9o
Генуэзская крепость у нас всегда перед глазами. Сложившееся постоянство питает некую уверенность в том, что тайны седых стен и башен нами раскрыты. Стоит ли так думать, тем более говорить?
От эпохи поздней бронзы
Шагнув в третье тысячелетие, балаклавцы затеяли масштабное празднование по случаю 2500-летия родного городка у лазурной бухты. Казалось, не дата, а выдумка. Кто-то скажет: «Зачем?» Чтобы прижимистый Киев (в то время Крым еще был украинским) подкинул под юбилей денег хотя бы на благоустройство. Невероятным представлялось количество лет—2500! Где им подтверждение? Вскоре его получили из авторитетнейшего источника.
Почти два десятилетия археологические раскопки в Балаклаве ведет Южно-Крымская экспедиция Государственного Эрмитажа. С первых дней ее возглавляет заместитель директора Эрмитажа Светлана Адаксина. Вскоре после прошедших у нас торжеств Светлана Борисовна без тени сомнения заявила, что с юбилеем балаклавцы припозднились на столетия. По результатам проведенных в 2006 году специалистами с берегов Невы исследований объектов Чембало на поверхность всплыли невероятные факты. Руководителем раскопок и ее помощниками они отражены в итоговом отчете. В нем, например, сказано, что башня и куртины периода консула Батисты ди Олива к 1467 году подняты «на руинах более ранних… фортификационных сооружений, о существовании которых ранее ничего не было известно».
Заключительный абзац этого раздела документа сообщает: «Важным достижением прошлого полевого сезона можно считать обнаруженные на трех участках раскопок остатки стратифицированных материалов эпохи поздней бронзы—раннего железного века (XI-IX века до новой эры). Данные находки свидетельствуют о наиболее раннем обживании горы Кастрон населением—носителями кизил-кобинской культуры (так называемыми таврами)».
Оставленные Батистой ди Олива сооружения—это, образно говоря, день вчерашний, эпоха же бронзы, кизил-кобинская культура, давно исчезнувшие народы—это позапоза-позапрошлый день.
Никто не оспаривает утверждение А.С. Башкирова, историка царских времен, о начавшейся в середине XII века колонизации Тавриды итальянскими коммерческими городами-республиками. Генуэзцы в Кафе (Феодосии), венецианцы до поры до времени—в Сугдее (Судаке).
Певуч же итальянский язык, даже в именах, поочередно сменявших друг друга (сначала—по указанию Кафы, потом—митрополии) балаклавских консулов: Бернабо Грилло, Джорджо Спинола, Симоне дель Орто… Упоминавшийся питерскими учеными в своем отчете Батиста ди Олива в 1467 году возвел последнюю башню. Менее десяти лет спустя пришедшие из-за моря турки в союзе с крымским ханом изгнали лигурийцев с полуострова. Это был 1475 год.
Через 166 лет Эвлия Челеби пустился в длившиеся свыше четверти века свои «походы с татарами и путешествия по Крыму». Непоседливого турецкого путешественника какие-никакие дороги привели в Чембало. Эвлия Челеби—человек неробкого десятка: взобрался на самую высокую башню—донжон. На ее макушке в течение шести месяцев до начала зимы на ночь зажигали десять фитилей светильника—сигнал мореплавателям.
Челеби-эфенди владел и пером. «Если человек посмотрит из этой крепости на Черное море,—писал он,—корабли на море покажутся ему мухами». Гость из-за моря, похоже, прибыл на полуостров с особой миссией. Иначе зачем аккуратненько фиксировать невероятное количество башен—четыре десятка (не ошибся ли?). В его список попали полсотни солдатских домов под черепицей на территории крепости, два десятка пушек, 180 стражников с комендантом во главе. Были также взяты на карандаш источники воды. Удивительно: Эвлия Челеби обнаружил их на территории крепости, чего никому не удавалось зафиксировать ни до, ни после него.
Насчет наличия источников на вершине горы Челеби-эфенди что-то напутал, как напутал с топографией крепости, написал, что защищаемый ею клочок скалистой горы имеет форму треугольника. Ее территория четырехугольная, утверждает побывавший на Кастроне не позже 1822 года морской офицер, писатель Владимир Броневский. «Четырех-угольное укрепление»,—подхватил утверждение современника и генерал-майор, археолог, севастополец, что немаловажно, Захарий Аркас. Облицованная камнем емкость в основании донжона, свидетельствовал еще в своей книге «Обозрение Южного берега Тавриды в 1815 году» Владимир Богданович, «служила для хранения (внимание!) привозной воды». Где источники воды, которые якобы видел Эвлия Челеби в пределах крепости? Но все равно мы признательны турецкому путешественнику за оставленные им сочинения, в которые вошли оригинальные сведения о Балаклаве и ее непроходящем украшении—крепости.
Со щитом и на щите
Некогда в ходе своего путешествия по Полуденному краю завернувшая в Чембало фрейлина российской императрицы Елизаветы Алексеевны, автор ряда исторических повестей Олимпиада Шишкина (1791-1854 гг.) остановила свой взгляд на четырех-угольной башне, в которой в прошлом крымский хан Саадет-Гирей держал «в заключении родного брата своего—Саин-Гирея, бывшего царем казанским». Между родственниками пробежала черная кошка.
Но это эпизод. Ведь крепости возводят вовсе не для содержания знатных пленников. Башнями и стенами они подпирают небо на пути врагов.
В своем рассказе мы никак не расстанемся с Эвлие Челеби. Зачем торопиться, тем более ему принадлежат следующие слова: «Взять эту крепость невозможно ни с какой стороны, ее можно захватить только при помощи осады». По мнению маститого севастопольского археолога Олега Савели, ныне, к сожалению, покойного, твердыни, подобные балаклавской, либо брали измором, либо военными хитростями, либо силой—ценой больших жертв. Но очень часто из рук в руки крепости переходили в результате предательства.
Изучению двухтысячелетней истории Херсонеса Таврического Олег Яковлевич посвятил жизнь. Ему хорошо было ведомо то, о чем он говорил с большой уверенностью. Вспомним на минуточку обстоятельства взятия полиса князем киевским Владимиром. Не перебежчик ли указал его людям на проложенные под землей трубы, по которым херсонеситам поступала вода? Остановили ее—и защитники неприступной крепости сложили оружие. Кажется, так было.
Похожая ситуация сложилась и в первой половине XV века, когда в Чембало вошли войска князя мангупского Алексея. На его сторону в противостоянии с генуэзцами встало местное население.
Десятый пункт именного указа «Об устройствах новых укреплений» от 10 февраля 1784 года Екатеринославскому и Таврическому генерал-губернатору князю Потемкину сформулирован в присущем императрице Екатерине II лапидарном стиле: «Балаклаву, исправя как оная есть и содержа стражу ея населенными тут греческими войсками…»
Представленная уже нами фрейлина императрицы Олимпиада Шишкина и ее спутники «познакомились с командиром батальона (греческого.—Авт.) М.А. Манто и его семейством. На подворье его дома была оставлена карета. После же совершенной прогулки гости «приятно отдохнули в доме М.А. Манто».
Не без удовольствия Олимпиада Петровна и сопровождавшие ее путешественники попробовали поданную на стол по сигналу гостеприимного хозяина «какую-то зелень с оранжевыми семенами, похожую на самую нежную капусту»… А еще столичные персоны попробовали вкусных морских ершей. «Сами они невелики,—уточняет Олимпиада Шишкина,—но с пребольшими головами».
Проживи фрейлина императрицы и писательница хотя бы на пяток лет больше, непременно взялась бы за перо, чтобы отразить на бумаге ключевой поступок в жизни своего знакомого—командира балаклавского греческого батальона.
К его подвигу обратились другие: художник, фотограф, краевед, автор путеводителей по Крыму Михаил Протопопов (1859-1927 гг.), историк Евгений Тарле (1875-1955 гг.), писатель Сергей Сергеев-Ценский (1875-1958 гг.)—все, по крайней мере большинство тех, кого занимала тема первой обороны Севастополя. Рядом с нами живет Игорь Мосхури. Им написана объемная монография «Греки в истории Севастополя». В ней главному в жизни М.А. Манто событию отведена страница. Игорем Валентиновичем дана впечатляющая картина—появление у Балаклавы английских войск на суше и на море. Одних их кораблей насчитывалось около двух десятков. На их пути встал греческий батальон во главе со своим командиром при четырех полупудовых (то есть восьмикилограммовых) мортирках. С высоты генуэзской крепости они били по врагу, достигшему урочища Кефало-Вриси, по неприятельскому флоту. Когда запас боеприпасов иссяк, бойцы греческого батальона пошли врукопашную.
Монографию И.В. Мосхури, как любой иной труд такого уровня, заключает раздел «Литература и источники». Это 20 страниц с перечнем книг, брошюр, архивных документов, газет, журналов. «На вершине горы завязался рукопашный бой,—пишет Игорь Валентинович,—стоивший нападавшим 100 человек убитыми».
Командиру балаклавского батальона учинил допрос лично лорд Раглан: «Безумец! Неужели думали вы с горстью своих солдат остановить целую армию?» За подполковника Манто ответил его соратник—капитан Стамати: «Безусловно, сдачею (своей) я навлек на себя и гнев моего начальства, и ваше презрение: теперь совесть моя спокойна, потому что я исполнил свой долг».
Эпизод достаточно известен. Но по случаю тянет обратиться к нему. На чем учиться патриотизму, любви к Родине, как не на примере героев-предшественников!
Захватывающая история генуэзской крепости писана и стрелами, и копьями, возможно, и стенобитными устройствами, ядрами и снарядами тех же мортир… Южно-Крымская археологическая экспедиция Государственного Эрмитажа без перерыва ежегодно работает в Балаклаве с 2002 года. Минувшим летом из-за пандемии коронавируса сезон пропущен. Поэтому откроем на нужной странице отчеты о проведенных у нас археологических исследованиях за минувшие годы.
Так, в 2017 году в ходе раскопок из поднятой почвы только в пятой башне и возле нее обнаружено 483 целые пластины и фрагменты латинских доспехов типа «бригандина», 1736 наконечников арбалетных болтов, 633 наконечника для стрел…
Стены и башни крепости подняли для прикрытия их защитников от стрел и ядер. На многие месяцы твердыня встала на пути немецко-фашистских захватчиков. В отчетах питерских ученых отражены россыпи осколков снарядов, гильз патронов периода Великой Отечественной войны. Часть находок археологами передана в музей одной из балаклавских школ. Почти у основания донжона—более-менее уцелевшей башни—прикреплена мемориальная доска из белого мрамора: «Здесь насмерть героически сражался полк пограничников войск НКВД против фашистских захватчиков…»
Отважным военным журналистом Александром Хамаданом написан очерк «В генуэзской башне». В нем назван командир подразделения—гарнизона донжона: это младший лейтенант Григорий Орлов. На фронт он ушел со строительства станции метро «Сокол» Московского метрополитена. «Защитники генуэзской башни,—свидетельствует газетчик,—приняли на себя бешеные удары немцев. Несколько месяцев—более пяти тысяч мин и снарядов, несколько миллионов пуль. Но все атаки были доблестно отражены с тяжелыми для немцев потерями. За все время осады защитники башни не потеряли ни одного человека. Среди них нет даже легко раненных».
Чему удивляться, если оценивать результаты труда строителей средневековья. Бойцам потребовался проход в стене сооружения. Пробить его взялся «инженер по строительству»—так в шутку звали воина Александра Мартынова. Он, пишет Александр Хамадан, «сломал десять ломов», прежде чем продырявил стену толщиной два метра.
Под напором испытаний
Самая высокая точка горы Кастрон с генуэзской крепостью отмечена на высоте почти 117 метров над уровнем моря. Там что дожди, что ветры неизмеримо злее, чем на равнине. В середине ноября 1854 года на Балаклаву налетел ураган. В морской пучине погибли британские корабли, в том числе и трехмачтовый фрегат «Принц». «Громадные волны,—говорится в купринских «Листригонах»,—ударяясь об отвесные скалы, всплескивали наверх до подножия генуэзской башни—двадцать саженей высоты!—и омывали ее серые старые стены».
Башни донимали не только средства разрушения, не только проявления климата. Одними из первых с ломами и кирками к ним 24 марта 1855 года подошли сардинцы—союзники англичан, французов и турок. Их послал командующий лигурийцев генерал Мармара. По его приказу были сняты мраморные закладные доски с именами генуэзских консулов. В настоящее время реликвии экспонируются в Италии.
Почти 73 года спустя случилось памятное крымское землетрясение. От него многие дома в Балаклаве серьезно пострадали. Однако с «серых старых стен» крепости не упало ни камушка.
Но в мирные дни 16 и 17 июля 2008 года донжон не устоял под напором обрушившихся на Балаклаву обильных дождей. В результате разрушений, писали руководители Севастополя тогдашнему президенту Украины В. Ющенко, «потеряно свыше 15 процентов объема башни». В связи с чрезвычайной ситуацией из высоких должностных лиц была сформирована рабочая комиссия. Она выяснила, что обрушение верхушки донжона произошло не в первый раз. Подобный случай был отмечен и в 1947 году. Причины произошедшего тогда не расследовали. Но известно, что в послевоенные годы на Кастрон поднимались люди, как на работу,—на добычу стройматериалов. Дело не новое. Например, при царе разбирали памятники истории Херсонеса Таврического. В Балаклаве пошли дальше. Шанцевого инструмента оказалось мало. Зимой 1947 года с помощью взрывчатки, говорится в справке, подготовленной по просьбе комиссии, «была отколота юго-восточная часть цилиндрической части башни. Судя по следам взрыва, заряд был заложен вполне профессионально, в результате донжон тогда потерял более 900 кубометров камня». Памятник мирового уровня оставили в покое лишь в 1950 году.
Севастопольцы, балаклавцы просили главу Украины выделить на ликвидацию последствий разрушений на территории крепости и предупреждение их в дальнейшем чуть больше семи миллионов гривен.
Видимо, кое-какие деньги пришли. Башню № 9, то есть донжон, одели в леса. У пахнущих свежей древесиной и досок знакомый по восстановлению Владимирского собора в Херсонесе Таврическом прораб говорил автору этих строк, что донжон сдадут готовеньким «под ключ» за 2-3 месяца. «Деньги есть»,—сказал прораб.
Работа пошла живо, но вскоре была остановлена. В такие моменты президент Российской Федерации Владимир Путин спрашивает: «Где деньги?» Но «ушли» они еще при Украине. Применимо к стройке, случилось это давно. Уже и доски лесов дышат гнилью. Памятник истории мирового уровня угрожает новыми обрушениями.
В луцком замке (нашу генуэзскую крепость Адам Мицкевич на польский манер тоже называл замком) видел близнеца нашего донжона. На его этажах размещен интереснейший музей колоколов. После восстановления чем-то подобным или на худой конец элитарным рестораном мог стать и донжон в Балаклаве. Но пока не сложилось.
В предреволюционные годы известный писатель Д.Н. Мамин-Сибиряк метко называл Балаклаву «ситцевым» курортом, то есть дешевым для творческой публики. Боюсь, о дешевизне Балаклавы в наши дни, на сей раз на фоне Сочи, придется забыть. Владельцы навороченных яхт—народ более чем состоятельный.
По Балаклаве ходят слухи, что уже сегодня статус крепости с обязательной охранной зоной как культурного наследия ЮНЕСКО—не честь, а помеха. Известную «Лягушку» могут прихлопнуть ради яхт, кабаков и гостиниц на суше. Идут «разговорчики в строю», что городской пляж—не такой, грязный, опасный. Так сделайте его «таким». Может, разговоры эти—от недостатка информации? Поживем—увидим.
Выстояла бы крепость, о которой писали Адам Мицкевич, Александр Грибоедов, Василий Жуковский и другие рыцари духа, перед испытаниями холодной, жестокой и слепой выгоды. Без крепости Балаклава не Балаклава.
А. КАЛЬКО.
Фото автора.
