19o
Прошло ровно 120 лет со времени первых гастролей Московского художественного театра в Севастополе. На рубеже XX века его труппа произвела настоящую революцию в театре.
Культурное общество «заболело» Чеховым. Его пьесы «Дядя Ваня» и «Чайка» не предполагали формальной игры актера. Ему нужно было показать внутренний мир своего героя. Такая актерская подача сильно воздействовала на зрителей, вызывая чувство глубокой сопричастности к происходящему на сцене. У особо экзальтированных зрительниц нередко случались обмороки.
Появился не только новый тип театра, но и новый актер. Один из горячих поклонников художественно-общедоступного, писатель Леонид Андреев, свидетельствовал об этом так: «Смелый, добрый и яркий, он встал грозным memento mori сперва перед омертвевшей рутиной всех иных драматических (и даже оперных; даже балета коснулось его влияние) театров, а затем—перед рутиной, спячкой и застоем вообще».
И вот этот «свежий ветер» высокого искусства задул в сторону Крыма.
В поездку на юг артисты театра взяли с собой семьи и прислугу, к ним присоединились многочисленные друзья. Получилась внушительная компания, к которой добавлялись все новые и новые поклонники.
Мы можем восстановить события того времени благодаря воспоминаниям и письмам Константина Сергеевича Станиславского и Владимира Ивановича Немировича-Данченко, руководивших всей этой молодой творческой силой.
В Севастополь москвичи прибыли накануне Пасхи. Для выступлений сняли летний деревянный театр, который располагался на месте нынешней водной станции, слева от Графской пристани. Поселились в гостинице Киста—прямо напротив театра. 9 апреля встретили Пасху, а на следующий день «подняли занавес».
На пароходе из Ялты прибыл Антон Павлович Чехов. Он был нездоров и поэтому против обыкновения остановился не у Киста, а подальше от моря—в гостинице Ветцеля.
Апрель 1900 года выдался таким же холодным, как и нынешний.
К.С. Станиславский в своих воспоминаниях пишет: «…Крым встретил нас неприветливо. Ледяной ветер дул с моря, небо было обложено тучами, в гостиницах топили печи, а мы все-таки мерзли. Театр стоял заколоченный с зимы, и буря срывала наши афиши, которых никто не читал…
…Пришли какие-то люди, отодрали щиты от театра и распахнули двери. Мы вошли туда. Там было холодно, как в погребе. Это был настоящий подвал, который не выветришь и в неделю, а через 2-3 дня надо было играть. Более всего мы беспокоились об Антоне Павловиче, как он будет сидеть в этом затхлом воздухе…
Наконец явилась какая-то расфранченная дама. Она объявила себя местной аристократкой, другом Чехова и потребовала литерную ложу на все спектакли. За ней потянулась к кассе вся публика и очень скоро разобрала все билеты на 4 спектакля…»
Кто же эта таинственная дама? Об этом поговорим чуть позже. А пока—еще одна выдержка из дневника К.С. Станиславского:
«…В пасхальный понедельник начались наши гастроли. В театре была стужа, так как он был весь в щелях и без отопления. Уборные согревали керосиновыми лампами, но ветер выдувал тепло. Вечером мы гримировались все в одной маленькой уборной и нагревали ее теплом своих тел, а дамы, которым приходилось щеголять в кисейных платьицах, перебегали в соседнюю гостиницу. Там они согревались и меняли платья.
В восемь часов пронзительный ручной колокольчик сзывал публику на первый спектакль «Дяди Вани». Первый акт был принят холодно, к концу успех вырос в большую овацию. Требовали автора. Он был в отчаянии, но все-таки вышел».
Известно, что кроме Чехова среди зрителей были писатели Иван Бунин, Максим Горький и другие литераторы, приехавшие в Крым на пасхальные каникулы.
В эти дни состоялось знакомство Горького с актрисой театра Марией Федоровной Андреевой. В гримерку актрисы будущего пролетарского писателя привел Чехов. «Черт знает, как великолепно вы играете!»—сделал неуклюжий комплимент Алексей Максимович и взглянул на актрису пылающей синевой глаз. С этого момента началась история их любви и сотворчества. Для МХТ Горький напишет пьесу «На дне», а русский театр приобретет гениального драматурга.
Давайте заглянем и по другую сторону рампы—в зрительный зал. Известный чеховед Геннадий Шалюгин пишет, что среди зрителей был севастопольский писатель, служивший в военно-морской прокуратуре,—Борис Александрович Лазаревский.
Билеты на «Эдду Габлер» Ибсена и «Одинокие» Гауптмана (11 и 12 апреля), полученные из рук Антона Павловича, он вклеил в свой дневник. А про «Чайку» записал: «Пьеса вся меня не так заинтересовала, как отдельные лица ее, особенно Тригорин: это и Чехов, и я, и всякий пишущий. «Если по небу плывет облако, похожее на рояль, то я думаю, что вот в каком-нибудь рассказе это нужно поместить».
Теперь наступило время вспомнить еще об одной зрительнице—той таинственной даме, подруге Чехова.
По окончании последнего спектакля, после громких оваций, вместе со всей труппой на поклон вышел директор МХТ Владимир Иванович Немирович-Данченко. От лица города слово взяла Мина Карловна Бларамберг-Чернова. Не она ли эта «расфранченная дама»? Учитывая авторитет этой женщины, ее выход на сцену был вполне закономерен. Мина (Вильгельмина) Карловна, урожденная баронесса Врангель, вместе с супругом, композитором Павлом Ивановичем Бларамбергом, была владелицей имения в Чоргуне (ныне Черноречье). Бывшая оперная певица, а затем актриса Малого театра, она собирала вокруг себя людей искусства, живших или бывавших в ту пору в Крыму. Ее гостями были известные композиторы, художники, писатели.
Болезнь легких заставила ее завершить артистическую карьеру и переехать в Крым. Кстати сказать, главный архитектор Севастополя с 1922-й по 1936 год Михаил Александрович Врангель приходится ей племянником. Но в 1900-м ему было всего 14 лет.
В приветственном адресе, который зачитала в тот памятный день Мина Карловна, в частности, была отмечена высокая «цена художественного театра» и выражалась благодарность «за удовольствие, доставленное севастопольцам».
С ответным словом выступил В.И. Немирович-Данченко, который сказал: «Задачи нового художественного направления в драматическом искусстве требуют внимательного и интеллигентного зрителя, что не могло не внушать опасений при возникновении мысли о поездке в провинцию труппы московского театра, но то внимание и тот прием, которые были им здесь оказаны севастопольцами, вполне рассеяли эти опасения».
До нас дошла фотография труппы, сделанная в Ялте, куда артисты отправились из Севастополя. Вглядитесь в неё: рядом со Станиславским и Немировичем-Данченко стоят Чехов и Горький. Не могу утверждать наверняка, но вторая дама в верхнем ряду очень похожа на Мину Карловну…
Нам хорошо известна военная история Севастополя, но когда находятся такие свидетельства мирной жизни, становится как-то тепло на душе. Как будто из прошлого доносятся звуки музыки, смех, плеск аплодисментов. И вдруг так ясно осознаешь, что город—это прежде всего его жители, те, кто трудится, служит, творит и умеет радоваться жизни.
Т. Довгань.
На снимках: Ялта, 1900 год; театр и купальни, Севастополь.
Фото В. Базилевского.
