21o
64 года Александра Пахмутова и Николай Добронравов живут и творят вместе.
Только вдвоём они написали 400 песен, из них сотни полторы—хиты. Творчество Пахмутовой и Добронравова—уникальная летопись страны в музыке и стихах. Такого тандема в мире больше нет.
Они давно могли бы жить в своё удовольствие. Заслужили, как никто. Но, даже преодолев 90-летний рубеж, супруги продолжают сочинять, существуя в несвойственных возрасту ритме и темпе—«главное, ребята, сердцем не стареть». Как спелись весной 1956-го на «Лодочке моторной», заявив: «Мы на ней объедем весь родимый край», так и плывут по волнам семейного творческого океана. И у каждого рефреном: «Я не могу иначе».
ВСЕ НА БАРЖУ!
Их полюбили ещё в 60-е прошлого столетия, когда Аля и Коля отправились в Сибирь за песнями… Строятся города, возводятся ГЭС. А «под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги». Романтика! «Фред Юсфин (главный диспетчер строительства Усть-Илима.—Ред.) добыл где-то пианино, мы сели на баржу и поехали,—рассказывала Пахмутова.—Даже пороги прошли, которые за всю историю преодолело человек сто. И ночевали на барже. В спальных мешках. Однажды только не могли уснуть—Кобзон вдруг решил послушать оперу «Золотой петушок». Баржу по Ангаре тянули два катера—«ГЭС-32» и «ГЭС-34». Главным «пассажиром» было пианино «Кама», сценой—местечко возле ящиков с запчастями. На концерт собрались все жители Усть-Илима. «Кохно в чёрном костюме, с чёрным накомарником на лице напоминал молодого средневекового рыцаря,—вспоминали поэты Добронравов и Гребенников.—Кохно и Кобзон пели вдохновенно, их звонкие голоса неслись далеко в тайгу… Шлюпки выныривали из тумана отовсюду, прижимались к берегу, и люди слушали песни, посвящённые сибирякам».
К слову, «Письмо на Усть-Илим» супруги написали в Москве до того, как начались работы у створа будущей плотины. Однако и за тысячи вёрст прочувствовали настроение строителей. Случалось и по-другому: спустились в шахту, прошли длинными тоннелями, но песню не сочинили. И на БАМе, между прочим, не были. Хоть и кажется это сейчас невероятным. Как и то, что первая поездка на Северный флот закончилась конфузом. Пахмутова стояла на пирсе, когда субмарина возвращалась из похода. И вдруг с мостика грозный окрик: «Уберите бабу с пирса! Швартовку сорвёте!» Это был командир, для пущей важности добавивший непечатной лексики. Композитор обиделась.
Кое-как подводникам удалось вымолить прощение. Песенникам рассказали о приметах и походе в Саргассово море, показали жизнь моряков.
Но через два года потребовалась ещё одна командировка на флот. И только тогда все узнали, что это такое, «когда усталая подлодка из глубины идёт домой».
ГАГАРИН И «НЕЖНОСТЬ»
О Пахмутовой и Добронравове можно было бы написать не одну книгу. Но все знают: трубку телефона хозяева квартиры на Комсомольском проспекте берут, только если видят знакомый номер. Интервью дают редко. И никогда не рассказывают о личном. Написали первую песню—и поженились, всё! О величии не задумываются, на комплименты не реагируют—«звонких не терпим фраз». Зато что ни песня, то история с продолжением. В своё время Александра Николаевна от общественной работы отказалась—слишком много та забирала времени и сил. А для неё и мужа весь смысл жизни—в музыке и стихах.
Они давно и живут-то, по сути, с одной фамилией: «Пахмутова-Добронравов».
Главное из написанного касается лично их: «Ты моя мелодия, я твой преданный Opфей». И то, что песня помирила и соединила Магомаева и Синявскую, тоже дорогого стоит.
Как и история с «Нежностью» для лётчиков: «И придумать не могла Земля, как прожить ей без него, пока он летал…» Это ведь от Юрия Гагарина пришло волнительное: «Алечка, Володя Комаров перед полётом просил передать вам с Колей благодарность за «Нежность».
Для 40-летнего космонавта № 7 тот полёт стал последним… И увязать все эти факты и эмоции с тёткой, приехавшей на базар продавать мясо, Пахмутова никак не могла. Тогда как Лиознова задумала «Три тополя на Плющихе», услышав песню «Нежность». И отступать не хотела. Режиссёр предложила композитору посмотреть отснятые кадры. И, как женщина, Пахмутова не устояла перед ефремовским обаянием.
Они писали о строителях, геологах, космонавтах, комсомольцах, спортсменах. О любви и верности. О Москве и Подмосковье, Ярославле и Воронеже, Белоруссии и Литве, Магнитке и Воркуте, Ямале и Камчатке. Есть песни про библиотеку имени Ленина и ЛЭП, русскую сталь и норильский никель. А в «Турнире эрудитов» им удалось «подружить» Резерфорда, синхрофазотрон, ЭВМ, физтех, квант, термояд, мю-мезон и пульсар. Кажется, дай трамвайный билет—они и о нём напишут. Однако после перестройки авторы чуть ли не в одночасье превратились в певцов коммунистического строя (хотя не были членами КПСС), работавших исключительно по заказу (в реальности поручение было только одно—сочинить финал «Олимпиады-80»), над которыми глумились. Безоблачной их жизнь и раньше только казалась: допустить, что «Ильич прощается с Москвой», было нельзя; сочинение про ветеранов Первого Белорусского: «Любимцем нашим был маршал Рокоссовский, и лично Жуков повёл нас на Берлин» не прошла «редактуру» наверху. Больше доставалось поэту. Однако и композитора обвиняли, что в песне «И Ленин такой молодой» барабаны «сошли с ума».
«Жизнь не зря зовут борьбой». Только в 90-е бороться уже было не с кем: тандем будто перестал существовать: Пахмутовой и Добронравова почти не было на радио и ТВ. Казалось, от всеобщего обожания не осталось и следа. «Не представляла, что такое бывает»,—признавалась Александра Николаевна.
БРОСИТЬ РОДИНУ?
Она могла бы состояться на Западе как симфонический композитор—её произведения там исполняют, издают. Да и песни перепеваются. Но мысли оставить Родину не было никогда. И простые люди это оценили. Письма слали: спасибо, что не бросили нас и не уехали за кордон… Так родилась песня «Остаюсь». Дети Великой войны, они и в этот раз всё пережили, выстояли. А потом многие, и не только на ТВ, осознали, что «старые песни о главном»—достояние. Мелодии Пахмутовой вызывают слёзы. Не потому, что у неё слабость к до-диез минору. А потому, что в арсенале композитора семь нот и два знака (бекар не в счёт), а шедевров—больше сотни.
Да и Добронравов при всей «советскости» оказался пророком почище любого Нострадамуса. Речь не только о Беловежской пуще: «мне понятна твоя вековая печаль». Или о реформаторе-экономисте: «Гайдар шагает впереди!» Многие фразы превратились в афоризмы, стали крылатыми: «Знаете, каким он парнем был!», «Будет небесам жарко!», «И вновь продолжается бой», «Как молоды мы были», «Завтра будет лучше, чем вчера». Иные строки словно сегодня написаны: «Скорости вокруг бешеные, мы себя едва сдерживаем». И как продолжение: «Чтоб тебя на земле не теряли, постарайся себя не терять». Скромные, интеллигентные, Пахмутова и Добронравов никогда не ставили материальное во главу угла.
Знающие их много лет поражаются: обстановка в квартире—как полвека назад. Они не продают свои песни, сами ходят в магазин, не имеют помощников. А лучшим отдыхом до сих пор считают медовый месяц у тёти Даши в Абхазии.
Мы верим в своё бессмертье,
Когда мы устанем биться,
На смену придут другие,
Моложе и лучше нас,
—написали они в 1968-м. Сколько воды утекло. А «моложе и лучше» всё нет…
«АиФ», № 45, 5-10.11.2020 г.
Фото В. Христофорова из личного архива.
