссии по осмотру культовых зданий г. Севастополя крайне слабы и недостаточны… Админ. отдел АОУ КрымЦИКа усматривает в этих фактах недопонимание задач админ. органов в области осуществления декрета об отделения церкви от государства… Необходимо иметь в виду, что циркуляры… о порядке предъявления ремонтов и др. открывают большие перспективы по части свертывания культовых зданий. Использование этих циркуляров на деле бьет по самому чувствительному месту религ. организации—по материальному—и ведет к их разложению…»
К 1930 году инструментарий в виде различных нормативных актов, представленный из центра органам исполнительной власти Крымской АССР и Севастополя, стал достаточно полным и совершенным для реализации основной негласной задачи декрета—закрытия и полной ликвидации всех религиозных обществ и групп, формирования обстановки всеобщего одобрения этой политики государства подавляющим большинством гражданского общества.
Кроме «законных» мер прямого ограничения деятельности религиозных обществ и групп активно применялось и морально-психологическое воздействие на верующих: лишение избирательных прав и, как следствие этого,—увольнение с работы, лишение продовольственного пайка и хлебной карточки, принудительное выселение из города, давление через атеистически настроенных членов семьи, добровольно-принудительное написание верующими заявлений о выходе из состава «двадцатки», что делало состав общества или группы неполным и автоматически становилось основанием для расторжения договора и т.д.
Темой для отдельного исследования являются репрессии по отношению к служителям культа независимо от их принадлежности к той или иной конфессии: принудительное написание однотипных заявлений об отречении от сана с обязательной публикацией развернутых «покаянных» писем в средствах массовой информации, физическая расправа, арест, осуждение к срокам тюремного заключения, расстрел.
В итоге на 1 декабря 1930 года в Севастополе (включая сельские районы) прекратили свою деятельность еще 15 православных храмов и церквей, одна крымчакская синагога, одна мусульманская мечеть, одна армянская церковь, одна караимская кенаса, все три православных монастыря, расположенных на территории Севастополя: Балаклавский Георгиевский, Херсонесский Св. Владимира, Инкерманский Св. Климента.
Декларируя законодательным актом обязательство государства не вмешиваться в дела церкви, защищать право каждого гражданина Советской республики на свободу совести, вероисповедания, на практике органы исполнительной власти на местах год от года, на протяжении без малого двух десятилетий проводили политику подрыва экономических и социальных опор церкви, полного ее искоренения из жизни общества, вытравливания из общественного сознания самой потребности обращаться к духовным постулатам и замещения их новой верой—верой в построение нового общества, стремлением воспитать человека новой формации.
Изучение документов 1920- 1930 гг. из архивного собрания Севастополя сегодня, спустя 100 лет со дня принятия декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», поможет осознать, сколько еще предстоит сделать современному обществу, чтобы провозглашенные в 1918 году прогрессивные, по сути своей, принципы и положения нашли истинное и реальное воплощение на практике, чтобы сохранялось и воспитывалось в обществе гуманное, бережное, уважительное отношение к чувствам верующих, к естественному праву каждого гражданина на свободу совести и вероисповедания.
М. СОЛОВЬЕВА, главный архивист отдела информации и использования документов ГКУ «Архив города Севастополя».
