9o
29 октября 1941 года командующий войсками Крыма вице-адмирал Г.И. Левченко директивно выдвинул ряд главных задач, которые были поставлены перед Черноморским флотом, поскольку стало известно о том, что возглавляющий 11-ю немецкую армию будущий генерал-фельдмаршал Э. Манштейн решил взять Севастополь с ходу, как говорится, сабельным ударом. Ввиду этого перед защитниками города-героя Севастополя встала задача немедленно занять сухопутный обвод главной базы, выделить часть прикрытия на рубежах р. Альмы, сформировать подвижную мотобригаду.
На совещании командиров всех подразделений Севастопольского оборонительного района 29 октября 1941 года заместитель командующего Черноморским флотом по обороне главной базы контр-адмирал Г.В. Жуков приказом № 02 ввел в нашем городе осадное положение с 30.10.1941 г. Примечательно, что в заключение этого знакового совещания все присутствующие услышали из динамика такую всем знакомую, традиционно пронзительно одушевляющую дух русского воинства мелодию песни «Варяг»…
В любые эпохи наряду с применением различного рода оружия народ гениально исторгал из глубин своего сердца ту единственную и неповторимую Песнь—удивительно гармоничный и чарующий сплав мелодии и слов, которая брала в плен души ратников, обороняющих Отчизну, и, сея страх, повергала в панику поработителей. Так уж случилось, что многие из этих наших неповторимых песен с набатно звучащей, парализующей равнодушие музыкой несли в истоках своих и в дальнейшем течении по реке времени печать далеко не простых судеб, злых капризов вождей и политиканов, своеволия и беспамятства чиновников от идеологии и культуры. Сегодня мы расскажем о нелегких путях-дорогах к величавой вершине звания «Народная песня» трех наших замечательных патриотических гимнов.
«Варяг»
…Начало XX века. 27 января 1904 года увидел свет манифест императора Николая II о войне с Японией. В этот же день на рейде корейского порта Чемульпо российский крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец», пытаясь прорваться в Порт-Артур, вступили в бой с превосходящими силами японской эскадры под руководством контр-адмирала Уриу. Нет смысла пересказывать эти героические и такие уже далекие от нас события. «Варяг» по воле отважно сражающегося, нанесшего серьезный урон врагу и истекающего кровью экипажа был потоплен, вызвав искреннее восхищение даже флотской элиты самураев. Однако кое-какие факты этого боя и в России, и в Европе были истолкованы превратно. В морском ведомстве в Санкт-Петербурге поспешили открыть дело на командира «Варяга», капитана 1 ранга Руднева, с формулировкой «О порче казенного имущества». А во многих газетах Европы появились статьи о том, как героически погиб практически весь экипаж «Варяга». На самом же деле в результате расстрела русского крейсера на нем погибли 32 человека, тогда как по штатной росписи на нем числилось около шести сотен офицеров и матросов.28 января 1904 года известие о гибели отважных «варяжцев» в берлинском журнале «Аукцион» прочел немецкий поэт Рудольф Грейнц, и спустя несколько дней, пораженный величием русского духа, он написал свое знаменитое стихотворение «Наверх, вы, товарищи, все по местам!» Спустя 2,5 недели жена профессора-германиста Санкт-Петербургского университета Елена Студенская перевела текст Рудольфа Грейнца, и патриотическое стихотворение начало свое триумфальное шествие по городам и весям необъятной российской державы. В Санкт-Петербурге, на перроне Николаевского вокзала, в огромной толпе встречающих поезд из Севастополя с героями «Варяга» и канонерки «Кореец» был и музыкант 12-го гренадерского Астраханского полка А.С. Турищев. Он, никому неизвестный дотоле композитор, и сочинил мелодию к «Варягу», так глубоко запавшую в души, почитай, трех поколений россиян и нас, населяющих ныне постсоветское пространство.Но вот в чем, как говорится, фокус. Во-первых, художественная «правда» о том, что все «варяжцы» «умерли под волнами», под флером поэтического обобщения в фокусе народного сознания действительно стала непререкаемой истиной. Именно она, эта «не совсем правда», и формировала в 1904-1905 годах в обстановке проигранной войны с Японией иллюзию социальной ценности, возвышающей дух народный.Во-вторых, из воспоминаний и документов явно следует, что сами «варяжцы», действительно проявившие стойкость духа и героизм, далеко не однозначно воспринимали букву (но не дух!) песни «Гибель «Варяга». Как свидетельствует Интернет, «они были не виноваты в том, что морской символ оказался не таким чистым, как их имена. Такова воля провидения».В чем же были в большинстве своем не согласны с песней многие из героического экипажа? Есть смысл привести, так сказать, пример из собственной журналистской практики. В 1965 году, находясь во Владивостоке на трехмесячной «преддипломке», я получил задание от своего редактора срочно лететь в Петропавловск-Камчатский и взять интервью (с фотографией, мол, помогут местные газетчики) у одного из доживших до 60-летия русско-японской войны членов экипажа «Варяга»—комендора крейсера А.В. Кудрявцева. Соль в том, что он, по архивным данным, являлся уроженцем Владивостока… И вот мы сидим с розовощеким бородатым ветераном в его просторной комнате с видом на капризный излом Авачинской губы, потягиваем крепкий чаек с ромом и рассматриваем газетные вырезки, госпитальные снимки (он был ранен), Георгиевский крест, который вручили Андрею Васильевичу на торжественном обеде в Зимнем дворце, редчайшую ныне медаль «За бой «Варяга» и «Корейца» и массивные серебряные часы—подарок от думцев Санкт-Петербурга….Неспешно движется разговор. Мой собеседник оживляется, когда узнает, что я, молодой журналист, родом из Севастополя: «…Как же, как же, хорошо помню, как нам устроили севастопольцы отменную встречу на «Святом Николае». Поди ж, через половину Расеи до Петербурха оттоль уже на поезде ехали. А встречали в Севастополе истинно знатно. У Константиновского рифа за поворотным бакеном в нашу честь подняли сигнал «Привет храбрым!» У многих появились слезы на глазах…»…Но вернемся к песне. Главное возражение у Кудрявцева к ней, ставшей, по сути, первым русским национально-патриотическим гимном, состояло в том, что «мы, в большинстве своем оставшиеся в живых, поровну горько воспринимали всегда и гибель товарищей, и гибель славного нашего «Варяга». И Андрей Васильевич на память продиктовал редчайший вариант, выходит, ходившего некогда в народе обрывка песни:Не думали мы о «Варяге» вчера,Что нынче уснет под волнами…Это он—о родном корабле, кстати…И последнее. В 1967 году в Москве в Военном издательстве Минобороны СССР вышел «Песенник». Под названием «Варяг» значится: «Русская народная песня». Она поистине, конечно же, стала народной. Но историческая справедливость требует сегодня называть в полном титуле имена ее настоящих создателей…
«Священная война»
Великие муки принесла советским людям Великая Отечественная война. 24 июня 1941 года на 1-й странице «Известий» появилось стихотворение В.И. Лебедева-Кумача «Священная война». Уже на следующий день руководитель Краснознаменного ансамбля песни и пляски РККА Александр Александров, потрясенный величием и грозной поэтикой чеканных, рвущих душу строф, написал к ним музыку.
Кажется, добавлять к этому нечего. Но сегодня уже стало известно, что Иосиф Сталин еще зимой 1941 года дал задание руководству Военной комиссии (№ 631) правления Союза писателей СССР создать такую Песню, с которой советский народ в, возможно, скоро навязанной нам войне с германским фашизмом сможет обрести величие духа и получить в руки настоящее Оружие.
В Главное политическое управление Военной комиссией были представлены пять-шесть таких стихотворений, и якобы лучшим было признано произведение Василия Лебедева под названием «Священная война».
27 июня 1941 года на Белорусском вокзале она как песня впервые была исполнена вослед уходящим на фронт москвичам. Песню исполняли пять раз! И она действительно служила могучим Оружием для нашего народа в период всей Великой Отечественной войны.
…Прошло 50 лет. И вот в шестом номере московского журнала «Столица» был обнародован истинный смысл авторства торжественно-чеканных слов «Священной войны». Она, оказывается, была сочинена потомком обрусевших немецких баронов, учителем древних языков Александром де Боде еще в 1916 году, в апофеозе Первой мировой войны. Он, как и многие «русские гугеноты», с волнением рассказывал детям на уроках отечественной словесности в г. Рыбинске о том, как храбро сражались русские воины в Галиции, о горьких уроках поражения союзников по Антанте в Сербии, о покорении Трапезунда. Именно тогда и родились в основе своей почти потом не измененные строки знаменитой в будущем песни.
В будущем—потому что она так и пролежала без «воодушевления» в ящике письменного стола Александра Боде целых 25 лет (частицой де пришлось ее автору поступиться при крещении, так как Александр Боде женился на православной Надежде Жихаревой).
…Последние несколько лет жизни (с 1934-го по 1939 г.) Александр Боде прожил в дачном поселке Кратово под Москвой. В 1937 году он уже явственно осознавал, что война с Германией неизбежна, а его силы, между тем, убавляются. Из воспоминаний его дочери Зинаиды: «Считая поэта-песенника В.И. Лебедева-Кумача большим патриотом, отец решил послать ему свою «Священную войну». Письмо со словами и мотивом песни было отправлено в конце 1937 года, но ответа не было. В январе 1939 г. отец умер…»
Судя по крупицам скупых намеков на истинные обстоятельства, дело далее обстояло, видимо, так. В апреле 1941 года Василий Лебедев-Кумач, прямо скажем, всенародно признанный к тому времени поэт-песенник, баловень советской эстрады, скорее всего все же представил на суд Главного политуправления песню, сочиненную Александром Боде. Упрекать В. Лебедева сегодня в прямом плагиате некорректно, ибо многие поколения советских людей воспитаны на его хотя и незатейливых, но знакомых, бодрых, полных оптимизма песнях: «Москва майская», «Спортивный марш», «Веселый ветер», наконец, утесовское «Удивительный вопрос…»
До сведения Сталина, имевшего, по свидетельству патриарха режиссуры оперы в России Бориса Покровского, «отменный слух», этот вариант, несомненно, был доведен.
Что же сказал своему явному фавориту при встрече Главный цензор России? Явному фавориту хотя бы потому, что никто из советских бывших на виду людей не был репрессирован при Сталине, если в графе «происхождение» значилось «сын сапожника»… Вождь еще раз поздравил поэта с присуждением ему Сталинской премии II степени и задумчиво спросил: «А вы, товарищ Кумач, знаете, какое было отчество у немецкого поэта Боде?»
И более—ничего. То есть этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы, когда пробил час, обреченная на величайшую народную отзывчивость песня под авторством именно Василия Лебедева-Кумача стала вдохновляющим советских людей ратным патриотическим гимном.
А ларчик открывался просто. Отчество у Александра Боде было очень даже «неугодным»—Адольфович… Мы, кстати, должны помнить, что по воле «отца народов» в предвоенное и послевоенное время перекраивались целые литературные произведения. Например, в преддверии Великой Отечественной войны Алексею Толстому была просто-таки заказана пьеса «Орел и орлица». Сталин после внимательного прочтения этой вещи дал такой совет автору: «Требуется более широкое освещение государственной деятельности Ивана Грозного и смысла введения им опричнины». То есть Иосифу Сталину требовались идеологические допинги-подпорки для установления еще большего масштаба культа личности, для авторитетности такого мощного аппарата государственного насилия, каким уже был НКВД в преддверии неминуемой грядущей войны с германским фашизмом.
…Вернемся опять-таки к песне. После слов «вставай на смертный бой» у Александра Боде шли строчки: «С германской силой темною, с тевтонскою ордой». Коренные слова Лебедевым были заменены на «фашистской» и соответственно—«проклятою», а куплет «Пойдем ломить мы силою, всем сердцем, всей душой за землю нашу милую, за русский край родной» был вычеркнут вообще. Вместо него появилось:
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
Минуло чуть более четверти века. И вот в уже упомянутом нами «Песеннике» в 1967 году была опубликована несколько обновленная «Священная война». (Впрочем, опять же без возвращения истинного авторства Александру Боде).
Перед последним припевом редакторы сборника все-таки восстановили историческую справедливость и впечатали исконный куплет, начинающийся словами «пойдем ломить мы силою». Правда, вместо последней строки «за русский край родной» ненавязчиво так всплыла четче «сориентированная по советской местности» строка «за наш Союз большой».
Ну не додумался умерший в 1949 году Лебедев-Кумач до Союза, промашка вышла…
Кстати, в этом же, воениздатовском варианте увидел свет и куплет, наверное, теперь уже навсегда ставшего неведомым соавтора Боде и Лебедева из плеяды окололитературных редакторов военно-политического ведомства:
Как два различных полюса,
Во всем враждебны мы.
За свет и мир мы боремся,
Они—за царство тьмы.
Строки, конечно, в своей социально-исторической сути куда более чем приемлемы для нашего менталитета. Но это уже, согласитесь, совсем не тот мужественный гимн, со словами которого шли в бой наши отцы и деды, не то, что вдохновляло миллионы советских борцов с поработителями в горькие и тяжкие часы, дни и годы великого ратного противостояния в ту страшную Вторую мировую войну.
«День Победы»
И вот он пришел, Великий День Победы. Так уж было соизволено судьбой, что главная наша советская песня об этом незабываемом миге родилась не вдруг и не сразу «после того». Конечно же были нерядовые военные шлягеры. Ну хотя бы «От Москвы до Бреста». Чем не хороша песня? Но все-таки это, согласимся, не тот величественный гимн, который в 1975 году потряс всю страну и по сей день исполняется и воспринимается поистине «со слезами на глазах».
Что и говорить, ждали эту песню все мы очень долго. Прошло целых 30 лет после Великой Победы, когда в преддверии ее круглой годовщины комиссией Союза композиторов ранней весной был объявлен конкурс на лучшую «победную песню».
Владимир Харитонов сочинил текст, а Давид Тухманов, плененный такими простыми, но пронзающими до глубины человеческого сердца словами, буквально за одну ночь написал к стихотворению музыку. Но какую! На мой взгляд, к ней приблизился (лишь только приблизился) Олег Газманов, создав поистине чарующий гимн Москве и москвичам.
Комиссия Союза композиторов вроде бы сначала и выделила эту песню из череды вариантных текстов, но внезапно последовал, как тогда было принято, корректирующий звонок из ЦК, и «Дню Победы» был вынесен уничижительный вердикт: «Песня несерьезная, с обилием непонятных синкоп, чуть ли не с элементами вальса…»
Не пошла эта поистине замечательная вещь и на Гостелерадио, в некотором смысле более демократичном учреждении. Как пишет в своих воспоминаниях сам Д. Тухманов, «все было слишком централизованно, и стоило в каком-то одном звене произойти сбою, как вся машина начинала работать в обратную сторону».
Так что никто из редакторов системы Гостелерадио не брал на себя после «звонка» смелость и ответственность пустить песню в эфир на суд народный.
Но мы сегодня должны низко поклониться нашему любимому певцу Льву Лещенко. Полгода спустя, 10 ноября 1975 года, в прямом эфире праздничного концерта к Дню милиции он спел-таки ее вживую, повергнув в шок телередакторов.
Из прямой трансляции «вырезать» песню уже не было никакой технической возможности, а прерывать один из популярнейших в народе концерт… Кто на это решится?
Выходит, доблестной милиции мы обязаны легализацией «Дня Победы». И теперь он от нас далеким не будет никогда и по причине вдохновенных, могучих и торжественных слов и мелодии, у которых, правда, в отличие от «Варяга» и «Священной войны», ни с текстом, ни с авторством, слава Богу, никаких проблем уже не возникало.
Леонид СОМОВ.
