12o
Позвонил редактор многотиражки Севастопольского университета:
—Сергей Иванович, приближается День Победы. Не откажите в просьбе взять интервью у слесаря газового хозяйства студгородка Ивана Никитовича Глухова. Он награждён медалью «За отвагу», что подтверждает фотография. Согласны?
—Согласен.
—Заранее спасибо. Направляю фронтовика к вам.
Через пять минут появился Иван Глухов, пожилой, аккуратно одетый, с сединой в волосах. Поздоровались. Я предложил ему сесть и задал первый вопрос:
—Иван Никитович, на каком фронте войну заканчивали?
—На 3-м Белорусском. С января по февраль 1945-го был радистом в разведывательной роте 269-й гвардейской стрелковой дивизии 3-й армии.
—Какова была обстановка, когда вы прибыли на фронт?
—Я, как солдат, знал обстановку в масштабе роты. Во фронтовой обстановке разобрался уже после войны из мемуаров военачальников. Она была такова: в январе 1945 года 1-й Прибалтийский и 3-й Белорусский фронты в ходе Восточно-Прусской операции расчленили немецкие войска на три части, и одну группировку на Земландском полуострове припёрли к Балтийскому морю, вторую окружили в Кёнигсберге, а третью блокировали юго-западнее города, прижав к заливу Фришесс-Хафф. На эту самую крупную и наступала наша армия. Расчленить-то расчленили, но и сами выдохлись. Упёрлись в очередной оборонительный рубеж и остановились…
—Иван Никитович, редактор мне сказал, что у вас есть фотография, на которой вы запечатлены с медалью «За отвагу». Покажите.
Из внутреннего кармана пиджака Глухов достал пожелтевшую фотографию. Я стал её рассматривать. У немецкого здания стоят солдаты держав-победительниц: Советского Союза, Соединённых Штатов Америки, Великобритании и Франции. Крайний справа—Иван Глухов с медалью на груди. На обороте фото написано карандашом: «1946 год. Город Нюрнберг».
—Расскажите, пожалуйста, за какой подвиг вас наградили медалью, которая по своему статуту среди военных наград—вторая после «Золотой Звезды» Героя Советского Союза?
—Готовилось наступление. Командир дивизии приказал разведчикам перед его началом взять «языка». Мы вооружились: у каждого автомат, пистолет ТТ, нож, «лимонки», а у меня ещё четырёхкилограммовая рация «9-РС». Ночью в густом тумане впятером подползли к немецким окопам, залегли и замаскировались. А немец что делал—перед окопами в замаскированные ячейки, мы их лисьими норами называли, сажал пулемётчиков. Они пропускали наши танки, а пехоту отсекали. Обнаружили мы такую «нору». Лежим, ждём начала наступления. Как только утром наша артиллерия ударила по немецкому переднему краю и взревели моторы танков, мы—к ячейке. Смотрим, а пулемётчик-то не один, с ним ещё разносчик пищи с котелками и термосом. Командир отделения Володя Кривко решил брать его: больше знает, ведь по всему расположению роты ходит. Пулемётчика пристукнули, а разносчику связали кисти рук—и ползком назад. Что там «язык» рассказал, я не знаю, а вот медалью «За отвагу» наградили каждого из нас.
Иван Никитович замолчал, спросив у меня разрешения закурить.
—Командующий вашим фронтом генерал армии Иван Данилович Черняховский был талантливым военачальником. За войну от командира дивизии вырос до командующего фронтом и стал дважды Героем Советского Союза. Я понимаю, что дистанция от рядового до генерала—длиннющая. Однако, Иван Никитович, не приходилось ли вам видеть командующего фронтом?
—Представьте, приходилось, причём дважды. Первый раз где-то в начале февраля. Мы продолжали наступать, но медленно. Очень трудно прорывались мощные оборонительные рубежи. Да и погода плохая была: дождь, слякоть, грязь. Авиация не летала.
Черняховский, следуя принципу «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать», стремился бывать в подчинённых соединениях как можно чаще. В нашу дивизию он приехал в обед. Нам по котелкам ротный повар пшённый суп разливал. Командующий попросил у меня ложку. Я сказал, что нет у меня ложки, постеснялся из голенища вытаскивать. Кто-то протянул чистую. Попробовал командующий варево и вызвал начальника продовольственной службы. Прибежал толстый запыхавшийся капитан с покрасневшим то ли от бега, то ли от волнения лицом. Черняховский разнёс его в пух и прах. Забегал толстяк, затряс пузом. Сразу появились и белый хлеб, и колбаса, и масло, а главное—норма спиртного стала больше. Оказывается, накануне генерал армии из-за сырой погоды приказал увеличить норму питания и водки частям первого эшелона, а начпрод прижимистый был, ради экономии решил денёк повременить с выдачей дополнительного пайка… Заботился о солдатах Иван Данилович!
—А второй раз при каких обстоятельствах видели Черняховского?
—При очень печальных. На всю жизнь я запомнил дату 18 февраля 1945 года. Накануне войска 3-й армии в Восточной Пруссии освободили город Мельзак (ныне польский Пененжно). Наша разведрота находилась в оставленных немцами окопах в ближайшем тылу фронта примерно в километре восточнее города у развилки дорог. Мы увидели, как с востока к развилке приближаются два «виллиса». Со стороны противника раздался один артиллерийский выстрел. Позади второй машины разорвался шальной тяжёлый снаряд. «Виллисы» остановились.
Командир роты капитан Полянский скомандовал: «За мной!», и мы побежали ко второй машине. В ней находились пять человек: командующий фронтом, адъютант, водитель, два автоматчика. Черняховский в белом полушубке без погон сидел рядом с водителем, склонившись к ветровому стеклу. Осколок снаряда пробил навылет ему грудь со стороны спины. Появился командующий армией генерал Горбатов—он, видимо, ехал встречать командующего фронтом. Расстелили плащ-палатку, вынесли раненого из машины, положили на неё. Адъютант забинтовал рану, он с Горбатовым увез командующего фронтом в медсанбат, который находился километрах в трёх от рокового места. Потом мы узнали, что Иван Данилович после медсанбата по дороге в госпиталь скончался. 20 февраля генерал-полковника Черняховского похоронили на центральной площади города Вильнюса. Пять дней не дожил он до присвоения воинского звания Маршал Советского Союза. Маршальские погоны ему должны были вручить 23 февраля, в День Красной Армии. Солдаты, офицеры, генералы любили его за полководческий талант, за отвагу и бесстрашие, за человечность, за заботу о них и за простоту обращения. Бесконечно жаль, что жизнь Ивана Даниловича оборвалась так рано. Ему же шёл только 38-й год, он был самым молодым командующим фронтом…
Иван Никитович затушил сигарету, глубоко вздохнул и продолжил:
—В день похорон Ивана Даниловича Верховный Главнокомандующий И. Сталин издал приказ. Нам зачитали его на фронте, и он был опубликован в газетах. Я хорошо помню его приказную часть: «…В честь погребения генерала армии Черняховского отдать умершему последнюю воинскую честь и произвести в столице нашей родины Москве салют в 24 артиллерийских залпа из ста двадцати четырёх орудий».
Фронтовик снова попросил разрешения закурить.
—После войны прочитал, что Москва 32 раза салютовала победам, одержанным войсками Черняховского,—сначала 60-й армии, затем 3-го Белорусского фронта. Последним, 33-м салютом его почтили на похоронах…
—Иван Никитович, у меня, как секретаря совета ветеранов войны и Вооружённых Сил университета, есть ваша анкета, в которой вы написали, что были ранены. Когда и при каких обстоятельствах это произошло? Где встретили День Победы? Когда закончили службу?
—Ранило меня в конце февраля 1945 года. Мы шли в атаку за танками, и вдруг я почувствовал удар в правое плечо. Пуля прошла насквозь и, как потом определили медики, повредила кость и задела лучевой нерв. После лечения меня направили учиться на водителя танка «Т-34» в 8-й танковый полк, который дислоцировался в Арзамасе Горьковской области (ныне Нижегородской). После краткосрочной учёбы я попал в Венгрию, оттуда наша часть была переброшена в Германию. Там и встретил День Победы. Летом четыре месяца охранял здание, в котором Международный трибунал судил бывших руководителей гитлеровской Германии. Здание на фотографии—трибунал. Службу закончил в 1950 году в городе Калинине. Теперь ему вернули старое название, и он Тверью называется.
Я—двадцать шестого года рождения. Это последний призыв, которому пришлось воевать и продолжать служить после войны, пока старшие по возрасту не были демобилизованы. Кажется, на все вопросы ответил…
Иван Никитович затушил сигарету. Я поблагодарил его за беседу.
Гвардии сержант в отставке Иван Глухов воевал с сентября 1943-го по конец февраля 1945 года. Кроме медали «За отвагу» награждён орденом Отечественной войны I степени, медалями «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
С 1992-го по 1998 год Иван Никитович работал слесарем газового оборудования студгородка Севастопольского университета.
* * *
Прошло около десятка лет после моего разговора с Глуховым. За это время многое изменилось, в том числе связанное с памятью о Черняховском. В 1992 году власти Литвы, считая его захоронение объектом коммунистической пропаганды, демонтировали памятник полководцу и потребовали, чтобы Россия забрала его прах. Новым местом упокоения генерала стало Новодевичье кладбище в Москве, а памятник установили в Воронеже, который во время войны был освобождён 18-м танковым корпусом под командованием Черняховского. Дурной пример заразителен. За Литвой последовала Польша. В 2015 году поляки демонтировали памятник Черняховскому на месте его гибели.
Но память о генерал-полковнике, талантливом военачальнике, дважды Герое Советского Союза Иване Даниловиче Черняховском жива. В 1946 году бывший немецкий город Инстербург Калининградской области переименовали в Черняховск. В городе установили памятник. Память о полководце увековечена также в десятках городов монументами, памятными досками, названиями площадей и улиц. Родина помнит героев, отдавших жизнь за её свободу и независимость.
С. Ислентьев.
