10o
Романс трубадура или?..
В 1826 году в михайловской ссылке Пушкин пишет стихотворение, не на одно десятилетие ставшее головоломкой для ученых-пушкинистов и литературоведов. Вот оно:
Там звезда зари взошла,
Пышно роза процвела.
Это время нас, бывало,
Друг ко другу призывало.
Дева издали ко мне
Приближалась в тишине,
Я, прекрасную встречая,
Пел, гитарою бряцая:
«Не завидую царям,
Не завидую богам,
Как увижу очи томны,
Тонкий стан и косы темны».
Так певал, бывало, ей,
И красавицы моей
Сердце песнью любовалось;
Но блаженство миновалось.
Где ж красавица моя!
Одинокий плачу я—
Заменили песни нежны
Стон и слезы безнадежны.
В конце рукописи стихотворения сделана краткая приписка на латинском языке рукой поэта: 14 juillet 1826 Gon (14 июля 1826 Гон).
Невинное на первый взгляд стихотворение, выдержанное в духе португальской пастушеской песни—серранильи, при жизни Пушкина опубликовано не было. Его обнаружил в бумагах поэта и издал в своих «Материалах к биографии Пушкина» (1855 г.) под названием «С португальского» первый биограф Александра Сергеевича П.В. Анненков.
Он же и предположил, что это стихотворный перевод произведения бразильско-португальского поэта Томаса Антонио Гонзаги (на которого указывала латинская запись). Впрочем, интереса к жизни и творчеству Гонзаги первый биограф Пушкина не проявил. Пушкинский перевод Анненков называет «поэтической забавой», «ребяческой сентиментальностью трубадура» и считает, что Пушкин подобными переводами и подражаниями иностранным поэтам «любил испытывать свою способность усваивать чуждые приемы и различные формы и оттенки стихотворчества».
Тем не менее так представлялось на первый, поверхностный взгляд.
Стихотворение «С португальского», как было сказано выше, когда-то ставило в тупик не одно поколение исследователей. Во-первых, нигде не было данных о том, что Александр Сергеевич когда-либо изучал португальский язык. Во-вторых, совершенно не было понятно, чем был вызван интерес Пушкина и к Гонзаге, и к его стихотворению. В-третьих, пушкинисты расходились и в датировке этого стихотворения. Называли 1825-й, 1826-й и даже 1827 год.
Ответы на эти вопросы сегодня известны. Предлагаем читателям вспомнить обстоятельства, послужившие поводом к рождению этого произведения и объясняющие интерес русского поэта к жизни и творчеству бразильского лирика.
Для начала попробуем представить, что было известно в России о Бразилии в пушкинское время (конец XVIII—начало XIX вв.), каковы были тогдашние русско-бразильские отношения.
«Бразилья изумрудная»
С 40-х гг. XVI века Бразилия была богатейшей колонией Португальского королевства, поставлявшей в метрополию золото, кофе, сахарный тростник, ценную древесину и многое другое. При этом португальские власти нещадно эксплуатировали труд негров-рабов и третировали местное население.
Дипломатические связи с Бразилией Россия установила в 1812 году. В Рио-де-Жанейро было открыто русское генеральное консульство, которое возглавил Г.И. Лангсдорф, экстраординарный профессор Петербургской Академии наук, совершивший в 1821-1828 гг. первую «большую русскую научную экспедицию» в глубь малоизученной в то время страны и собравший обширные энтомологические, орнитологические коллекции, образцы местных минералов, флоры и фауны.
Бразилия была довольно хорошо известна в России и благодаря многочисленным экспедициям русских кораблей, которые вслед за И. Крузенштерном, впервые побывавшим в Южной Америке в 1804 году на шлюпе «Надежда», причаливали к берегам заатлантической страны, сделав порт Рио-де-Жанейро своей обязательной стоянкой.
Русских путешественников, писавших о Бразилии, приводила в состояние романтического восторга ее буйная и пышная тропическая природа. Бразилия становится модной фишкой. Появляется отечественная беллетристика на «бразильскую» тему. Одним из первых таких произведений стала повесть З.А. Волконской «Два бразильских племени, или Набуайа и Зиуайе», написанная на французском языке.
Романтическое представление о Бразилии подкреплялось и переводами французских сентиментально-мелодраматических произведений.
Последний вздох Жоко
В 1824 году во Франции вышла мелодраматическая повесть Шарля де Пужана «Жоко, или Бразильская обезьяна», буквально взорвавшая Париж.
О популярности этой мелодрамы в России говорит и тот факт, что в ранней редакции «Домика в Коломне» Пушкин, иронизируя над нормами классицизма, сравнивает обновленный александрийский стих («без цензуры») с персонажем этой пьесы, обезьяной Жоко:
Как Мазюрье (покойница Жоко),
Александрийский стих по всем составам
Развинчен, вывихнут. И высоко
Он прыгает по крашеным дубравам—
Ломается проворно и легко…
Мазюрье—французский мимический актер, игравший роль Жоко в парижском Театре у Сен-Мартенских ворот, который пользовался особенным успехом у парижской публики.
Сначала во Франции, а потом в России появляются платья, прически, веера и прочее
a la Жоко.
Из вышеизложенного становится понятно, что «бразильская» тема в пушкинское время была весьма популярна, однако, тем не менее, непонятны мотивы, побудившие Александра Сергеевича перевести стихотворение бразильского поэта. И чтобы понять их, перенесемся в Бразилию конца XVIII века.
Минашская измена
В 90-е гг. XVIII столетия весь мир был потрясен заговором бразильских патриотов в городе Вила-Рике—столице горнорудной капитании (провинции) Минас-Жерайс. Заговорщики ставили себе целью освобождение родной Бразилии от португальского владычества и установление республиканского строя.
Своим лозунгом они избрали слова латинского поэта Вергилия: «Лучше запоздалая свобода, чем никакой», придумали герб независимой Бразилии: фигура женщины, разрывающей цепи, и белое знамя—с теми же словами Вергилия.
Но бразильские инконфиденты (то есть изменники.—Авт.), как и декабристы в России, были «страшно далеки от народа»: боялись отменить рабство негров и больше надеялись на поддержку извне (в первую очередь на «благородную помощь» Соединенных Штатов, недавно добившихся независимости) чем на движение масс.
В числе минашских заговорщиков был и служитель муз—поэт Томас Антониу Гонзага.
Бразильский Петрарка
Он родился в 1744 году в Опорто (Португалия), но детство его прошло в Бразилии. Окончив Коимбрский университет в Португалии, факультет права, Гонзага занимал судейские должности в различных городах провинции Минас. В Вила-Рике он близко сошелся с либерально настроенными поэтами так называемой «минашской школы», объединившихся в «Академию, или Аркадию», где каждый подписывался псевдонимом. Гонзага взял себе пастушеский псевдоним Дирсей.
Там же, в Вила-Рике, 43-летний Гонзага познакомился с 18-летней Марией Доротеей де Сейшас и воспел ее под именем Марилии в своих лирах, собранных в поэтический сборник «Дирсеева Марилия», получивший европейскую известность.
Казалось, жизнь Гонзаге улыбалась: он готовился к свадьбе, стал известным поэтом. Но в мае 1789 года заговор был раскрыт, и это резко изменило его судьбу. Томаса Гонзагу продержали три года в тюрьме инквизиции Вила-Рики. Суд так и не смог доказать его иного преступления, кроме дружеской связи со всеми «заговорщиками».
Но дух Томаса Гонзаги не был сломлен. Он и в тюрьме продолжал писать стихи, посвященные своей невесте Марии да Сейшас.
В итоге поэта сослали на 10 лет в Африку, в португальскую колонию Мозамбик, откуда редко кто возвращался на родину. В изгнании несчастный жил в состоянии непрерывно возраставшей психической депрессии, страдал припадками бешенства и, заболев тропической лихорадкой, окончил свою жизнь в состоянии почти полного сумасшествия.
Лишь в 1822 году Бразилия стала независимой (получила независимость), а в 1889-м была провозглашена республика. Мечты Гонзаги и его соратников осуществились спустя 100 лет.
Там звезда зари взошла…
Интерес Пушкина к бразильскому поэту и его «лирам» вряд ли был случайным. О заговоре инконфидентов в России было известно еще в декабре 1789 года из сообщения Форсмана, русского поверенного в делах в Лиссабоне. Подробности путча могли рассказать русскому поэту его друзья-декабристы, побывавшие в Бразилии.
В 1826 году в михайловской ссылке, когда опальный поэт напряженно раздумывает об участии в восстании на Сенатской площади своих друзей, знакомых, он спонтанно обращается к творчеству Гонзаги.
Академик М.П. Алексеев полагает, что это точечное внимание Пушкина было привлечено не столько поэтическими качествами стихотворения Гонзаги, сколько его биографией. Поэт был тронут злоключениями заговорщика-поэта, судьба которого могла вызвать аналогии с ним самим и с судьбой его товарищей, и, возможно, в участи Гонзаги опальный поэт увидел нечто такое, что могло произойти и с ним самим.
«Неудавшееся восстание, в которое оказалась замешана целая плеяда португальских поэтов, африканская ссылка одного из них, обвиненного не столько в соучастии планам «заговора», сколько в дружеской близости к участникам «конспиративного» кружка,—все это не могло не представлять интереса для Пушкина в тот период, когда он напряженно думал об участи друзей-декабристов и о своих связях с ними»,—считает М.П. Алексеев.
Зададимся вопросом: из каких же источников Пушкин мог узнать биографию Гонзаги и откуда взял переведенное им стихотворение? Ведь португальского языка, повторимся, Пушкин не знал.
В разное время пушкинисты отвечали на эти вопросы по-разному. Одни предполагали, что текст этой песни он слышал, живя в Одессе, от капитанов кораблей, посещавших одесский порт. Н.О. Лернер предположил, что Пушкин сделал перевод непосредственно с оригинала, поскольку, поверхностно зная итальянский и испанский языки, он легко мог овладеть еще одним романским языком.
Другие исследователи выдвигали гипотезу и о посредничестве друга поэта С.А. Соболевского. Известно, что он интересовался португальским языком и литературой как раз в 20-е годы XIX века.
И только в 60-е годы прошлого столетия академик М.П. Алексеев убедительно доказал, что Пушкин не был знаком с оригинальным текстом, а прочел его во французском переводе Эжена де Монглава, плодовитого парижского журналиста, который получил известность благодаря своим переводам с португальского, и с работами которого был знаком русский читатель в 10-х—начале 20-х гг. XIX века. Одной из самых ранних работ Монглава и был перевод поэтического сборника «Дирсеевой Марилии», изданный в Париже в 1825 году на французском языке. Этим-то переводом и воспользовался Пушкин, из него же он мог узнать и основные события из жизни Гонзаги. Таким образом, россиянам открыл Гонзагу Пушкин, ставший первым переводчиком бразильской литературы на русский язык.
Любопытно было бы сравнить оригинал девятой лиры Гонзаги с пушкинским переводом. Здесь обращают на себя внимание несколько моментов.
Оригинал и перевод девятой лиры
С первого взгляда заметно, что А.С. Пушкин сократил объем перевода по сравнению с подлинником. Гонзаге, как и большинству стихотворцев XVIII—начала XIX вв. (как в России, так и на Западе), присущи многословность, велеречивость и выспренность, что совершенно несвойственно пушкинскому стилю—простому и ясному. Поэт отказывается от цветистых выражений Гонзаги в описании чувств героя к Марилии, стремясь к максимальному лаконизму и сдержанности.
«Лира Гонзаги—это пространное, написанное в идиллическом тоне аркадской школы воспоминание о былом счастье вблизи Марилии. Сократив оригинал, Пушкин не просто опустил шесть строф, а перенес их отдельные образы и сюжетные моменты в переведенные строфы, не потеряв ничего из образной системы, содержания и духовного строя лиры Гонзаги». (И.Ю. Тынянова).
Стараясь вернее передать по-русски истинный дух подлинника и настроение Гонзаги, наш поэт отказывается от пятистрочной строфы, вычурной и сложной, и заменяет ее четверостишием. Оба поэта стремятся передать простую, естественную речь, близкую к разговорной или песенной. Но по-разному. Сравним:
Первая строфа стихотворения Гонзаги в буквальном переводе звучит так:
«В эти часы я искал свою любовь; остальные пастухи завидовали мне».
Пушкин убирает «пастухов» и мотив зависти:
Там звезда зари взошла,
Пышно роза процвела.
Это время нас, бывало,
Друг ко другу призывало.
Опять же И.Ю. Тынянова обращает внимание и на другое явление: «У Пушкина есть строки и образы, которых нет у Гонзаги… Так, у Гонзаги в последней строфе сказано буквально следующее: «Так я жил; сегодня я меняю песнь на вздохи; так, Марилия, все кончается!» Откуда взялась пушкинская строка «Одинокий плачу я»? Очевидно, не из Гонзаги, у которого ничего не сказано об одиночестве, и также отсутствуют пушкинские «стон и слезы безнадежны». Можно предположить, что эти строки навеяны размышлениями о судьбе поэта и революционера, который в другое время и в другой стране писал в одиночной камере эти стихи в ожидании возможной казни».
Подвергнув анализу пушкинский перевод и сличив его с оригиналом, Н.О. Лернер еще в 1916 г. пришел к выводу, с которым нельзя не согласиться: «Пушкин выступает… со своими обычными чертами вдохновенного перелагателя, подчиняющегося чужим образам и настроениям лишь постольку, поскольку они соответствуют его эстетическому вкусу и изощренному чувству меры…»
Послесловие
В 1841 году русским поверенным в делах Бразилии был назначен Сергей Григорьевич Ломоносов, однокашник Пушкина по Царскосельскому лицею. Высокообразованный человек, он был опытным дипломатом, успевшим послужить в Париже, Лондоне, Мадриде, Копенгагене, и свободно говорил по-португальски.
С.Г. Ломоносов завоевал популярность при бразильском дворе и сблизился с императором доном Педру II. Тот также был незаурядным человеком, которого с детства отличала тяга к знаниям: он с удовольствием учился у русского посланника русскому языку, знакомился с русской литературой, в частности особое внимание уделял творчеству великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина.
Побывал он и в наших краях. В Крыму бразильский император в неформальной обстановке встретился с императором Александром II в Ливадийском дворце, осматривал местные достопримечательности, в частности побывал на Чуфут-Кале.
Впрочем, это уже другая история…
С. МИРОШНИЧЕНКО, член Клуба любителей истории города и флота.
На снимках: дом, где собирались инконфиденты; Томас Гонзага.
Фото автора.
