17o
Очередной поход по хребтам Балаклавских высот дарит нечто неожиданное. Однажды на пути встала самая что ни на есть обычная пирамидка. Простенькая, из жести, со звездочкой в качестве навершия. Сквозь краску на ней густо пробилась ржавчина. Был еще граненый стаканчик с окаменевшей под солнцем краюшкой хлеба. Пирамидки у нас—дело привычное. Потрясли слова на скромной табличке. Может, для кого-то из числа читателей нашей газеты они и не новы. Ко мне же они пришли только сейчас: «Мы погибли бы, если б не погибали». Сюда бы еще подпись: «Неизвестный солдат».
По-немецки педантичный начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта Гальдер вел «Военный дневник». Получился впечатляющий документ. В первых числах ноября 1941 года, на 136-й (всего-то!) день войны, генерал-полковник уже сетует по поводу гористой местности в районе Севастополя, которая дает противнику (то есть красноармейцам и краснофлотцам.—Авт.) новые возможности для оказания сопротивления нашим (то есть фашистским.—Авт.) войскам». Двадцать два дня спустя сановный штабист желаемое принимает за действительное: «Кажется, противник подготавливает эвакуацию». За два дня до конца ноября Гальдер доверит дневнику секретную информацию: «Штурм Севастополя намечен на 8 декабря (продолжительность штурма—4-5 дней)».
Второй штурм главной базы Черноморского флота начался позже, 17 декабря 1941 года, и длился несколько дольше обозначенного генералом срока. Основное же в другом: наступление непрошеных гостей на город для немецко-фашистских войск завершилось провалом…
В те дни горячо было у Балаклавы. Враг подошел к городку вплотную. Вплотную настолько, что немец ружейным выстрелом с холма пробил подвижную на конной тяге водовозку. Она следовала к пекарне. Но балаклавцы и наши воины не остались без хлеба. Возница, вчерашний листригон Николай Гинали, рискуя жизнью, заделал пробоины в клепках бочки тем, что под руку попало. Подразделения и соединения Отдельной Приморской армии, прежде всего 514-й полк под командованием подполковника Устинова, выгнали захватчиков с высот. На картах они обозначены так: 440.8, 386.6 и 212.1. Это не номера, а скорее всего, метры над уровнем моря. Доложу вам: труднопроходимы склоны этих горок. Снова в наших руках оказались Камары.
Зимой и весной 1942 года защитники Севастополя уповали на удачу Крымского фронта. После серии неудач 19 мая 1942 года последовала его ликвидация. Занятые на Керченском полуострове дивизии и полки 11-й армии Манштейна двинули к Севастополю. Еще более месяца город героически держал оборону… Пятого июля 1942 года на мысе Херсонес еще упорно сопротивлялись последние защитники главной базы Черноморского флота. В этот, 379-й день войны Гальдер на страницах своего дневника в очередной раз подвел промежуточный итог: «…Общие потери в операциях на востоке—1332447 человек, то есть 41,62 процента средней численности Восточной армии (3,2 миллиона человек)».
От Севастополя Манштейна и его воинство, как писал Гальдер, через Керчь и Таганрог собирались бросить дальше на восток. Из этого мало чего вышло, так как 11-я армия была потрепана донельзя. Как ее бравый командующий после войны на трезвую голову озаглавил свои воспоминания? Верно, уважаемый читатель, «Утерянные победы».
Пора бы захлопнуть труд Гальдера и отложить его в сторону. Шибко, однако, много в нем красноречивых деталей. Скажем, большинство записей в «Военном дневнике» начинаются с обзора обстановки на Южном направлении театра военных действий, главным образом, в Крыму, у Севастополя.
Сталинград в третьем томе упомянут 50 раз, Керчь—около 30, столько же—Изюм и Сухиничи. Берлин—25 раз. Столица рейха—далеко от линии фронта. Севастополь же приводится «по всей книге», как Москва и Ленинград, а также Крымский и Керченский полуостров. Точка. «По всей книге»!
—Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя. Из них 215 дней Камары и ближайшие окрестности села оставались нашими,—не без гордости говорит старейшина поисковиков города-героя, основатель и руководитель народного музея-клуба Приморской армии в Оборонном, заслуженный работник культуры Украины Владимир Сергиенко.
Владимир Емельянович родом из Оборонного, как в настоящее время справедливо называется бывшее село Камары. В нем в довоенную пору проживали сотни жителей. Большая их часть трудилась в зажиточном колхозе, функционировали сельский совет, школа, магазин, медпункт, клуб.
Как только на нас с войной пошел коварный и жестокий враг, молодые жители села встали под ружье. Оставшиеся как могли помогали защитникам Севастополя. Мария Сергиенко, мать Владимира Емельяновича, как и другие женщины, стирала солдатское белье и обмундирование, бинты.
Совершать с Владимиром Емельяновичем прогулки по горам и весям—одно удовольствие. Особенно—по хребтам высот, нависших над Оборонным. Вон на том склоне, наверное, всегда будет зиять воронка. По мнению моего спутника, ее оставила немецкая «Дора». Постоянно на плато натыкаешься на обрывки неистлевшей колючей проволоки, на металлические коробки из-под ружейных и пулеметных патронов, на гофрированные трубки от противогазов, на осколки мин и снарядов… Считай, 75-78 лет спустя все еще заметны оплывшие пулеметные гнезда, окопы, осевшие землянки.
На самой заметной здесь скале любителями героического прошлого Севастополя супругами Еленой и Евгением Мельничук, Александрой Цаплиной, ушедшими уже от нас Олегом Савелей и Лидией Шосткевич установлен информационный знак с покорным тугим ветрам алым металлическим флагом. Текст, выбитый на доске из нержавеющей стали, содержит сведения о соединениях, которые вместе или сменяя друг друга держали оборону на Балаклавских высотах: это 109-я, 121-я, 388-я стрелковые дивизии, 40-я кавалерийская дивизия и отдельные части 172-й, 95-й и 386-й стрелковых дивизий. Здесь сражались моряки и пехотинцы, кавалеристы и пограничники.
Война… На ней, понятно, не обошлось без жертв и с нашей стороны. Владимир Емельянович показал известные ему места, где его ребята из балаклавской экспедиционно-поисковой общественной организации «Подвиг» поднимали присыпанные землей останки павших в боях красноармейцев. С отданием воинских почестей они обрели вечный покой в Оборонном на кладбище воинов, погибших при обороне и освобождении нашего города от немецко-фашистских захватчиков. Восемь томов Книги Памяти Севастополя содержат 116879 имен героев, которые погибали, чтобы мы не погибли. 6235 из них поименно увековечены также на плитах на кладбище в Оборонном. После Оборонного настал черед Балаклавы и Флотского, где воинские захоронения обрели вид, достойный города-героя.
В свое время Владимир Сергиенко состоял в редколлегии первых томов Книги Памяти. Он выезжал в командировки в столичные военные архивы. По сути, и все последующие ее тома выходили не без участия Владимира Емельяновича.
Севастополь сакрально защищен от непрошеных пришельцев. В частности, до войны в Оборонном в религиозные праздники благостно звонили колокола Ильинского храма и храма монастыря Иоанна Предтечи у источника его имени. В наши дни молитва Богу вернулась лишь в храм Иоанна Предтечи. В нем неотлучно пребывает инокиня Феврония.
Родом она из-под Воронежа. Ее дед Федор имел бронь. Однако не усидел дома, ушел добровольцем в армию. О его дальнейшей судьбе было неизвестно до нулевых годов. Настойчивый многолетний поиск дал результаты. Оказалось, погиб дед Федор, молодой в ту пору человек, недалеко от дома, на станции Лебяжьей Воронежской области. Готовый к отправке на фронт поезд с призывниками попал под бомбы, сброшенные фашистскими стервятниками.
С начала осени прошлого года матушка Феврония поминает не только деда Федора и имена с поданных прихожанами осьмушек. Прошлой осенью Владимир Сергиенко вручил насельнице полный комплект Книги Памяти для поминовения «вождей и воинов, за веру и Отечество на поле брани жизнь свою положивших».
—Ежедневно перед святыми иконами прочитываем по нескольку страничек. Так прочли уже все девять томов,—говорит матушка Феврония,—нынче повторно вернулись к первым томам.
В монастыре ожидается еще одно событие. К Дню Победы на территории обители, скорее всего на месте разрушенной немецким снарядом часовни, некогда воздвигнутой в честь усекновения главы Иоанна Предтечи, будет установлен памятный знак с названиями воинских соединений и частей Красной Армии, сражавшихся у монастыря. Их список подал Владимир Сергиенко.
—Мы желаем завершить текст памятного знака стихотворными строками Владимира Емельяновича с его факсимильной подписью,—делится планами монахиня.
Хороши на месте были бы эти строки Владимира Емельяновича:
Души воинов павших.
Бесконечна живых к ним дорога,
А живут они там все свободно, легко
Под надежной защитой у Бога.
На следующий день мы с инокиней поднялись к памятному знаку, установленному на подпирающей небо высоте. Ее названия: и Аю-Кая, и Камары-Исар—кому как нравится. В этот день матушка Феврония пригласила на экскурсию детей, учащихся воскресной школы храма Иконы Божией Матери «Блаженное чрево» (или «В родах помощница»). Храм поднят на территории городского родильного дома № 1. Детей сопровождали их родители. Об Аю-Кая рассказывал Алексей—пономарь родного ребятам храма.
В апреле-мае 1944 года в ходе военной операции по очистке Севастополя от немецко-фашистских захватчиков ни одно решение не принималось без участия представителя Ставки Маршала Советского Союза А.М. Василевского. Полководец предпочитал наблюдать за подготовкой и проведением наступления с макушек господствующих высот. Александр Михайлович поднимался и на Кая-Баш, и на Сапун-гору. В его воспоминаниях читаем и такую строку: «Мы с Ф.И. Толбухиным (командующим фронтом) почти не уходили с командного пункта Приморской армии у Балаклавы». Вне сомнения, это Аю-Кая. Вид со скалы—живая карта Севастополя. Даже невооруженным глазом можно было наблюдать передвижение наших войск и войск врага. Отсюда шли указания по радиосвязи, отправлялись в путь порученцы.
Этому уже не удивляешься. Многие вчерашние и сегодняшние военные объекты определены на местах укреплений периода античности, периода Крымской кампании середины XIX века. А.М. Василевский и его окружение могли, как мы сегодня, увидеть на Аю-Кая руины казарм, жилых домов, храма, стен крепости. Ее гарнизон стоял на страже передних рубежей христианского княжества Феодоро со столицей на Мангупе.
…После экскурсии матушка Феврония пригласила своих многочисленных гостей в монастырь на молитву и чай. Мне же предстоял путь круто вниз по кабаньим тропам в противоположном направлении, в Балаклаву. После нашей совместной с Владимиром Сергиенко прогулки трехлетней давности я выбираю именно этот маршрут. Ближе к его концу трудно пройти мимо поляны, не остановившись на мгновение.
«Здесь,—сказал Владимир Емельянович,—я появился на свет. Маму тогда не успели на телеге привезти в Балаклаву в роддом…»
Где родился, там и пригодился.
А. КАЛЬКО.
На снимке: экскурсия.
Фото автора.
