14o
В ряде городов нашей страны, а также в Польше прошли митинги, церемонии открытия памятных досок, выставки, встречи и другие мероприятия по случаю 75-летия восстания узников располагавшегося вблизи Люблина концентрационного лагеря «Собибор». Ликвидацией его администрации, охраны и последовавшим затем массовым побегом обреченных на уничтожение людей руководил плененный в свое время врагом, но не покорившийся трагической судьбе офицер Красной Армии Александр Печерский. Летопись Великой Отечественной вместила десятки подобных историй. Нам предоставляется повод вспомнить, например, участника второй героической обороны Севастополя 1941-1942 гг., батальонного комиссара Алексея Рындина. Место подвига Алексея Ефремовича и его товарищей—румынская Слобозия.
Алексею Рындину не исполнилось 
и 18 лет, как в родной кубанской станице Чамлыкской он взялся за организацию реввоенкомитета, красногвардейского отряда и комсомольской ячейки.
С 1918-го по 1922 год у Лабинской, Михайловской, Вознесенской, Дмитриевской и других станиц, а также Армавира ходил походами против деникинцев и воинства генерала Покровского. Вместе со своими товарищами громил под Майкопом и близлежащими станицами банды Хвостикова, Полянского, Озерова, Жукова, Ющенко. Дольше всех в горах Чечни сопротивлялись головорезы Имама Гацинского. С ними окончательно управились летом 1925 года.
В течение этой одиссеи не обошлось без коварной испанки, ранения, плена, дерзкого побега из новороссийской тюрьмы.
В машинописной семистраничной автобиографии и объемных воспоминаний, оставленных умершим в 1987 году ветераном, находим и описания событий Великой Отечественной. Ей, кстати, предшествовали арест в 1936 году по необоснованному обвинению, чуть более года заключения на сей раз в советской тюрьме и освобождение на волю. Алексею Рындину вернули и партийный билет.
К моменту начала Великой Отечественной умудренному опытом Гражданской войны Алексею Рындину исполнилось 42 года. Мог ли он остаться в стороне перед лицом грозовых туч нависшей над страной, без преувеличения, смертельной опасности? Алексей Ефремович записался в состав истребительного батальона. В городе он оказался в кругу тех руководителей, кто формировал в Краснодаре народное ополчение. «В декабре ушел добровольно на фронт»,—пишет Алексей Рындин в автобиографии.
В последних числах 1941 года от причала Новороссийского порта с бойцами маршевого пополнения отвалила «Абхазия». Теплоход взял курс на сражающийся с врагом Севастополь. Пятого января 1942 года большая часть прибывших с Кубани бойцов приняла бой в составе 54-го Разинского полка 25-й Чапаевской дивизии Приморской армии, где умудренный ратным опытом Алексей Рындин был назначен комиссаром одного из батальонов.
Двадцать седьмого марта 1942 года дивизионная газета «Красный боец» поместила на второй полосе репортаж своего корреспондента И. Маслова с заголовком «Сила примера коммуниста». Пожелтевшая от времени газета все еще дышит пороховым дымом. «Град вражеских пуль засевал землю,—пишет автор,—Рындин, как всегда, быстро поднялся на ноги с призывом «За мной!»… Красноармейцы все как один, преодолевая вражеский огонь, шли на противника. Рындин стрелял на ходу, а когда приблизился к гитлеровцам, забросал их гранатами. Рындин опять же, как всегда, руководил всем подразделением и шел первым, увлекая за собой красноармейцев».
В течение двух месяцев комиссар был пять раз ранен и контужен, но оставался в строю. В марте его зацепило крупповским металлом основательно. Основательно настолько, что он на пару месяцев слег в медсанбате, который дислоцировался в Инкерманских подземельях.
К маю обстановка у Севастополя складывалась таким образом, что из числа выздоравливающих воинов (больше было не из кого) сформировали батальон для усиления обескровленной на балаклавских высотах 388-й стрелковой дивизии. Комиссаром подразделения назначили Алексея Рындина.
Вместе со своими побратимами он стал участником заключительных схваток с врагом на мысе Херсонес. «Второго июля, на исходе дня,—в послевоенные дни, как из пулемета, строчил ветеран на пишущей машинке, кстати, дошедшей до наших дней,—был объявлен приказ старшего начальника Севастопольского гарнизона генерал-майора П. Новикова об организации боевых групп из легкораненых для удержания последних рубежей…»
Главу воспоминаний о трагедии мыса Херсонес завершают слова: «К концу боя нас в живых оставалось девять человек (речь о группе, руководимой Алексеем Ефремовичем.—Авт.). Из них пятеро были без оружия, а один тяжело ранен… Всех мучила жажда. Силы постепенно покидали меня, я припал к земле и… потерял сознание».
Сказать, что плен был адом,—значит ничего не сказать. За рядами колючей проволоки в Умани защитники Севастополя узнали, что до них здесь фашисты уничтожили 70 тысяч советских военнопленных, во Владимире-Волынском лишь за месяц первой военной зимы европейские «гуманисты» лишили жизни свыше десятка тысяч плененных советских воинов, главным образом командиров. «Не мы ли следующие на конвейере смерти?»—с тревогой думали узники.
В высших московских кругах принято было считать, что у нас нет военнопленных. Есть, читай, предатели. Ошибки в восприятии людей, на долю которых выпали серьезные испытания, сохранялись не одно десятилетие. Но в 60-е годы минувшего столетия стало известно о подвигах, совершенных нашими соотечественниками в составе партизанских отрядов: Федором Полетаевым—в Италии и Василием Пориком—во Франции. На чужой земле они прославили СССР подвигами и погибли смертью героев.
В первые мирные дни итальянцы и французы отдали дань уважения павшим русским витязям. Имя Василия Порика, например, выбито на стене крепости Аррас, возле которой герой принял смерть. Останки Федора Полетаева были перенесены на Генуэзское кладбище.
Останься Василий Порик и Федор Полетаев в живых, не избежать бы им на Родине фильтрационных лагерей, а то и строгих приговоров трибуналов. А тут французы, итальянцы…
О Порике и Полетаеве были написаны книги, сняты кинофильмы. И Василию Васильевичу, и Федору Ивановичу посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Позже мы узнали, что многие наши земляки проявили себя на чужбине в высшей степени достойно. В 1970 году, видимо, к четвертьвековому юбилею Победы советского народа над немецко-фашистскими захватчиками, с подачи Академии наук СССР, Института военной истории Минобороны СССР в серии «Вторая мировая война в исследованиях, воспоминаниях, документах» в издательстве «Наука» вышла книга Михаила Семиряги «Советские люди в еврейском Сопротивлении». Где 1945 год и год 1970-й?! Но лучше позже, чем никогда.
Пять лет спустя, в 1975 году, надо полагать, по случаю 30-летия нашей Победы в Великой Отечественной, увидела свет выпущенная московским издательством «Мысль» книжечка поскромнее как по объему, так и по охвату массива информации под заглавием «Побратимы. Советские люди в антифашистской борьбе народов Балканских стран 1941-1945». В мае 1976 года ее автор, военный историк Владимир Казак, подарил свой труд А.Е. Рындину—«отважному комиссару, активному участнику движения Сопротивления».
Не меньшую отвагу в ходе работы над книгами проявили и Михаил Семиряга, и Владимир Казак. Они, как первопроходцы, взялись осветить в общем-то новую на то время тему. Предстояло вернуть непокоренным добрые имена. Это было нелегко. В раздел «Указатель имен» Михаилом Семирягой внесены сотни, тысячи имен наших воинов, которые не упустили случая, чтобы и на полях Европы с оружием в руках чинить сопротивление гитлеровским войскам и их союзникам. Кто скрывался под кличками Миша Белокурый и Ванюша? Это, как установил пытливый исследователь,—П. Томилов и И. Фонарев. Михаилу Ивановичу удалось найти точные ответы на подобные загадки. Без фамилии и отчества в список внесены Павел, Саша, Яшка и другие патриоты.
Главная же трудность автора состоялась в ином. Так, более-менее подробные истории отдельных мстителей снабжены стандартным заключением: «Бывший военнопленный, вступив в регулярную армию… показал образцы мужества и героизма».
35-40 лет назад у нас было не принято писать ни о фильтрационных лагерях, ни о судебных приговорах. Штампованные фразы в книге Михаила Семиряги или Владимира Казака могли вписать сотрудники военной цензуры.
Алексею Рындину повезло больше, хотя его не миновали жесткие проверки, унижение недоверием. «Почему вы не застрелились под угрозой плена?»—спрашивали его не нюхавшие пороха краснопогонники и в период войны, и в мирные годы, когда он добивался, чтобы его восстановили в партии. «Не застрелился,—отвечал Алексей Ефремович,—потому что не владел собой в момент пленения. Но это—во-вторых, во-первых—мной всегда владело желание отомстить захватчикам за павших в боях товарищей, за Севастополь».
Книга Михаила Семиряги снабжена суперобложкой. На ней помещена карта Европы. Старый континент на лощеной бумаге плотно усеян точками. Оказавшись на свободе, красноармейцы сражались в составе партизанских отрядов и в Югославии, и во Франции, и в Италии, и в Бельгии, и в Польше и в Чехословакии… Алексей Рындин и его товарищи оказались в румынской Слобозии, что восточнее Бухареста. Узников перебрасывали в Тимишоару, Калафате и снова в Слобозию.
Румынские палачи стремились перещеголять своих хозяев из фашистской Германии в жестокости по отношению к пленным. Узников содержали в нечеловеческих условиях, морили голодом. В румынские лагеря наезжали власовцы с целью вербовки солдат в РОА, но уезжали, по существу, ни с чем.
Их посулы, скорее всего, и побудили узников создать подпольную партийную организацию. В недавнем прошлом защитники Севастополя подполковник И.А. Пляка, майор С.В. Железный, капитан В.В. Володарский, политрук П.Я. Сабецкий, батальонный комиссар А.Е. Рындин и их товарищи (всего 16 человек)—ядро подпольной патриотической организации. Активисты призывали бойкотировать проводившиеся руководством лагерей митинги по случаю надуманных успехов румынских вояк на Восточном фронте, срывались также всевозможные акции предателей-власовцев. В неимоверных условиях патриоты собрали детекторный радиоприемник. С энтузиазмом было встречено пробившееся в лагерь сообщение о победе Красной Армии под Сталинградом.
Деятельность подпольщиков приобретала более конкретный и решительный характер. Участились случаи побегов небольших групп узников с надеждой донести ценную информацию командованию перешедшей в наступление Красной Армии. Под подозрение попали А.Е. Рындин и С.В. Железный. Их надолго заключили в карцер.
Когда фронт приблизился к Румынии километров на 300, подпольщики приступили к организации восстания. Под началом командира В.В. Хазановича, начальника штаба, защитника Севастополя И.Е. Конобиевского и комиссара А.Е. Рындина 24 августа 1944 года оно вспыхнуло. К тому времени правительство Румынии повернуло оружие против фашистской Германии, но гитлеровцы все еще хозяйничали в Слобозии. Повстанцы изолировали охрану лагеря, проникли на склад, где изъяли три пулемета и полторы сотни единиц стрелкового оружия. Слобозия фактически перешла в руки повстанцев. Для полной уверенности они перекрыли ведущие в городок дороги.
Узники действовали умело и решительно. В первый же день им достались богатые трофеи, в том числе продовольствие. Свыше сотни солдат врага сложили оружие…
«Первого сентября на шоссе, ведущем с севера в Слобозию,—пишет в своей книге Владимир Казак,—послышался грохот танков. Бойцы быстро заняли оборону. Но скоро тревогу сменила огромная радость: на башнях машин пламенели звезды…»
На заключительном этапе войны Алексей Рындин сражался в районе озера Балатон, победу встретил в Будапеште. До 1956 года герой добивался восстановления членства в партии. Кто-то сочувствовал ветерану, случалось слышать тот же вопрос: «Почему вы не застрелились перед угрозой плена?» Наконец его партийность была-таки восстановлена с 1920 года без перерыва.
Повзрослевшему сыну Владимиру, получившему аттестат зрелости, Алексей Ефремович настоятельно рекомендовал ехать в Севастополь поступать в Черноморское высшее военно-морское училище имени П.С. Нахимова и забыть о московском Бауманском вузе гражданской направленности. Можно было подать документы в военное училище в Краснодаре. Как-никак дома и стены помогают. Но отец настоял на своем: только Севастополь, только военно-морское училище имени П.С. Нахимова.
Поехал юноша в Севастополь. Приняли документы. На конкурсных экзаменах Владимир Рындин набрал необходимое количество баллов. Парня уже поздравляли с поступлением в училище… Но его пригласили в один из кабинетов, чтобы сообщить об отказе со стороны мандатной комиссии: «Ваш отец был в плену».
В отчаянии Владимир позвонил отцу. Алексей Ефремович добился разговора с Климом Ворошиловым. Маршал восстановил справедливость.
Положенное время молодой офицер служил на Севере. Потом были Севастополь, военный городок, расположенный на Мекензиевых горах. То место, где в период Великой Отечественной воевал его отец, батальонный комиссар Алексей Рындин.
Капитан 2 ранга в отставке Владимир Алексеевич Рындин—известный в городе человек. В числе других небезразличных к истории города людей ветеран причастен к возвращению на стену Покровского собора мемориальной доски с именем сапера Ильина («Мин нет»), к организации ставшего традиционным фестиваля в Мартыновском овраге, где 24 марта 1942 года прошел военный парад подразделений 25-й Чапаевской дивизии по случаю очередной годовщины образования соединения.
И этими строками автор обязан Владимиру Алексеевичу. В ходе нашей беседы он был в приподнятом настроении под впечатлением о совершенной недавно долгожданной поездки на малую родину, в кубанскую казачью станицу Чамлыкскую, где встретил людей, которые помнят и почитают его отца.
А. КАЛЬКО.
На снимке: В.А. Рындин.
Фото автора.
