12o
Как правило, беда приходит не оттуда, откуда мы ее ждем, а совсем с другой стороны,—аксиома. Но самое страшное—когда она приходит не извне, а изнутри. Такая беда до последнего момента остается недиагносцированной, скрытной и непредсказуемой, поэтому и ее последствия в разы разрушительнее. Отчего-то захотелось вступиться за чистоту и саму сохранность русского языка в ее классическом понимании. Профиль назревающей проблемы в самой русскоязычной рубрике «Профили».
Конечно, все мы негодуем, когда из новостей узнаем, что в соседних «дружественных» странах устраивают настоящую травлю и гонение на русский язык… Все так, но при этом мы забываем о «пятой колонне», которая живет с нами под одной крышей, учится в тех же школах и институтах, где учились мы, говорит на пока еще понятном нам языке. Пока понятном. Темпоритм жизни настолько ускорился и продолжает ускоряться в геометрической прогрессии, что уже завтра (это я образно!) мы перестанем понимать друг друга. И это будет не классический конфликт «отцов и детей», а абсолютная неспособность достучаться с помощью материнского языка до наших детей, а им—до нас. Да, мир стремительно меняется, надеюсь, в лучшую сторону, но ведь должны оставаться незыблемыми какие-то якоря, скрижали, скрепы, устои… Такие как вера, Отечество, институт семьи, устройство государства, многовековые традиции, история, генетическая память, в конце концов. Ведь язык (любой, а не только наш)—это в первую очередь код самоидентификации, аутентичности, уникальности каждой нации.
Разумеется, очень больно наблюдать, как в ближнем зарубежье русский язык пытаются запретить, уничтожить, «закатать в бетон», объявить вне закона. Но это—у них, Бог им судья. Уверен, что совсем скоро одумаются, ведь корни всех славянских языков едины и, стало быть, родственные. Глупо запрещать и пытаться предать забвению наше родство, хотя бы языковое. Но ведь рядом с нами живут наши дети и внуки, которых вроде бы никто не пытается лишить самого важного—веры, Отечества и языка. Хотя…
Если посмотреть с необычного ракурса, то вырисовывается весьма тревожная картина: выхолащивание и вульгаризация разговорной речи, неологизмы, пришедшие в наши повседневные диалоги даже не из-за границы, а совсем с другого материка. Никто не заметил, как мы стали называть своих детей? Словно тающий весенний снег исчезают исконно русские имена: Варвара, Марфа, Елизавета, Анастасия, Серафима, Ксения, Мария, Арсений, Игорь, Владимир, Петр, Алексей… Нет, я понимаю, что и большинство перечисленных имен пришли к нам из античной Греции, Древнего Рима и Святого Писания. Но за эти тысячелетия они стали родными и понятными—обрусевшими. Но сейчас наступило время Сюзанн, Каролин, Луиз, Алексов, Анжелик, Жозефин, Инг…—список бесконечен. А ведь сказано: «Как корабль назовете, так и…»
Шаг следующий—приоритетное преподавание иностранных языков, начиная с детского садика. Нет, вы не поняли, я ни на йоту не против изучения языков, причем всех, включая «мертвые»: латынь, древнегреческий, египетские иероглифы, клинопись и прочие, но… После того как наш ребенок будет владеть родным русским в совершенстве (которогое никому не достичь) и иметь богатый и развитый лексикон, соответствующий возрасту. Я плохо представляю себе европейскую семью, которая восторгается успехами своего чада, бегло изъясняющегося на русском, при этом путающего времена и глаголы своего родного английского, французского, итальянского, немецкого…
Если кто не помнит, то Господь остроумным способом наказал возгордившихся строителей Вавилонской башни—они заговорили на разных языках и наречиях. Все, «стройка века» прекратилась. Действительно, очень тяжело работать в бригаде строителей-высотников вместе с таджиками, узбеками, казахами, турками и туркменами, если никто не понимает тебя, а ты—никого! Одно неправильно понятое слово прораба—и подъемный кран поедет не в ту сторону или поднимет на двадцатый этаж жилой вагончик со строителями вместо контейнера с бетоном. Рабочие, прочитав и неправильно интерпретировав инструкцию по установке унитазов, водрузят их в вашей будущей кухне вместо посудомойки… Словом—караул! Берясь за что-то вместе, мы должны сговориться еще «на берегу», на каком языке мы будем изъясняться, но его придется учить, если даже это—эсперанто.
Вспомните, как еще пять лет назад наших детей заставляли усиленно изучать мову, и количество часов на эту дисциплину даже превышало кратность уроков русского… Мне повезло: я вырос в Севастополе, где украинский не преподавали вообще. Отчасти именно поэтому очень многие люди из разных городов утверждали, что в Севастополе жители говорят без южного акцента, правильно расставляют ударения и иммунизированы от шокирующего «гЭ» и «шо»!
Мы все знали русский и даже не задумывались, насколько это важно. Нет, при этом мы серьезно и углубленно изучали английский, немецкий и французский, но говорили-то на чистом русском. А потом двадцать с лишним лет нашим детям в школах пытались навязать изучение очень певучего диалекта с примесью польского, литовского, венгерского и румынского… И—началось! Дети стали изъясняться на каком-то суржике, который трудно назвать и русским, и украинским, при этом не владея в совершенстве ни одним из двух. Первый раз я добровольно уволился с должности редактора художественных программ СТВ, когда всех авторов и ведущих программ в приказном порядке обязали изучать «мову» со специально нанятым специалистом дважды в неделю.
Отдельная тема—присутствие в лексиконе наших сограждан лагерной «фени» и русского мата. И если об обсценной лексике я писал много и с пониманием, то вот тема появления и «легализации» в обществе воровского жаргона явно не раскрыта. Попробуем разобраться… Сталинские репрессии, длившиеся вплоть до его смерти и заточившие в лагеря миллионы представителей дворянства, духовенства и интеллигенции, не оставили узникам ни малейшего шанса сохранить свой идеальный русский в первозданном виде! Чтобы убедиться в этом, достаточно выборочно перечитать Солженицына и Варлама Шаламова. Ну и, разумеется, Сергея Довлатова, хотя он писал значительно позже и по другую сторону колючей проволки,—суть от этого не меняется.
Питерский или московский интеллигент в пятом поколении, попадая в барак с урками, паханами и рядовыми ворами, не имеет ни малейшего шанса выжить, если не научится говорить на языке большинства заключенных! А так как при Сталине сроки давали большие, то «феня» проникала в мозг интеллигентов на подсознательном уровне. Но когда начались массовые освобождения реабилитированных, эту лингвальную «субкультуру» они, словно бациллы туберкулеза или споры чумы, привнесли в мирную жизнь. Наступила целая эпоха тюремной «романтики». Вспомните культовые фильмы «Место встречи изменить нельзя» и «Ликвидация»… Когда из уст положительного героя сладко льется «феня», то ему хочется подражать, не так ли?!
Вот откуда «растут уши» популярного до сих пор тюремного шансона, который каждый день «услаждает» слух пассажиров общественного транспорта. Да и обожаемый мною Владимир Семенович тоже внес весомый вклад в дело маргинализации современного русского языка. Такие слова, как «решала», «терпила», «крышевать», «сходняк» и «ссученный», мы имеем «удовольствие» слышать с экранов ТВ из уст журналистов и политиков достаточно высокого ранга. Тогда, скажите на милость, какое право мы имеем запрещать своим детям произносить слова и целые вербальные конструкции, которые они вынуждены слышать каждый день и значение которых понимают без словаря Владимира Даля или Гуггла?
На самом деле мы имеем дело с гораздо более серьезной проблемой, чем сохранение чистоты языка. Ведь для того чтобы любая операционная система, основанная на двоичной системе 0-1, дала фатальный сбой, достаточно единожды перепутать один ноль с одной единицей. Дальше запускается «принцип домино»—и процесс становится необратимым. Не кликушествую и не «вангую», но «строительство Вавилонской башни» уже началось и закончиться может намного раньше, чем мы думаем. Но, похоже, мы даже и не задумываемся!
Кто из вас с ходу и не задумываясь разъяснит хотя бы самому себе значение некоторых слов из лексикона «продвинутой» молодежи: лол, кек, хайп, зашквар, рофлить, чилить, триповать?.. Вот видите, а они на этом сленге бегло изъясняются. Это и есть одно из главных проявлений пресловутой «войны форматов» между отцами и детьми. И эта война вполне может закончиться их победой. Нет, я категорически против всевозможных запретов, гонений, преследований по тому или иному признаку—все это мы много раз проходили и всякий раз добивались обратного эффекта. Мне нравится «лагерный» цикл творчества Высоцкого и нежные рассказы Шаламова и Довлатова о жизни и обычаях заключенных. Яхт-клуб ЧФ, медицина, ТВ, литература и театр в совершенстве обучили меня «языку джунглей»—русскому мату. Я могу доходчиво изъясниться на двух иностранных языках, а мои молодые артисты и ученики познакомили меня с азами своего разговорного, но… Но я никогда не стану одновременно смешивать их в один «коктейль Молотова», ведь эффект и последствия разрушительны примерно одинаково!
И давайте не забывать, что «время жить в Севастополе!», в котором говорят на разных языках, но материнский—русский!
К сему Андрей Маслов.
Вместо эпилога: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины,—ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя—как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!» (И. Тургенев).
