9o
14 ноября (по новому стилю)—176-летняя годовщина знаменитой Балаклавской бури, от которой берут точку отсчета новый виток в обороне Севастополя, создание ЭПРОНа и появление ряда новых модных аксессуаров (головной убор балаклава, кардиган, плащ реглан). А этот год совпал с круглыми датами в биографии, пожалуй, последней жертвы урагана—Роберта Фицроя, прямого потомка со стороны отца, короля Англии Карла II (по внебрачной линии), внука третьего герцога Графтона. Он родился 5 июля 1805 года, а умер 30 апреля 1865-го.
Нельзя не согласиться, что главным уроком невиданного в ХIХ веке на Черном море шторма является создание Всемирной службы погоды, плодами которой мы с вами, уважаемые читатели, пользуемся. Гребни Балаклавской бури возмутили спокойное развитие научной метеорологии. После Брюссельской конференции эта наука получила мощную финансовую поддержку и наконец-то смогла выйти на путь практического применения. Но эти же движения научной мысли стали причиной крутого поворота в жизни Р. Фицроя, на тот момент—довольно известного и преуспевающего чиновника адмиралтейства. Большинству читателей (спасибо советской школе!) он известен как капитан дарвиновского корабля «Бигль». То, как это произошло, описывает сам Роберт Фицрой в своей книге «Практическая метеорология» (переведена на русский язык буквально на следующий год после лондонского издания капитан-лейтенантом Н. Тресковским).
«Отчет этой конференции (имеется в виду Брюссельская 1855 года.—Авт.) был предоставлен английскому парламенту, и результатами этого были ассигнования денег на приобретение инструментов и разбор наблюдений в новом учреждении, поставленном в ведение Торгового совета. Заведование новым учреждением (Метеорологическим департаментом) было поручено морскому офицеру, которому были приданы несколько помощников».
Этим офицером, как указывает переводчик Н. Тресковский, был не кто иной, как сам Фицрой. В умалчивании своей роли проявилась скромность этого человека. Он не стал подчеркивать, что его кандидатуру выдвинул совет Королевского научного общества. Хотя, я думаю, что этого знака уважения со стороны маститых ученых Англии было бы недостаточно, чтобы важный чин адмиралтейства (военное ведомство, кстати) согласился бы круто изменить свою судьбу и стать во главе нового, малопонятного дела. Задумавшись над причиной такого поступка, автор не видит ничего другого, как предотвратить трагедии, подобные Балаклавской буре, в будущем. Может быть, на его согласие занять столь необычный пост повлияла скорбь по жертвам трагедии. Ведь многих моряков, погибших под ударами стихии в Балаклавском заливе (по-другому—залив Мегало-Яло), Р. Фицрой знал лично и не хотел медлить.
Уже в феврале 1855 года он составил и разослал на все корабли военного и торгового ведомств циркуляры, в которых требовал своевременно давать информацию о состоянии погоды в той акватории, где ходил корабль. Как писал Фицрой, «сравнение температуры, атмосферного давления, ветра в разных районах и разумные выводы дадут возможность предсказать, каковы будут погода и преобладающий ветер в ближайший период времени». Его вторым решительным шагом стало создание сети из 24 метеостанций по всей территории Англии. Получая от них по телеграфу данные о состоянии погоды, Фицрой стал создавать ее карты, или, как мы их сейчас называем, синоптические карты.
Одну такую, составленную Фицроем в 1859 году, очень точно перерисовал Тресковский и поместил в своем переводе книги Фицроя. Новый термин «синоптика» в переводе с греческого языка означает «одновременно наблюдаю», что как нельзя точно определяет задачу этих карт: дать картину погоды большой территории. Уже тогда на синоптических картах рисовали изотермы (линии одинаковых температур), изобары (линии одинакового давления), стрелками указывали направление и силу ветра. Имея большой опыт моряка и метеоролога, Р. Фицрой на основе полученных данных прогнозировал погоду и передавал этот прогноз в британские порты, где поднимали на обозрение капитанов судов специальные предупреждающие флаги-конусы или цилиндры. Цветом опасности стал красный.
Роберт Фицрой, чтобы увеличить размеры наблюдаемого метеорологами пространства, способствовал прокладке телеграфного кабеля через Атлантический океан. Он, как эксперт, выступил в защиту этого проекта на заседании специальной государственной комиссии в 1858 году в Лондоне.
Фицрой также понимал, что без простых и надежных барометров нельзя проследить метеорологическую ситуацию в разных концах страны, что не могло не сказаться на точности прогноза. Вскоре (в 1857 году) во многие рыбацкие городки Англии стали поступать так называемые барометры Фицроя. Характерно, что для пользователей этих барометров, которые автоматически становились информаторами Фицроя, они были бесплатны (как подчеркивает Тресковский, «даром!»). Старинный английский барометр сейчас украшает экспозицию «Климат» Межшкольного краеведческого музея (см. снимок).
Роберта Фицроя начали величать спасителем моряков. А с того дня, когда газета «Таймс» стала публиковать на своих страницах прогноз погоды, барометры стали доступны для всех жителей Соединенного Королевства.
Итоги своей научно-практической деятельности Фицрой изложил в труде «Книга о погоде», опубликованном в 1862-м (первое издание) и в 1864 годах (второе издание). Как сообщалось выше, на следующий год (в 1865-м) её перевели и напечатали в России. В этой книге маститый ученый не мог не вспомнить Балаклавскую бурю. Она хорошо вписывалась в его теорию формирования погоды: «Известный шторм, бывший в ноябре 1854 года в Черном море, был вращательный, или циклон, и сравнительно ограничивался небольшим пространством, то есть был местным». Акваторию Черного и Средиземного морей он удивительно точно, словно местный метеоролог, охарактеризовал так: «Быстрые перемены, шквалы, кратковременные, хотя и жестокие штормы, весьма естественно должны встречаться на этом пространстве».
Как часто бывает, слава Фицроя вызвала у некоторых чувство зависти. Та же газета «Таймс» в 1862 году публикует критическую заметку, направленную против создателя английской метеослужбы. Вот цитата из неё: «Как бы далеко ни ушла вперёд наука, ни один заслуживающий доверия ученый не рискнет предсказывать погоду».
Честь ученого и человека была задета. Причем человека непростого, а королевских кровей. Кроме того, резко ухудшилось его здоровье, подорванное постоянным напряжением физических и моральных сил. Удрученный людской неблагодарностью, Роберт Фицрой 30 апреля 1865 года вошел в туалетную комнату и перерезал себе горло. Так закончился земной путь одного из создателей синоптической науки и современной службы погоды, человека, посвятившего жизнь прогнозу таких же бурь, как Балаклавская.
А как же с идеей точного прогноза? Насколько мечта приблизилась к своему воплощению? Свое мнение в начале ХХI века высказали по этому поводу крымские ученые А.А. Загородникова и Н.В. Сирота: «В настоящее время трагедия типа Балаклавской бури 1854 года вряд ли повторится». И не только потому, что сейчас за циклонами внимательно следят спутники и подают полученную информацию на экраны наших телевизоров. Теперь, согласно их разработке, есть шанс обнаружить зоны шквалов заблаговременно (не менее чем за 6 часов до их прихода) при помощи береговых дистанционных средств. В Европе уже сравнительно давно, следуя той же логике, что и при создании единой сети метеостанций в 1855 году, все метеорадиолокаторы объединили в единую радиолокационную сеть (проект СО Т-73). Это позволило им обмениваться радиолокационными изображениями облаков, глядя на которые опытный глаз синоптика фиксирует потенциальную опасность.
К сожалению, мнение ученых не оправдалось: через 153 года—11 ноября 2007-го—случился сильный шторм у берегов Крыма, который хоть и был слабее Балаклавской бури, но вызвал многочисленные аварии судов, человеческие жертвы.
Но вины метеорологов в этом не было. Они за несколько дней с точностью до часа определили удар стихии, верно указали силу и направление ветра. Вмешался человеческий фактор: желание избежать платы за стоянку в порту, пренебрежение правилами судоходства. Как тут не вспомнить один из выводов, сделанный в результате анализа балаклавской трагедии в одной из английских газет сразу после известий о Балаклавской буре 1854 года: «Агенты адмиралтейства нуждались в благоразумии и познаниях». И если в ХХI веке наши знания о погоде и ее прогнозе достаточно высоки, то вот с благоразумием у нас пока не все благополучно. Хотелось бы, чтобы из уроков прошлого мы сделали правильные выводы.
Н. ШИК, краевед.
