18o
В докарантинные дни у нас уже проводились мероприятия, посвященные приближающемуся 75-летию Победы Советского Союза и его доблестной Красной Армии над немецко-фашистскими захватчиками и их союзниками из донельзя цивилизованной, вечно демократической Европы. В тесном кругу собравшиеся активисты невольно оглядывались по сторонам: где же Владимир Емельянович Сергиенко?
Свыше полувека он возглавлял им же созданную Балаклавскую экспедиционно-поисковую общественную организацию «Подвиг». Память отказывается принимать уход в вечность минувшей осенью этого светлого человека, подвижника, патриота.
Еще где-то кто-то ломал голову над созданием Интернета, а Владимир Емельянович едва ли не за счет скромных личных доходов ездил по столичным архивам, дома поднимал слежавшиеся в течение многих лет документы в военных комиссариатах, музейных учреждениях, годами вел, не побоюсь этого слова, гигантскую переписку со всей страной с целью сбора имен павших в боях доблестных защитников и освободителей Севастополя, Балаклавы, Оборонного. Сегодня списки этих имен из его многочисленных стостраничных пухлых общих тетрадей составили основу текстов по крайней мере первых томов Книги Памяти города-героя Севастополя. Они также выбиты на плитах из полированного гранита на обновленных военных кладбищах у сел Оборонного и Флотского, в Балаклаве у улицы Спартаковской, у стыка улиц Новикова и Крестовского, в микрорайоне улицы Благодатной и в некоторых других местах. Сотни, тысячи фамилий…
Хороши верные, не стирающиеся от частого употребления, берущие за душу слова на обелисках: «Вечная слава героям!», «Никто не забыт, ничто не забыто…» Но Владимир Емельянович стоял на том, чтобы павшие в боях с врагами воины были названы поименно.
Все, кто, как говорится, в теме, не возьмутся оспаривать факт: без Владимира Сергиенко некому было бы вдохнуть в камни тепло и память.
Верно, одному ему не удалось бы поднять столь масштабный замысел. Но Владимир Емельянович сумел найти и сплотить единомышленников, чтобы подвигнуть их на добрые дела. Единомышленников среди простого люда и в кабинетах высоких руководителей. Но среди всех первым оставался неугомонный Владимир Емельянович.
Что побуждало его к действию? Если кто-то решится дать полный ответ на поставленный вопрос, он обречет себя на написание книги. Сегодня ограничу себя лишь обзором оставшихся у меня после Владимира Сергиенко бумаг. Он беззаветно, глубоко любил свою малую родину, о чем рассказывал во время предпринятых в прошлом прогулок в окрестностях Оборонного.
Через пяток дней приходило письмо с некоторыми подробностями к сказанному. «Камара-Исар-Кая,—писал Владимир Емельянович,—единое поселение. Так я думаю». Вполне возможно, здесь нет ошибки. В момент опасности жители села Камары (старое название Оборонного) имели возможность укрыться за стенами крохотной крепости княжества Феодоро, воздвигнутой на нависающей над селом труднодоступной скале. Защита слабая, но до прихода основных сил можно было отсидеться.
На тетрадном листочке каллиграфическим почерком старшего товарища идет перечисление периодов существования села: византийского, генуэзского, Крымского ханства… Улавливаю нотки гордости Владимира Сергиенко: «По данным архивов (городского и Республики Крым), к 1927 году на территории Камарского сельсовета проживало 800 с лишним человек. С годами его население не сократилось, а выросло. Моя мама, Сергиенко (Вялых) Мария Ивановна, к 27 годам от роду имела пятерых детей. Она работала в колхозе дояркой. Колхоз-миллионер имел стадо коров, гурт лошадей, овцеферму, кроликоферму, сад, виноградник, огород, хлебные нивы. В селе функционировали школа, магазин, клуб, сельский совет.
По состоянию на 9 июля 2016 года в Оборонном проживало 80 человек, коренных же жителей—только три семьи на месте 109 довоенной поры».
Опять же не без гордости Владимир Емельянович отмечал, что в течение 215 дней из 250 героической обороны Севастополя и в течение четырех недель, которые предшествовали освобождению Балаклавы, Камары находились на переднем крае жестоких боев. Володя Сергиенко и его близкие, чтобы выжить, забились в пещерку обращенного к селу склона горы. Со стороны Тороповой дачи по врагу били пушки крупного калибра артиллерии Приморской армии. «При этом,—вспоминал Владимир Емельянович,—на наши головы падали мелкие камушки». Вначале их боялись, а потом—не замечали.
С валунов Камара-Исар-Кая Севастополь открывается во все стороны, как живая карта. Как только захватчиков выгнали из Балаклавы, представитель Ставки Верховного Главнокомандования Маршал Советского Союза А.М. Василевский приказал оборудовать на горе у села Камары командный пункт. С него маршал и командующий 4-м Украинским фронтом Ф.И. Толбухин наблюдали в бинокли за передвижением войск противоборствующих сторон. Александр Михайлович настойчиво, что было опасно, предлагал Верховному не торопиться со штурмом Севастополя. Необходима подготовка. Между И.В. Сталиным и его представителем вследствие острых разногласий из-за Севастополя легла глубокая тень. Об этом можно прочитать в книге воспоминаний А.М. Василевского «Дело всей жизни».
Команду наступать танковому подразделению дал Ф.И. Толбухин. Необдуманный приказ, в зрелые годы считал Владимир Сергиенко. Прежде надо было подавить огневые точки на соседних холмах. Боевые машины горели, как коробки со спичками. Свыше четырех десятков павших в бою механиков, водителей похоронили в 31-й и 32-й могилах на кладбище, которое нынче находится у балаклавской улицы Спартаковской…
Вместе с братом Ваней Володя Сергиенко играл на подорванной за околицей села немецкой бронированной машине, в лесу мальчишки обнаружили сбитый самолет с красными звездами на плоскостях. «Из пулемета штурмовика,—продолжает свой рассказ Владимир Емельянович,—свисала лента с патронами. Они горели золотом в лучах солнца».
Коль название села подлежало переименованию, то, конечно, как нельзя лучше подошло новое название—Оборонное. Владимир Емельянович любил его сыновней любовью. Сквозь строки его хранящихся у меня бумаг сочится и горечь от того, что в войну погибли не только люди, но и села как поселения людей исключительно от земли, крестьянского сословия. Такова судьба и Оборонного.
В течение 2-3 лет в родное село В.Е. Сергиенко добирался из города на различные мероприятия на машинах друзей, а то и на такси. Потрясающе! Старожилы Оборонного своего земляка встречали аплодисментами—так, как однажды встречали у нас Федора Конюхова. Так то легендарный герой крайне экстремальных путешествий хоть на дно океана, хоть в ближний космос, хоть на конец света. Но и Владимир Сергиенко—знаковая фигура. Люди достойно оценили усилия земляка, который жизнь посвятил тому, чтобы обрели бессмертие герои войны. Не один-два, а многие тысячи.
Отпевать тело Владимира Емельяновича везли к обители Иоанна Предтечи. В Оборонном состоялась незапланированная остановка. Об этом организаторов похорон попросили жители села, которые по состоянию здоровья не могли преодолеть расстояние до монастыря. Людям важно было проститься со своим заступником и радетелем.
Итак, мы говорили о мотивах подвижнической деятельности В.Е. Сергиенко. Пять лет назад Владимир Емельянович вручил мне несколько писем с фотографиями. Но только сейчас я вчитался в эти документы—маленькую частичку его необъятной почты. В пору жизни его в Оборонном раздутые папки с посланиями, вместительные коробки занимали половину отдельной комнаты.
Каюсь, письма незнакомых простых людей показались мне незатейливыми, лишенными сюжета. В эти дни они прочитаны одно за другим. Как раньше не удалось уловить глубоких чувств авторов, тревоги близких, гордости за них, веры в невероятное, накопившейся в течение десятилетий неубывающей грусти?..
«Уважаемые товарищи,—говорится в письме, адресованном руководителю «Подвига» В.Е. Сергиенко и членам штаба общественной организации.—К вам обращается вдова Варганова Алексея Ивановича. Мой муж родился в 1916 году в селе (название села, к сожалению, не поддается прочтению.—Авт.) Арзамасского района Горьковской области. В 1936 году он начал работать трактористом, в 1938-м был призван в ряды Красной Армии. Воевал с белофиннами, за что был награжден медалью «За боевые заслуги». В мае 1940 года уволен в запас. Трудился в должности бригадира тракторной бригады колхоза. В мае 1942 года его снова поставили в строй защитников Отечества. Извещение о гибели мужа я получила в 1944 году. Фронтовые его письма не сохранились, а фотокарточку его я высылаю. У мужа было еще пять братьев. Все они участвовали в Великой Отечественной войне.
Сама я работала в колхозе до 60 лет. В настоящее время получаю пенсию, но все равно по возможности работаю в колхозе. Имею двоих детей: старший, Юрий (1938 года рождения), работал в Ижевске начальником объединенной технической школы. Младший, Александр (1941 года рождения),—художник швейной фабрики. Сердечно вас благодарю за заботу.
С приветом Варганова».
* * *
«Уважаемый Сергиенко В.Е.!
Получили от Вас письмо и очень Вам благодарны, что память о нашем брате жива. Сообщаю Вам, что Вы первыми поставили нас в известность о дате гибели нашего брата и месте его захоронения. Наш брат Матинян Наполеон Аршакович родился в 1924 году. В 1942 году он добровольно ушел на фронт, участвовал в боях за Крым. Получил ранение. После месячного пребывания в Сочи в госпитале он снова отправился на фронт. В боях за Крым удостоен ордена Красной Звезды. Последнее письмо пришло из Крыма. Сообщаем, что фронтовые письма от него не сохранились. Два документа о его подвигах переданы в школьный музей.
Матинян Наполеон родился в селе Хаштарак Иджеванского района Армянской ССР. После окончания школы учился в ветеринарном училище. У Наполеона было четыре брата. Один из них—Шамир Аршакович—погиб на войне с белофиннами.
С уважением к вам
Ашот Аршакович Матинян.
19 сентября 1978 года».
* * *
«Уважаемый тов. Сергиенко!
Получив от Вас письмо, я решила Вам ответить. Могу Вам сообщить, что в 1941 году мой брат Петр Евсеевич Котлерман ушел добровольцем на фронт. В течение всей войны, а также в последующие годы никаких вестей от него я не имела. Для меня очень важно было получить от Вас письмо, за которое я Вам чрезвычайно благодарна. Дата гибели и место захоронения Пети мне были неизвестны. Посылаю Вам фотографию брата. Тогда ему было 20 лет. Прошу Вас сообщить мне, есть ли возможность приехать на его могилу?
У меня также был брат, Котлерман Азя Евсеевич. В период Великой Отечественной он тоже бил врага. Сведений о нем до настоящего времени не имею, но знаю, что его госпиталь находился в Ростове-на-Дону.
Буду ждать ответа.
С уважением к Вам
Ира Конская.
4 октября 1978 г.,
Одесса».
* * *
Четвертое письмо—особенное. Оно написано на фронте (возможно, у Севастополя) его защитником,—судя по всему, армянином из села Азат Ханларского района Азербайджанской ССР Гургеном Геворкяном. Чтобы прочитать и воспроизвести текст фронтового треугольника, надо знать армянский язык. Очевидно, солдат писал о житейских делах: «Жив, здоров…», так как в Баку была поставлена печать: «Просмотрено военной цензурой». При этом в письме не вымарано ни слова. Письмо с фронта и фотографию воина прислала В.Е. Сергиенко в октябре 1978 года, вероятно, сестра солдата, Олинга Вартанян, из того же села Азат.
С четырех фотографий на нас смотрят воины: русский, еврей, армянин из Армении и его соплеменник из Азербайджана. Никто специально снимки не подбирал. Так получилось. Поссорив народы, населявшие СССР, Гитлер надеялся победить. Но ребята добровольно шли на фронт, чтобы бить врага.
Сорок с лишним лет назад Ирина Конская уточняла у Владимира Сергиенко, есть ли возможность приехать на могилу брата. В наши дни жительница кубанской станицы Старо-Щербиновской Надежда Болдырева поступила так же. В течение долгих послевоенных лет Надежда Алексеевна и ее близкие искали пропавшего без вести родного дядю—Павла Кузнецова. В начале лета 1942 года знакомый станичник юного Павла видел у Севастополя тяжело раненным. Время, обстановка не позволили остановиться, перекинуться словом-другим. Об Оборонном, о поисковиках «Подвига», о Владимире Сергиенко на Кубани узнали из передачи Всесоюзного радио. Надежда Болдырева написала лично Владимиру Емельяновичу. Тот сам собирался разыскивать близких павшего в боях у Севастополя бойца Павла Кузнецова, призванного из астраханского поселка Оля (ударение на букву «я».—Авт.),—и тут такая удача. Потребовались бы не дни, а месяцы, чтобы в поисках «шагнуть» из Астрахани в Краснодарский край!
Владимир Сергиенко и Надежда Болдырева переписывались. В 20-х числах марта 2016 года в Севастополе принимали гостью с Кубани. Я их видел вместе, В.Е. Сергиенко и Н.А. Болдыреву, в Мартыновском овраге под Инкерманом на реконструкции военного парада, состоявшегося здесь 24 марта 1942 года по случаю очередной годовщины создания 25-й Чапаевской дивизии. Павел Кузнецов воевал в составе одного из подразделений этого соединения.
Три дня Владимир Емельянович и его сестра Валентина Емельяновна принимали Надежду Алексеевну в скромной однокомнатной квартире в микрорайоне улицы Генерала Хрюкина. «В тесноте, да не в обиде,—сказала мне Надежда Болдырева.—Не без удовольствия я приготовила кастрюлю кубанского борща».
Когда Владимир Емельянович серьезно занемог, занемог настолько, что не мог отвечать на телефонные звонки с Кубани, Надежда Алексеевна справлялась о его самочувствии у меня…
Сейчас в серванте у Надежды Болдыревой стоит фотография, привезенная из Севастополя. На ней Владимир Емельянович запечатлен на военном кладбище в Оборонном у гранитной плиты с именем защитника Севастополя Павла Кузнецова.
Владимир Емельянович подарил племяннице героя пятый том Книги Памяти города-героя Севастополя с именем дяди—Павла Кузнецова.
Теперь Владимир Сергиенко совсем рядом. Навсегда вместе с героями, служению памяти которых он посвятил жизнь.
А. КАЛЬКО.
На снимках: А.И. Варганов, Н.А. Матинян, П.Е. Котлерман и Г.С. Геворкян.
