13o
У нас появился странный поэт: стихи обычные, музыки никакой, голос посредственный… Все вместе—гениально…
(А. Вознесенский).
…В 1963 году в редакцию журнала «Пионер» после опубликования в нем песенки Булата Окуджавы «Веселый барабанщик» пришло письмо от пятиклассницы Наташи из Перми, адресованное автору. Вот что она написала: «Дорогой товарищ! Я прочла Ваши стихи… Я не совсем поняла, о чем они, но твердо знаю, что Вы—мой любимый поэт!»
Устами «младенца»…
И вправду было от чего недоумевать юной фанатке песенного творчества одного из апологетов авторских шлягеров поэтов-«шестидесятников». Вот навскидку всего три строки из этого раннего шедевра Окуджавы:
Очень жаль, что ты не видишь,
Как веселый барабанщик
Вдоль по улице проносит барабан…
Какова же гносеология явления миру барабанщика-невидимки? Почему (вообще-то при дневном свете) он, неутомимый, идет «сквозь сумятицу и полночь, и туман»?
Как говаривал один севастопольский журналист, «непонятно, но волнует…» В этом, по меткому определению видного российского публициста и литературоведа Дмитрия Быкова, и «кроется гениальная формула поэзии Окуджавы…» Именно он под аккомпанемент барабанной капели российской «оттепели» откамертонил в своем творчестве феномен воспрявшей ото сна советской интеллигенции со всеми ее надеждами и чаяниями, с сильными и слабыми сторонами…
Окуджава явил собой целую эпоху в советской авторской песне. Он, одновременно разный и узнаваемый, простой и сложный, усадил всех, «потерпевших крушенье», в спасительный синий салон «Полночного троллейбуса» с тем, чтобы каждый потерявший надежду убедился в ценности человеческой жизни в эпоху перемен и присоединился к миллионам проповедников всеобъятной любви и доброты…
Его поэзию отличает трогательность соития «огня сосны с огнем души». Он был наделен удивительным даром в обыденности углядеть искорку необычного. Взять хотя бы в общем-то тривиальную «Песенку о голубом шарике»: «Девочка плачет, шарик улетел… Ее утешают, а шарик летит…» Не вернулся он и к девушке, и к женщине. А к старушке, что «мало пожила», прилетел. И был голубым…
О чем это он? Коллизий много. И каждый из нас вправе «примерить» глубинную суть песенки к исключительно личным обстоятельствам отдельно взятой жизни. Это и судьба человека. Это и судьба поколения. Это и библейская суета сует. Это и концы, и начала, слитые в восьмерку, символ бесконечности…
Однако в исполнении автора с его неповторимым глуховатым бархатным голосом, с мелодией, как-то трогательно затрагивающей все семь струн души слушателя, с незатейливыми словами, заставляющими почему-то сжиматься сердце, эта песенка становится песней, помогающей жить с поднятой к небу головой. Таково определение Оскара Уайльда разницы между человеком и любым животным…
К слову, об этом английском писателе. Имя героя его романа «Портрет Дориана Грея» носил после своего рождения Окуджава по воле родителя, известного советского партийного деятеля, аж… целых двадцать дней. Но потом, посовещавшись, его папа и мама остановились на гордом грузинском имени Булат…
«Черная метка»
…Судьбу каждого из нас, если капитально «перетереть» прожитые годы, непременно определяет то или иное знаковое событие. К счастью, если оно без патины трагизма. Печально, коли выпал «черный» случай…
По воле провидения Булатик Окуджава рос в ореоле широкого спектра возможностей мажорного мальчика. Судьба, казалось, щедро набросала ему в шапку целую горсть благодеяний. Сын первого секретаря Нижнетагильского горкома партии, он не ведал лишений, ничтоже сумняшеся с удовольствием «пожинал» плоды высокого положения своего родителя. Мог зимой позвонить в приемную горкома и капризно приказать «подать сани» к школе, которая располагалась всего в трехстах метрах от особняка главного хозяина города.
Однажды он стащил отцовский браунинг и со своим дружком подался в лес. О том, что там приключилось с ними на самом деле, Булат Шалвович в своих редких интервью впоследствии особо не распространялся. Однако в тайге произошел несчастный случай: сын первого секретаря горкома партии выстрелил из пистолета в грудь своему товарищу. К счастью, ранение оказалось сквозным. И ничего, Булат отделался лёгким испугом: был отправлен в наказание в Грузию, к тетушке Сильвии…
Его безоблачное детство, когда он слыл в классе лидером и забиякой, мальчиком, которому все было дозволено и которому сверстники втайне завидовали, было резко «остановлено на скаку» 4 августа 1937 года. В этот день его отца, арестованного якобы за подготовку покушения на наркома Серго Орджоникидзе, расстреляли в подвале Свердловской тюрьмы как «врага народа». Через короткое время была отправлена на долгие годы в лагеря и его мать.
Вот тогда-то и произошел «великий слом» в душе успешного арбатского ребенка, который на классном собрании отрекся от родного отца. Пройдут целых сорок лет, пока Булат Окуджава напишет: «Убили моего отца ни за понюшку табака. Всего лишь капелька свинца, зато как рана глубока…»
Эта открытая рана и заставила Булата Окуджаву с юных лет совсем по-новому взглянуть на окружающий мир, в корне пересмотреть свое мировоззрение с тем, чтобы навсегда явочно поселиться на территории добра, любви, стать проповедником доброты… Но к всенародно признанному певцу высокой миссии человека на этой земле путь Булата предстоял тернистый и долгий…
Его потери и победы
В 1942 году он безуспешно «штурмовал» военкомат с просьбой послать его на фронт. По 14 часов кряду стоял у заводского станка, шлифуя стволы минометов.
И наступил-таки тот день, когда военком капитан Качаров сдался. Семнадцатилетним добровольцем Окуджава попадает в 10-й отдельный запасный батальон минометного дивизиона в Кахетии, где был «по совместительству» и взводным запевалой. Но воевал всего 100 дней. В сентябре 1942 года был ранен под Моздоком, долго скитался по госпиталям, и на этом его ратная биография была исчерпана…
Первая публикация его стихотворения «До свидания, сыны!» в газете ЗакВО «Боец РККА» под псевдонимом А. Долженов прошла в 1945 г. незамеченной и стала лишь вехой для биографов этого неоднозначного «москвича грузинского розлива», как порой любил себя называть Булат Окуджава.
Почему неоднозначного? А потому, что, как неоднократно такое случалось в русской литературе, можно быть прекрасным поэтом и решаться на поступки, не всегда делающие честь настоящему гражданину своей страны. А Булат Окуджава, увы, в этом плане не стал исключением, о чем мы еще расскажем…
А пока… А пока он, набираясь бардовской силы, уверенно шел к славе, заняв лидирующее место в послевоенной десятке советских поющих поэтов 50-70-х годов. Навскидку называю лишь несколько его поистине замечательных шедевров, и читателю не понадобятся ни Интернет, ни энциклопедия для «реанимации» памяти. Кто с сердечным надрывом не напевал, сидя в концертном зале или у телевизора, пронзительно щемящие строки из таких его песен: «Бери шинель, пошли домой», «До свидания, мальчики», «Дежурный по апрелю», «Часовые любви», «Кавалергарда век недолог…», «Из окон корочкой несет поджаристой…», «Капли датского короля…», «Не бродяги, не пропойцы»…
В 1969 году Окуджаве предложили озвучить культовую ленту «Белое солнце пустыни». Так родился знаменитый шлягер «Ваше благородие, госпожа удача», которую, кстати, так любят распевать наши космонавты…
Однако знаменитым уже на всю страну—от Курил до Калининграда—Булат Окуджава проснулся в 1970 году после выхода на широкий экран кинокартины «Белорусский вокзал». С его печально чарующей песней «Здесь птицы не поют…» неделю назад по всей стране прошагали в восьмой раз сотни Бессмертных полков на параде в честь 74-й годовщины Великой Победы. Кстати, Булат безмерно гордился тем, что был рожден именно 9 мая, и несколько дней назад россияне отметили его 95-летие…
…Только за эту песню Булата Окуджаву следует навсегда отнести к плеяде замечательных поэтов России ХХ века, шагнувших в бессмертие…
Самые лучшие произведения Окуджавы поражали и поражают поныне воображение граждан нашего Отечества. Когда он ушел из этой жизни, один из его друзей, журналист Илья Мильштейн, написал: «Само присутствие Окуджавы в городе, в стране, на планете чуточку облагораживало действительность. Не намного, на миллиграмм. Но хватало… С его уходом в России началась взрослая жизнь. Простодушная мудрость, детская доверчивость и насмешливая любовь умерли 12 июня 1997 года во французском госпитале».
Песня… на два голоса
Напомним, что ему, начиная с сакрального 1937 года, совсем не просто жилось в нашей стране. Трудно, ой как трудно было петь о доверии к ближнему, зарывать в теплую землю виноградную косточку, созывать друзей и настраивать сердце на любовь, когда там, в глубине души, вечно тлел огонь ненависти к советскому строю, к опричникам Сталина, сгубившим всю его родню. А ведь вслух до поры до времени ничего не сказывалось, всё откладывалось. И лишь в 1981 году он напишет: «Ну что, генералиссимус прекрасный, твои клешни сегодня безопасны, опасен силуэт твой с низким лбом…»
И ведь оказался прозорливым. Пройдет 10 лет, наступит час Х ГКЧП, и Булату Окуджаве придется выбирать, чью сторону брать… И он воспел оду… танкам, стрелявшим по безоружным людям в «Белом доме» в Москве, поддержал действия правительства и поставил свою подпись в пресловутом «Письме сорока двух». Впоследствии, правда, признавался: «Бес попутал»…
В сухом остатке обнажился к нему всенародный вопрос. Известный актер Владимир Гостюхин на одном из сольных концертов Окуджавы вышел на сцену и вдребезги разбил его последнюю пластинку, швырнув осколки в лицо барду…
…Булат Шалвович до конца своих дней будет вспоминать об этом инциденте с горьким чувством раскаяния. И почему-то, тем не менее, по многим позициям отречется от своей былой миссии «проповедника доброты». Уместно, право слово, привести здесь по случаю такое изречение Сенеки: «Позорно говорить одно, а чувствовать другое, но насколько позорнее писать одно, а чувствовать другое…»
Вспомним, как в сотнях своих стихотворений (а он написал их около восьмисот) Булат Окуджава воспевал народную мудрость, стремление людей чаще произносить добрые слова, говорить друг другу комплименты… Однако после ельцинской «оттепели» у Окуджавы как бы открылся «третий глаз». В одном из интервью он сознался, что «все беды народа—в двуличии загадочной русской души». А в стихотворении «Гоп со смыком» Булат с явной издевкой констатирует:
Впрочем, утешенье лишь на час,
Зря я обольщался в смысле масс.
Что-то слишком много сброда,
Не видать за ним народа…
Поистине—реинкарнация А. Блока, как справедливо заметил Дмитрий Быков:
И с грустью озираю землю эту,
Где злоба и пальба,
И кажется, что русских вовсе нету,
А вместо них—толпа…
Окуджава так и не смог трезво взглянуть на действительность после распада Союза. Не смог, как раньше, зажечь, заставить людей все-таки поднять голову к свету Любви. Он ушел в собственный мирок, где «милей и желанней мой дом, мои книги, и мир, и любовь, и покой…»
И опять же—поникшие «крылья» после некогда высокого полета. В интервью европейскому русскоязычному изданию «Русская мысль» на вопрос «Почему не уезжаете из СССР?» он ответил: «Боюсь нищеты…»
Честно, но… мелко.
«Каждый пишет, как он дышит»…
В последние в его жизни годы (середина 80-х—начало 90-х), когда он значился в списках «неблагополучных», когда регулярно подмётно менялись жучки в его квартире, а в прессе Булата Окуджаву нещадно лягали (одни названия заказных статей чего стоят: «Унылые стишки», «Цена шумного успеха», «Одеколон в супе»), единственной отдушиной в его жизни оставались Крым и Черное море, которому он посвятил такие замечательные строки:
Море Черное, словно чаша вина,
На ладони моей все качается…
После очередной мерзкой статьи, после исключения из партии и горечи сознания того, что в родной стране для любимого барда не нашлось средств, чтобы сделать ему срочную операцию на сердце («помогла заграница».—Авт.), Булат Окуджава периодически отдыхал душой именно у нас, в Крыму…
В 1984 году, в октябре, он с Аркадием Аркановым и поэтом Александром Ткаченко дал в нашем театре им. А.В. Луначарского «необъявленный концерт», о чем много лет назад мне рассказал севастопольский писатель Михаил Лезинский. Вот что он вспоминал: «Арканов провел нас, членов Севастопольского литобъединения, на концерт бесплатно. Окуджава со сцены поставил зал «на паузу» и громко оповестил: «Прошу моих друзей-писателей занять третий ряд».
…Впереди нас маячили затылки слуг народа. И среди них—первый партийный босс Борис Черничкин…
Булат со сцены исполнил более двух десятков песен, а затем стал читать и комментировать записки. Одна из них: «Почему вас не видно на севастопольских улицах?» Поэт улыбнулся и ответил: «Я три дня не выходил из гостиничного номера, т.к. не было воды. Как я, такой небритый и грязный, мог появиться на славной площади имени Нахимова? И кто за эти, мягко говоря, безобразия ответственный в городе-герое?»
Борис Черничкин (он сидел прямо передо мной во втором ряду) наклонился к своему заместителю Ермаку и грозно процедил: «Чтоб его ноги… Чтоб их ног в моем городе не было…»
Булат больше в наш город не приезжал. А память о себе оставил…»
На Старом Арбате, во дворике…
…Людям на склоне лет, как правило, свойственно переосмысливать свое прошлое. Не миновала сия чаша и Булата Окуджаву. Он всегда был по жизни прямолинейным атеистом. В 1972 году в стихотворении «Считалочка для Беллы» Булат эдак залихватски признавался:
Я сидел в апрельском сквере.
Предо мной был божий храм.
Но не думал я о вере,
А глядел на разных дам.
Однако в 1997 году Окуджава все-таки вспомнил о вере. И за день до своей кончины принял христианство, получив новое имя—Иоанн…
Он прожил трудную, противоречивую жизнь. Не всё ему «на закате дня» в ней нравилось. Он с печалью осознавал, что почти все его прозаические произведения как-то не ложатся в знаменатель к стихотворению «Здесь птицы не поют…»—не тот ранжир. А вот лучшие его притчи-исповеди в песенном обрамлении проторили дорогу к сердцу уже трех поколений россиян, надо полагать, надолго став мелодийным сопровождением линии жизни миллионов людских судеб. И за это ему наш глубочайший поклон…
…9 мая 2019 года в 17 часов за памятником Окуджаве в Москве, что на Старом Арбате, во дворике собрались многочисленные почитатели его таланта. И вновь зазвучали лучшие песни Булата в честь очередного Дня Великой Победы и того памятного дня, когда здесь, на Старом Арбате, появился на свет этот человек, к которому все-таки вернулся голубой шарик загадочной мечты о том времени, когда «станут звезды и круглее, и добрее»…
Леонид СОМОВ.
