17o
Эта история—о легендарных лётчицах 588-го женского авиаполка (позже—46-й гвардейский полк) в годы Великой Отечественной войны. Об этом авиационном подразделении, что удивительно, информации не так много.
Полк был сформирован в октябре 1941 года как 588-й ночной легкобомбардировочный авиационный. Руководила формированием Марина Раскова—майор Военно-Воздушных Сил РККА, лётчица-штурман, которая одной из первых среди женщин была удостоена звания Героя Советского Союза.
Командиром полка была назначена Евдокия Бершанская, лётчица с десятилетним стажем. Под её командованием полк сражался до окончания войны.
Красавиц-летчиц гитлеровцы прозвали «ночными ведьмами». Наши же солдаты ласково и с добрым чувством величали девушек «Дунькин полк», по имени его командира Евдокии Бершанской. Формирование и обучение бойцов проводились в городе Энгельсе. Авиаполк отличался от прочих формирований тем, что был полностью женским.
Предисловие
Под Сталинградом немцы называют их «рус-фанер». Сначала, придумав это название, немцы относились к «рус-фанер» иронически. Что это за деревянная авиация с полотняными плоскостями? Что за скорость—от 100 до 150 км в час? Что это за звук моторов, похожий на едущую по плохой дороге мотоциклетке? Наконец, что это за странная идея—при помощи таких ветхозаветных аппаратов бомбить немецкие войска, пытаться нарушить их покой?
Именно в те времена их окрестили ироническим именем «рус-фанер». Но русские—упрямый народ, и если им однажды пришла хорошая идея, они рано или поздно осуществят её с поистине русским размахом. Ни одной ночи ни на одном участке передовых позиций немцы не могут провести спокойно: всю ночь «капают» вниз бомбы.
К. Симонов. («Красная звезда». 9 октября 1942 г.).
ШТУРМАН АВИАЦИИ
Майский день 1946 года. Выходя из станции метро «Пушкинская», молодая женщина в летной офицерской форме заметила у газетной витрины читающую группу военных. «Важное сообщение»,—подумала она. Приблизившись, увидела на страницах «Правды» длинный список фамилий под Указом Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза. Присмотрелась и обнаружила имена знакомых летчиц. И первая—Аронова Раиса Ермолаевна. «Быстрее дозвониться, поздравить». Сорвалась было с места, а глаза пробежали до среза листа: «Гвардии старший лейтенант…» Взгляд поднялся на верх следующей страницы… «Гельман Полина Владимировна». Замерла на мгновение.
—Вот так я пережила одну из счастливых минут своей жизни,—вспоминала Полина Владимировна Гельман. Высокое звание присвоено за участие в освобождении Крыма и Севастополя.
Оказавшись однажды в командировке в конце 90-х годов в Москве, я позвонил тогда знаменитой летчице. В прошедшем году ей исполнилось 85 лет. Годы не располагали к длительному разговору. Выяснив, что мы не родственники, и поблагодарив за поздравительную телеграмму и подарок к её юбилею от севастопольского городского руководства, Полина Владимировна поведала об основных вехах биографии, своего боевого пути.
Рассказывает Полина Владимировна Гельман:
—…Воскресенье 22 июня 1941 года выдалось солнечным и безоблачным. В понедельник у нас, третьекурсников истфака МГУ им. Ломоносова, предстоял последний экзамен. Но в полдень прозвучало: «Война!» Через пару часов в университете на Моховой и студенты, и маститые профессора записывались в народное ополчение.
Наутро мы двинулись в военкоматы, но девушкам там отвечали: «Война—не женское дело. Учитесь».
В начале октября 1941 года студенты московских вузов рыли противотанковые рвы на подступах к Москве по Белорусской дороге. Кто-то принес новость: в ЦК комсомола набирают девушек в авиационные части. С Белорусского вокзала побежала в МГУ за направлением, но опоздала. Дежурная Ирина Ракобольская закончила свою вахту, а мне посоветовала идти в ЦК без направления. А потом мы всю войну служили в одном полку, где она была начальником штаба.
16 октября 1941 года, когда немецкие войска вплотную подошли к столице, нас срочно погрузили в один эшелон с командованием Военно-Воздушных Сил. Женской авиачасти выделили несколько теплушек. Моих подруг по университету с мехмата и физфака зачислили в штурманскую группу. Студенток гуманитарных факультетов планировали направить в службы по обеспечению полетов.
Эшелон двигался в город Энгельс в школу военных летчиков.
Все время в пути меня заботило одно: как попасть в группу штурманов. Решила обратиться к командиру нашей авиагруппы, Герою Советского Союза майору М.М. Расковой.
—Знаю, Гельман, что ты историк,—отвечала Раскова,—математику и физику не учила. А штурману без этого не обойтись. Пока будешь укладчиком парашютов. Вот когда подрастешь…—Раскова улыбнулась.
А врачам летной школы и в голову не пришло измерить мой рост, меня признали годной к летной работе и зачислили в штурманскую группу.
В течение нескольких месяцев нам пришлось освоить программу трехгодичных летных школ того времени. После 12-13 часов аудиторных занятий курсанты шли еще на самоподготовку. А мы, штурманы, по утрам поднимались за час до общего подъема, чтобы позаниматься «морзянкой», «постукать» на телеграфном ключе.
Практический опыт и навыки предстояло набирать в ходе боевых действий с весны 1942 года в действующей армии.
«НЕБЕСНЫЙ ТИХОХОД»
На фронте в течение трех лет я служила штурманом в женском бомбардировочном авиаполку, к концу войны—в легендарном дважды орденоносном 46-м Гвардейском Таманском. За это время довелось совершить сотни боевых вылетов. На боевые задания мы летали ночью на небольшом тихоходном самолете «У-2». Его каркас состоял из деревянных планок, обшитых фанерой и перкалью, пропитанной эмалитом—веществом, которое придавало ткани прочность, но, к сожалению, легко воспламенялось. Плексигласовые козырьки открытых кабин не защищали экипаж от пуль и снарядов, не прикрывали от непогоды. Немцы так и называли этот самолет: «рус-фанер». Когда мы увидели эту «боевую технику», нас охватило чувство разочарования. В школе военных летчиков в Энгельсе мы изучали современные по тому времени самолеты и навигационное оборудование. А на летном поле перед нами стояли так знакомые еще с аэроклубовских времен учебные «У-2» с той же примитивной аппаратурой. Зато под фюзеляжем появились бомбодержатели, а в кабинах—бомбосбрасыватели. Да еще за кабиной штурмана был прилажен пулемет «шкас».
А мы рвались в бой с фашистами и готовы были лететь на чем угодно. Недаром вскоре немцы прозвали нас «ночными ведьмами». Противник признавал, что наш скромный «небесный тихоход» способен наносить ему ощутимый урон.
Из воспоминаний Раисы Ароновой:
—«Ночные ведьмы»—это прозвище мы получили от немцев на Северном Кавказе. И, надо думать, не зря. Чтобы удостоиться такой чести, каждая летчица совершила к тому времени более двухсот боевых вылетов, а полк записал на свой «лицевой счет» уничтоженные склады боеприпасов и горючего, разрушенные переправы, разбитые эшелоны, автомашины, зенитные прожектора. Но основная заслуга наших тихоходов, пожалуй, и не в этом. Мы всеми ночами висели над головой противника, держали его в напряжении и страхе…
И только галантные французские летчики из полка «Нормандия-Неман» называли нас «ночными колдуньями».
Ночные бомбардировщики так досаждали немцам, что они перебросили с запада свои ночные истребители. Поднявшись в воздух и поймав прожектором «У-2», немецкие пилоты бросались на них. Пулеметной очереди было достаточно, чтобы беззащитный самолет рухнул на землю. В одну из ночей полк потерял четыре экипажа: восемь пилотов и штурманов—все молодые девчонки.
НА «ПОРОХОВОЙ БОЧКЕ»
Из воспоминаний Полины Владимировны Гельман:
—В последние дни мая 1942 г. мы прибыли в действующую армию. 218-я авиадивизия, в состав которой был зачислен наш полк, понесла урон в предыдущих боях. Ее командир (полковник Д.Д. Попов) и комиссар (полковник А.С. Горбунов) с нетерпением ожидали пополнение. Но узнав, что к ним летит полк на «У-2» (да еще женский!), они совсем приуныли.
Вводить нас в бой для страховки решили постепенно: сначала экипаж командира полка, затем командиров эскадрилий, звеньев и, наконец, всех остальных.
Через год полковник Д.Д. Попов, вручая нам в числе первых в авиации Гвардейское знамя, рассказал: «Мы старались для начала подобрать вам наименее укрепленные цели, боялись как бы вы не расплакались при первых неудачах».
Но на войне и в небе тесно. В первую же ночь мы потеряли экипаж командира эскадрильи Любы Ольховской и штурмана Веры Тарасовой. А ранним утром вооруженцы, подвешивая бомбы к нашим самолетам, начертили на них мелом: «За Любу!», «За Веру!» С тех пор до самого Дня Победы мы писали на бомбах имена погибших боевых подруг.
Война—это тяжкий изнурительный труд. В авиации боевые вылеты официально назывались боевой работой. Выходили рабочие экипажи на старт ночью, когда только темнота позволяла нам укрыться от огня противника.
Любой боевой вылет на войне—это поединок со смертью. А вылет на «По-2» с точки зрения технических средств был неравным поединком и требовал огромных физических сил и нервной энергии. Загруженный горючим и бомбами (мелкие осветительные и зажигательные бомбы мы брали в кабину и бросали вручную), «По-2» превращался в буквальном смысле в пороховую бочку. Любой осколок, любая пуля часто грозили не только пробоиной, но и взрывом. Маломощный мотор в 100 лошадиных сил не позволял при полной бомбовой нагрузке развивать скорость выше 100 км в час. На такой тихоходной «пороховой бочке» приходилось делать по пять, десять, а в длинные осенние и зимние ночи и больше вылетов за линию фронта.
ФРОНТОВАЯ ДРУЖБА
Рассказывает Полина Владимировна Гельман:
—На всю жизнь сроднила наш многонациональный коллектив фронтовая дружба. Она и до сих пор согревает и поддерживает тех из нас, кто пережил войну и уцелел в вихре последующих жизненных бурь. Каждая из моих боевых подруг достойна самых добрых слов на празднике Победы.
Они прибыли добровольцами на фронт и в течение трех лет выполняли напряженную, смертельно опасную боевую работу.
Я пришла в полк вместе со своей самой близкой подругой—белорусской девушкой Галей Докутович. Наша дружба началась в 1933 году и длилась до того момента (31 июля 1943 года), когда Галя сгорела над целью вместе с самолетом. Ей не было еще 23 лет.
Наши экипажи состояли из пилота, штурмана и наземного технического состава. Первым моим командиром экипажа была веселая украинка Дуся Носаль—одна из лучших пилотов в полку. Жизнерадостность и лихость сочетались у нее с высоким чувством ответственности. Вскоре ее назначили заместителем командира эскадрильи.
Гвардии младший лейтенант Евдокия Носаль 23 апреля 1943 года была сбита над Новороссийском пулеметной очередью вражеского истребителя. Звание Героя Советского Союза ей было присвоено посмертно. Она первой из женщин-летчиц удостоилась этого высокого звания в годы Великой Отечественной войны.
Затем я летала с замечательной летчицей, волевой татаркой Магубой Сыртлановой. Поражали ее выдержка и самообладание в полете и на земле. В числе самых отважных и умелых она была удостоена звания Героя Советского Союза.
Завершала я войну в экипаже русской летчицы Раисы Ермолаевны Ароновой. Рая была прекрасным летчиком, не терялась в опасной ситуации, в лучах прожекторов, в обстреле. Сначала штурманом, а затем пилотом она совершила 960 боевых вылетов.
Нам с Раей одним указом было присвоено звание Героя Советского Союза.
САМЫЕ ДОРОГИЕ СЕСТРЫ
Из воспоминаний Полины Владимировны Гельман:
—…Моим первым потрясением были бои при отступлении к предгорьям Кавказа. Мы бомбили наступающие по дорогам танковые колонны противника, а под нами горела Сальская степь: урожай подожгли, чтобы не оставить врагу. В те горькие ночи лета 1942 г. наша житница была золотой от огня. И слезы сами собой наворачивались на глаза.
Как-то тихой южной ночью 1943-го мы с Раей Ароновой летели над территорией Кубани, занятой нашими войсками. До линии фронта было еще далеко, и мы несколько расслабились. Вдруг нас встряхнуло и оглушило воздушным вихрем и ревом искрящихся моторов. Над нами встречным курсом лоб в лоб пролетел четырехмоторный немецкий бомбардировщик. Очевидно, он летел на бомбометание по нашим объектам. Нас пронесло.
Поздней осенью 1943 года на берегу Керченского пролива в окруженном горами рыбацком Эльтигене высадился десант нашей морской пехоты. Гитлеровцы блокировали его со всех сторон, направляя вдоль берега торпедные катера.
Ждать помощи десантники могли только с воздуха. Но погода практически была нелетной. Над проливом нависали низкие облака, освещенные сверху луной, и самолет просматривался на их фоне, как на экране. Пулеметная очередь с катеров в любой момент могла сбить его в море.
В туманной дымке с трудом отыскивался пятачок школьного двора, где окопались десантники. Туда под боковым огнем с окружающих высот приходилось сбрасывать с бомбодержателей мешки с боеприпасами, продовольствием и медикаментами. Так длилось почти месяц.
Много лет спустя бывший командир десанта, Герой Советского Союза генерал-майор Василий Федорович Гладков писал в своей книге «Десант на Эльтиген»: «…Громкоговорители из вражеских окопов кричали: «Вы обречены… Вы в блокаде… Приходите к нам завтракать… Никто вам не поможет…»
А нам помогли «ночные ведьмы»—летчицы 46-го Гвардейского Таманского ночного легкобомбардировочного авиаполка. Так их прозвали фрицы… Немцев они бесили. А для нас, десантников на Эльтигене, они были самыми дорогими родными сестрами».
В НЕБЕ НАД СЕВАСТОПОЛЕМ
Вспоминает Полина Владимировна Гельман:
—Каждый раз, когда в Москве гремит салют, мне вспоминается первый увиденный мною победный салют. В мае 1944 года шли решающие бои за освобождение Севастополя. Ночная авиация наносила массированные удары. Небо было насыщено самолетами в несколько ярусов. Сверху—тяжелые бомбардировщики, а в самом низу—наши тихоходные «По-2». Со всех сторон рвались снаряды: сверху падали бомбы и ракеты, снизу—зенитный огонь. А нам с Раей Ароновой поставили задачу: работать в таком аду по максимуму. Тут как назло мотор нашего самолета выработал свой ресурс, не хватало мощности, чтобы с бомбовой нагрузкой преодолеть, в сущности, невысокие Крымские горы на пути от места базирования полка в районе города Саки к цели—аэродрому в районе Балаклавы. Мы с Раей, опасаясь, как бы нас не отстранили от полетов и участия в освобождении Севастополя, не доложили начальству, что с бомбами не набираем нужной высоты.
Как-то, возвращаясь на рассвете с боевого задания, заметили не очень широкую седловину в горах. Ночи в мае были достаточно светлыми. Мы стали летать по «своей тропинке», но с риском столкнуться с горой.
Перевалив через седловину, мы на своем моторе «ползали» над целью ниже всех, опасаясь быть подбитыми осколками собственных бомб. К счастью, все сложилось благополучно. Из тех полетов многие самолеты возвращались с пробоинами. Поэтому о наших «приключениях» в горах никто не узнал.
Последней целью в Крыму был мыс Херсонес, где скопились остатки выбитых из Севастополя оккупантов.
Уже подлетая к цели, мы были ошеломлены грохотом, перекрывающим шум мотора. Воздух над Севастополем сверкал и светился от разрывов снарядов, трассирующих пуль, ракет и лучей прожекторов. Когда оторопь прошла, мы поняли, что это моряки и армейцы салютуют в честь освобождения Севастополя и Крыма. Мы немедленно присоединились к салюту, выстрелив из бортовой ракетницы несколькими цветными ракетами.
Из воспоминаний Раисы Ароновой:
—…Мотор пыхтит, надрывается. Извини, что на старости лет заставляем тебя выполнять непосильную работу. Ничего не поделаешь—война. Наша цель—Балаклава—лежит по ту сторону Крымских гор. В этом месте они невысокие, но для нас сейчас неприступны. Назад нельзя: с таким грузом садиться рискованно.
Полина вдруг вспомнила: вчера, возвращаясь домой уже на рассвете и боясь быть замеченными на фоне светлеющего неба, мы снизились к глубокой седловине и прошмыгнули через нее. То, что легко удалось утром, оказалось очень трудным ночью. Еле-еле нашли эту седловину и, поминая всех святых, начали обходить опасный перевал…
Когда горы остались позади, перед нами открылись широкая панорама морского берега и обычная в районе цели картина: «березовая роща» из прожекторов и зенитный огонь. Мимо пронесся снаряд и взорвался прямо над нами. Снизу открыли сильный огонь—немцы не жалели теперь боеприпасов: с собой не увезешь! Но мы все-таки добрались до своей цели и сбросили на вражеский аэродром все 300 килограммов бомб. Кажется, вместе с нами и самолет сказал «Ух!» и сразу полез вверх. В последние, решающие дни боев за Севастополь крымское небо было до предела забито самолетами. Наша авиация господствовала в воздухе, висела над противником днем и ночью. В это время впервые вошли в практику массированные ночные удары. Вверху, на высоте 3-4 тысячи метров,—тяжелые бомбардировщики, а внизу—мы, легкие тихоходные «По-2».
Противовоздушная оборона противника была настолько сильной, что наши летчицы с полным основанием говорили: «Севастополь—это Керчь в квадрате». Ничего подобного ни до, ни после Севастополя я не видела. И только приходится удивляться, как наш полк в этот период не понес ни одной потери. Очевидно, «Голубая линия» и Керчь научили нас многому.
МЫ НА ФРОНТЕ РАБОТАЛИ
Из воспоминаний профессора Веры Селунской:
—…Помню Полину Гельман студенткой истфака, увлеченной историей, дружелюбной, искренней, открытой и предельно скромной. Подумать только: ее друзья долго не знали, что она, будучи школьницей, окончила курсы планеристов в местном аэроклубе и еще в 1937 году совершила первый парашютный прыжок с самолета.
В мае 1942 года Полина Гельман в составе полка ночных бомбардировщиков, который вскоре был преобразован в 46-й Гвардейский, была уже на фронте, начав полный героических подвигов путь от Моздока до Берлина. В своих записках и рассказах Полина ограничивает себя, «заземляет»: «Мы на фронте работали».
Передо мной—наградной лист, в котором содержится «Краткое изложение личного боевого подвига Полины Владимировны Гельман»,—документ, подписанный 10 мая 1945 года командиром 46-го Гвардейского авиационного полка гвардии подполковником Е.Д. Бершанской и командующим 4-й воздушной армией маршалом авиации К.А. Вершининым. В нем сказано: «Тов. Гельман П.В. на фронте борьбы с немецкими захватчиками находится с мая 1942 года. От рядового стрелка-бомбардира выросла до начальника связи эскадрильи. За период боевых действий произвела лично как штурман 860 боевых вылетов на самолете «По-2». Имеет общий налет 1300 часов. Сбросила, уничтожая войска противника, 113 тонн бомб. В результате бомбовых ударов врагу был нанесен большой урон». Далее начертан ее фронтовой путь: «Тов. Гельман П.В. является активным участником обороны Северного Кавказа, разгрома немецких захватчиков на Кубани, Тамани, на Крымском полуострове, в Белоруссии, Польше, Восточной Пруссии и на собственной территории Германии». «Боевая работа тов. Гельман служит образцом для всего личного состава. Летает исключительно смело, умело маневрируя при попадании в прожектора и зенитный обстрел противника. Эффективность бомбардировочных ударов высокая».
Полина Гельман продолжала служить в армии до 1957 года. Она окончила Военный институт иностранных языков, овладев в совершенстве испанским. В 1970 году защитила диссертацию, получив ученую степень кандидата экономических наук и звание доцента.
До выхода на пенсию в 1990 году работала на кафедре политэкономии в Институте общественных наук, где читала лекции на испанском языке для слушателей, прибывших из Латинской Америки и Испании.
Из рассказа Полины Владимировны Гельман:
—…Мне довелось побывать в Севастополе после войны в дни юбилейных торжеств. Я ходила с боевыми подругами по широкому проспекту с его неповторимым архитектурным обликом, мы удивлялись и радовались, как нас сердечно встречали севастопольцы и моряки-черноморцы. И мне вспоминался Севастополь, увиденный с борта самолета в мае 1944 года: в огне пожарищ, в развалинах.
Теперь, когда телеэкран доносит до Москвы картины филиала МГУ в Севастополе, я вспоминаю, как студенткой этого университета уходила на войну. И я радуюсь, что город достойно пережил годы лихолетья. Желаю севастопольцам и дальше преображать его, сделать привлекательным для всех горожан и гостей…
За период боевой деятельности летчицы произвели 23672 боевых вылета, сбросили на врага 2902980 кг бомбового груза и 2600 ампул с горючей жидкостью. В стане врага вызвано 811 пожаров, 1092 взрыва большой силы.
Самолеты полка находились в боевых полетах 28676 часов.
Б. ГЕЛЬМАН, лауреат почетного знака Союза журналистов РФ «За заслуги перед профессиональным сообществом», заслуженный журналист города Севастополя.
(Москва—Севастополь, 1999-2019 гг.).
