17o
…Как-то Бернард Шоу, харизматичный ирландец, первым в мире добившийся обладания уникальным тандемом Нобелевской и Оскаровской премий, ничтоже сумняшеся выдал такую вот сентенцию: «Звания и титулы придуманы для тех, чьи заслуги перед Отечеством бесспорны, но народу этой страны порой неизвестны…»
…Константин Андреевич Тон. Сегодня исполняется 225 лет со дня его рождения. Чем же он прославился на Руси? Зададим виртуально этот вопрос нашему среднестатистическому выпускнику школы и в одном варианте из десяти получим в лучшем случае ответ, что, мол, К.А. Тон—архитектор.
Между тем всенародно известны и, бесспорно, знамениты такие знаковые шедевры отечественного зодчества, рожденные уникальным талантом Константина Тона, как Большой Кремлевский дворец, Оружейная палата, Малый театр в Москве, здание Сената и пристань с египетскими сфинксами напротив Академии художеств, иконостас в Казанском соборе в Санкт-Петербурге, комплексы столичных вокзалов первой в стране Николаевской железной дороги, около 50 как величественных, так и «малых ростом» церквей, начиная от жемчужины творчества К.А. Тона—храма Христа Спасителя и завершая Владимирским собором—усыпальницей адмиралов в нашем благословенном Севастополе…
Сегодня есть полный резон по юбилейному поводу более развернуто, чем индифферентно втиснуто в трех «жирных» абзацах Википедии, рассказать о культурном наследии и неординарных фактах биографии этого воистину подвижника на поприще зодчества, высокоталантливого Мастера, который так беззаветно был предан главному делу всей жизни, что почитал невозвратной потерей все часы сна после четырех утра, и первый свой отпуск на все сто отгулял лишь на 62-м году от роду…
«Левый» заказ подручного Росси
…Ему было всего двадцать с небольшим лет, когда его «погладила по плечу» всероссийская слава после того, как молодой, еще недавно окончивший с отличием курс Академии художеств архитектор, «ассистируя» великому Карлу Росси в проектировании Дворцовой площади Санкт-Петербурга, взял «левый» заказ от графа Платона Зубова, последнего фаворита императрицы Екатерины II. Стояла задача в его фамильном имении (с. Фетинино Владимирской губернии) построить паровую оранжерею для выращивания ставшего уже привычным для россиян экзота—ананасов.
Константин Тон сконструировал оригинальное водогрейное устройство, благодаря которому зубовская «ананасница» постоянно снабжалась паром от находящейся рядом прачечной. Эта новация уже через год получила «прописку» в десятках имений вельможных российских латифундистов…
…В его весьма обеспеченной семье обрусевших немцев в Санкт-Петербурге царил культ преклонения перед тремя фамильными ценностями: ювелирным делом, классической музыкой и архитектурой, ибо в разветвленном генеалогическом древе Тонов целые «ветви» были «усеяны» композиторами, придворными златых дел мастерами и зодчими.
Посему вовсе не случайно исходя, конечно, из доминантных наклонностей всесторонне талантливого мальчика, Константина уже в девять лет определили в Императорскую Академию художеств под крыло знаменитого архитектора Андрея Воронихина, отца русского ампира, автора проекта собора в честь иконы Казанской Божией Матери в городе на Неве. Там же, кстати, обучались и два брата К.А. Тона, но знаменитым стал все-таки он…
…Почти десять лет продолжалось заграничное пенсионерство Тона в Италии, Франции и Германии. После того как Тон на бис одарил Рим уникальным проектом полной реконструкции Дворца цезарей, он стал членом трех европейских академий и буквально триумфатором вернулся на родину…
Не Герценом единым…
Несомненно, что вершиной его творчества явился храм Христа Спасителя в Москве, строительство которого продолжалось целых 44 года. Есть достоверные воспоминания современников о том, что в день открытия этого величественного кафедрального собора умирающего, уже полуослепшего зодчего на специально оборудованной карете привезли на Волхонку и на носилках вынесли к парадному фасаду храма. Константин Андреевич залился слезами и дрожащей рукой трижды осенил крестом главное детище всей своей жизни…
…Интересно, что самый первый проект возведения этого церковного памятника в честь победы россиян в Отечественной войне 1812-1814 годов был одобрен Александром I в 1817 году и принадлежал архитектору А. Битбергу. Однако вновь взошедший на престол император Николай I не утвердил его рабочие эскизы. Царь, искренне восхищенный успехами Тона на зодческом поприще в Италии, назначил ему аудиенцию и предложил возвести в столице собор в стиле старорусских храмовых традиций. И молодой архитектор с жаром впрягся в это грандиозное, полное заманчивых перспектив дело. Дело, которое, как мы уже упоминали, стало жемчужиной всего его многогранного творчества.
Не всё, конечно, продвигалось гладко. Детище Константина Тона подвергалось «обстрелу» со всех сторон. В нем либералы усматривали материальное воплощение реакционной политики Николая I. Одним казалось, что собор выглядит помпезно и что он чересчур огромен. Другие, к примеру живописец В. Верещагин, полагали, что этот наш храм—всего лишь ремейк мавзолея Тадж-Махал в индийском городе Агра.
А главный «гробовщик» самодержавия Александр Герцен подверг уничижительной критике строгое указание императора Николая I о том, чтобы все новые провинциальные церкви неукоснительно возводились исключительно после согласования очередного проекта с академиком К.А. Тоном.
И (это было обязательным условием) непременно в русско-византийском стиле, основателем которого на развилке двух зодческих эпох—классицизма и эклектизма—являлся Константин Тон.
В частности, неистовый публицист-революционер в своем «Колоколе» писал: «Творчество этого камерТОНа самодержавия дышит отрыжкой анахронизма. Все его творения—грубы. Они—пятиглавые судки с луковками вместо пробок».
Ему вторил и признанный историк российского культурного пространства С. Стасов: «Он (то есть К.А. Тон.—Авт.) был делец самый ординарный. Таланта не имел никакого».
Однако такие выпады вовсе не умаляют и в наши дни признания высокого значения вклада Константина Андреевича Тона в историю российского зодчества. Он решительно отвернулся от слепого копирования западноевропейских канонов в архитектуре и указал путь к сооружению десятков больших и малых храмов по калькам древнего русско-византийского искусства.
Уместна, кстати, будет и такая ремарка: в советское время всё творческое наследие Константина Тона подверглось фронтальной опале. Налицо гримаса текущей политики, отброшенной в прошлое. Причем идеологи большевиков в качестве убойного аргумента эксплуатировали тезис «великой дружбы» придворного архитектора с царем—душителем свободы. И именно Иосиф Сталин отдал в 1931 году личное распоряжение снести с лица земли храм Христа Спасителя как «память монархизму и милитаристскому культу». Жуткий факт: два инженера, отказавшиеся участвовать в этом чудовищном акте вандализма, были расстреляны…
Да, пламенная страсть. Но не одна…
Довольно странным слыл в житейском бытовом ракурсе этот незаурядный «русский немец». Он превосходно изъяснялся на четырех европейских языках, большое внимание уделял своей педагогической деятельности: оставил после себя свыше 200 учеников, обучая их тонкостям древнерусского зодческого искусства. Он на протяжении многих лет успешно возглавлял Петербургскую Академию художеств на посту ректора «по части композиции архитектуры». Однако парадоксальный факт: будучи до конца своих дней обласканным вниманием всех царей, его современников, он умер в нищете, проживая с сестрой на съемной квартире…
Воспоминания современников о его характере весьма противоречивы. Одни видели в нем благодушного человека, охотно берущего на себя чужие заботы и проблемы, настроенного на доброжелательность к ближнему, творческую личность, мэтра, готового на многое ради успеха своих подопечных.
Другие имели полярное мнение: резок в суждениях, нелицеприятен по отношению к оппонентам в спорах, все поправки в чертежах учеников, не сделанные им, незамедлительно вымарывались с ярлыком «несусветная глупость»…
…Особенно интересны суждения его современников о внимании явно брутального Константина Тона к прекрасному полу. «Любимое дело наставника, зодчество, было его единственной первой и последней любовью»—так отозвался о нем один из его учеников. Однако есть резон решительно не согласиться с такой характеристикой К.А. Тона как анахорета. Напротив, Константин Андреевич превосходно сочетал свое несомненное пылкое усердие на ниве проектирования новых и новых храмов, вокзалов и даже крестьянских казенных изб с весьма успешными викториями на амурном фронте…
Он был неформально женат дважды. От первой гражданской супруги, Елены Берг, у 48-летнего Тона родился сын Костя. Он пошел по стопам отца и окончил первый курс Академии художеств. Однако дальше его судьба дала «крен»: юноша ослеп, и никакие эскулапы ему не помогли…
В конце 40-х годов ХIХ века Константин Андреевич влюбляется в светскую львицу—Амалию Барклай, шотландку по происхождению. Их бурный роман служил притчей во языцех всего гламурного Петербурга. Амалия родила Тону, опять же вне брака, четверых детей, которым любезно согласился дать свою фамилию близкий друг архитектора, губернский секретарь малоросс Ефим Карлович Гук. Таким образом, все потомки Константина Тона, проживающие сейчас в Германии, не носят фамилию своего знаменитого биологического прадеда…
Однокупольный, но такой же родной
Владимирский собор—усыпальница адмиралов в Севастополе явился сакральным навершием разветвленного зодческого наследия Константина Андреевича Тона. Его отличие от всего созданного знаменитым зодчим в том, что волею различного рода житейских обстоятельств еще при жизни архитектора на высочайшем уровне было принято решение урезать до одного купола традиционно пятикупольную композицию на плане этого кафедрального собора…
А начиналось всё так. В 1825 году в Севастополь прибыл Александр I. Он возжелал, чтобы великое историческое событие (принятие святым князем Владимиром христианства именно здесь, в Херсонесе) было увековечено потомками закладкой Владимирского собора на том же самом месте, где и произошло в 988 году знаменательное таинство.
В конкурсе на лучший проект с чертежами пятикупольного храма победителем стал К.А. Тон, после чего по всей Руси стартовала процедура сбора пожертвований на сие благое дело.
Однако градоначальник Севастополя и Николаева вице-адмирал М.П. Лазарев в 1842 году напрямую обратился к Николаю I с просьбой переместить строительство будущего храма в центр города, ибо «в поселении не хватает православных церквей».
Что характерно, император не только удовлетворил просьбу Лазарева, но и лично перстом указал на плане место закладки храма на Центральной горке Севастополя.
…Подготовительные работы в 1848 году развернулись на Центральном холме, что неподалеку от построенной здесь через год «Башни ветров» Морской библиотеки. Как часто практиковалось ранее, в Севастополь осенью этого же года из Ялты на объект приехал «оглядеться» Константин Андреевич Тон. Он остановился на ул. Большой Морской в доме инженер-полковника Михаила фон дер Вейде, назначенного строителем храма, давнего друга семьи петербургского ювелира Андрея Тона, отца героя нашего рассказа.
После обстоятельной беседы Тона с адмиралом М.П. Лазаревым и капитаном Севастопольского порта контр-адмиралом Г.И. Рогулей автор проекта непосредственно со штабс-капитаном строителем В.А. Рулевым в течение двух суток изучал чертежи фундамента будущего собора. Константин Андреевич обратил внимание инженеров на некоторые особенности местных скальных работ с тем, чтобы облегчить труд матросов восьми флотских экипажей, занятых расчисткой площадки на этой стройке…
На закладке собора в июле 1854 года Константина Тона в Севастополе не оказалось, так как он был занят завершением постройки петербургской шатровой церкви Святого Мирония и в качестве ректора принимал дела Императорской Академии художеств…
Владимирский собор—усыпальница адмиралов в Севастополе стал вторым по счету храмом, на завершении строительства которого в 1881 году, нарушая традицию, не присутствовал автор проекта, архитектор. К.А. Тон был серьезно болен и скончался за полгода до этого события. Освящение же храма произошло в 1888 году.
Отметим, что, если бы создатель проекта нашего собора каким-то чудесным образом и оказался бы «в нужном месте в нужное время», он был бы очень удручен увиденным. Потому что уже с начала 60-х годов позапрошлого века архитектор К.А. Тон был практически отстранен от реального участия в строительстве своих последних храмов.
А в нашем случае это вообще уникальная история, ибо к сооружению Владимирского собора в Севастополе приступили после всех горестных последствий Крымской войны лишь в 1862 году, когда значительно уменьшился объем ассигнований.
Строительство собора по велению царя Александра II поручили продолжить уже архитектору А.А. Авдееву—ревностному адепту не пятикупольных тоновских храмов, а четырехстолпных однокупольных, сориентированных на подлинно византийские кальки церковной архитектуры.
И, тем не менее, многое из того, что предначертал в своем проекте Константин Андреевич Тон, в конце концов нашло свое воплощение в адмиральской усыпальнице. Это кряжистый купол, невысокий барабан (верхняя часть здания), окна с арочным завершением, украшение храма горизонтальными каменными поясами…
В нашем морском городе имя этого неординарного зодчего традиционно чтимо флотским сообществом. В 1865 году, когда в Академии художеств с особой пышностью отмечалось 50-летие творческой деятельности архитектора К.А. Тона, в адрес ректората от главного командира Морскими силами России в Черном море генерал-адмирала Б.А. Глазенапа пришло теплое поздравление с пожеланием юбиляру долгих лет созидательной жизни.
…20 октября 1991 года после длительного периода мрачных лет прозябания в «руинных ипостасях» вследствие двух губительных войн и атеистических политических коллизий восстановленный Владимирский собор—усыпальница адмиралов на Центральном холме города-героя Севастополя наконец освятили. Это был единственный храм из огромного наследия архитектора Константина Андреевича Тона, которому судьба, увы, отвела возможность лишь «понянчить» свое дитяти с севастопольской пропиской.
Леонид СОМОВ.
