21o
Нынешняя осень ознаменована проведением в Севастополе офицерского бала. Представительство принимающей стороны было самым высоким—свыше ста пар. Иным флотам было предложено направить к нам по две пары. Организаторами мероприятия красоты и грации одно из приглашений было оформлено на имя лейтенанта Павла Кочубея. Он служит на Тихоокеанском флоте после окончания год назад нашего Черноморского высшего военно-морского училища имени П.С. Нахимова. Тем более что в городе русских моряков живут, а также регулярно наведываются сюда издалека ближайшие родственники молодого офицера. В квартире его прадеда—капитана 1 ранга в отставке Вадима Петровича Щербицкого—состоялась наша встреча с Павлом.
Молодым человеком была предпринята попытка на словах представить генеалогическое древо рода. Трудное это занятие—легко заплутать в его роскошной кроне. Тогда мой собеседник обратился к листку бумаги и карандашу. Неожиданно для самого себя у Павла получились и корни, и ствол, и ветви мощного древа. Его осанистое основание—родоначальник Семен Сергеевич Воробьев. Об этом незаурядном человеке и пойдет речь в предлагаемом вниманию читателей очерке.
В год 225-летия Российского Черноморского флота его близкими были переданы в богатые фонды народного музея флагманского госпиталя флота уникальные документы, содержание которых дает достаточно широкое представление об оставшейся за спиной пройденной им жизненной дороге. В музее также нашлось место и принадлежавшим Семену Сергеевичу изготовленным в Лондоне личным хирургическим инструментам. Мне было позволено детально ознакомиться с оставшимися дома реликвиями.
Постоянную прописку на рабочем столе В.П. Щербицкого получил изящный литой письменный прибор. Он хранит память о прикосновении рук Семена Сергеевича. На книжном шкафу застыли старинные швейцарские часы. Нет, они не остановились сами. Возможно, подустали: топ да топ. Рекомендованный мастер, наш современник, механизм старинной вещи разобрать-то разобрал, но вернуть все на место не сумел. Наверное, не сыскать уже часовых дел мастеров, способных дать хронометру второе дыхание. Это Семена Воробьева окружали люди: каждый в своем деле—профессионал высшей пробы. Для таких честь в избранном ремесле выше всего.
Коль речь зашла о часах, то есть и продолжение. В Ревеле (современный Таллинн) на Серебряной улице, 7, в 1917 году располагался часовой магазин. Шестнадцатого мая его порог переступил 29-летний Семен Воробьев. Он приобрел здесь серебряные карманные часы швейцарской фирмы. Вместе с покупкой владелец торговой точки А. Тийц подал покупателю обычный для тех дней документ со словами: «Ручаюсь за верность хода серебряных часов в течение двух лет…»
Жаль, что надежные, обязательные Тийцы не дошли до наших дней. А вот серебряные часики надолго пережили своего первого хозяина и готовы верно служить его правнуку контр-адмиралу Александру Щербицкому.
Часовых дел мастера тоже дорожили своей профессиональной честью, как ею дорожили и фотографы.
Вот снимок Семена Воробьева того времени. На плотном темном, одеревеневшем, негнущемся картоне с золотым тиснением нанесены три медали—награды ателье. Опытный читатель знает, о чем речь. На обороте картона каллиграфически выведено: «Милой, дорогой Катеньке на память…» Очень скоро милая, дорогая Катенька станет женой Семена Воробьева. Это интересно. Все-таки поразила сама фотография. Ее словно не 105 лет назад, а вчера извлекли из ванночки с проявителем. Картон потемнел от времени, а фотографии все нипочем. Видимому удивляешься потому, что сегодня не находишь ему аналога.
Часы, фотография—мелочи. Но они составляли среду, в которой жили Семен Воробьев и его современники. Как же иначе: если для меня старается человек слева, человек справа, то и я обязан их, по меньшей мере, не огорчать. Не терять уважения к ним, к себе. Тем более на изображенной для себя Семеном Сергеевичем стезе служения людям.
Родившийся в деревне Липяги Тамбовской губернии Семен Воробьев после окончания гимназии пробился на учебу в Томский университет. Выбрал медицинский факультет. Его диплому от 16 октября 1916 года присвоен номер 18894. Текст документа торжествен и лапидарен: «…Семен Сергеевич Воробьев, сын крестьянина, христианского вероисповедания, утвержден в степени лекаря со всеми правами и преимуществами, законами Российской империи сей степени присвоенными. В удостоверении сего выдан лекарю Воробьеву настоящий диплом с приложением печати».
Следуют собственноручные подписи попечителя Западно-Сибирского учебного округа, председателя медицинской испытательной комиссии и правителя канцелярии. Две последние подписи читаемые: И. Авроров и Н. Орлов.
Мы наслышаны о клятве Гиппократа, но ни разу не попадал на глаза ее текст. Факультетское же обещание томичей—выпускников-медиков приложено к диплому: «…обещаю во всякое время помогать… прибегающим к моему пособию страждающим, свято хранить вверяемые мне семейные тайны… продолжать изучать врачебную науку… сообщая ученому совету все, что открою. Обещаю не заниматься приготовлением и продажей тайных средств. Обещаю быть справедливым к своим товарищам-врачам… однако же, если бы того потребовала польза больного, говорить правду прямо и без лицеприятия…»
В течение долгих десятилетий врачебной практики Семен Сергеевич сохранял верность духу и букве факультетского обещания. Как бы не 16 мая 1953 года от Семена Сергеевича куда-то последний раз потребовалась собственноручно написанная автобиография. «По окончании университета был призван на военную службу,—писал он.—В Ревеле, на флоте, пробыл в разных частях в должности морского врача до начала 1918 года».
«Разные части»—это, например, 1-й полк артиллерии сухопутного фронта морской крепости императора Петра Великого, морской мортирный артиллерийский дивизион…
Последним днем января 1918 года отмечено издание 109-го декрета Совета Народных Комиссаров о роспуске флота старого режима и об организации социалистического Рабоче-Крестьянского Красного Флота. Демобилизованный Семен Воробьев выехал в Новониколаевск «по месту жительства родных» (автобиография). В современном нам Новосибирске поднял бунт чехословацкий корпус. Власть перешла к А.В. Колчаку. Многие или некоторые из ныне живущих все еще сгибаются под тяжестью прежних ярлыков и формулировок относительно Александра Васильевича, например: «Один из гл. организ-ов контрреволюции в Гражд. войну адмирал… В 1918-1920 гг. верх. правитель росс. гос-ва» («Советский энциклопедический словарь. Москва. 1982 г.).
Сегодня для полноты картины (да и объективности ради) могли бы мы вспомнить и крупные заслуги А.В. Колчака как полярника. В 1916-1917 гг. адмирал командовал Черноморским флотом. В этот период Севастополь и морское побережье были надежно прикрыты от беспощадных вихрей мировой войны…
Где-то на дне Севастопольской бухты под песком и тиной дремлет нержавеющий кортик, утопленный рыцарем офицерской чести Александром Колчаком.
Людям, которые преодолевали крутые ступени карьерной лестницы, известны дотошные вопросы листков по учету кадров. В бытность С.С. Воробьева в листе сохранялся раздел «Сведения о службе в Белых армиях и проживании на территории бывших белых». В середине мая 1953 года Семен Сергеевич на оставленном для ответа свободном месте написал: «Да, служил у Колчака с 8.II 1918 года по 13.XII 1919-го в должности младшего ординатора 148-го эвакогоспиталя в Новониколаевске».
О Колчаке доктор знал меньше, чем мы сегодня. Его решение не уклоняться от объявленного адмиралом призыва обусловлен иным. «На десятки, а то и сотни верст налицо был единственный фельдшер,—вспоминал очевидец тех событий в Сибири времен Колчака.—Каждого заболевшего он добросовестно помещал в барак, отчего все больные сыпным (тифом.—Авт.) получали возвратный и наоборот, а больные, положим, испанкой,—и тот, и другой. Зато без медицинской помощи не оставался никто».
Судьба неизвестного нам фельдшера словно списана с судьбы младшего ординатора Семена Воробьева.
В том же листке по учету кадров на соответствующий вопрос он, участник Первой мировой, Гражданской, впоследствии и Великой Отечественной, ответит: «В боях не участвовал». Не убивать, а спасать попавших под огонь людей—его стезя. Семен Сергеевич не оставил госпиталь и тогда, когда под натиском красных и партизан войска Колчака бежали из Новониколаевска.
Не успели остыть следы прежних хозяев Николаевска, как 28 декабря 1919 года на имя Семена Сергеевича была оформлена новая бумага: «Предъявитель сего тов. Воробьев действительно есть врач, прикомандированный к Управлению уполномоченного Упсанармя-5. Гор. Николаевск».
В военном билете, выданном герою настоящего очерка в августе военного 1943 года, запомнилась отметка: «Вступил в ряды РККА 13 декабря 1919 года».
Конечно, под горячую руку у красных были вопросы к новичку насчет службы у Колчака. Например, в июле 1920-го кто-то где-то спохватился: «Главному врачу Новониколаевского 13-го госпиталя тов. Воробьеву. С получением сего представьте краткие сведения о прохождении службы на предмет представления таковых в Воссибовсу».
В первые годы советской власти изощрялись в изобретении словесных конструкций: колхоз, комсомол… В предыдущем абзаце ломал голову над разгадкой слова «Упсанарм-5». Оказывается, это «Управление санчасти 5-й армии». А вот что означает очередной ребус «Воссибовс»? Сдаюсь, поднимаю руки. Но так в тексте. Видимо, это серьезное учреждение.
Несколько забегая вперед, сошлемся еще на билет члена профсоюза образца начала 30-х годов прошлого века. Почти на каждой его страничке со вкусом оформлены выдержки из трудов И.В. Сталина. Семен Воробьев мог надолго задуматься над указанием вождя: «Добиться того, чтобы у рабочего класса СССР была своя собственная производственно-техническая интеллигенция». «А таким, как я, куда приткнуться?»—также мог подумать Семен Сергеевич. Вряд ли его успокоит тут же помещенное в противоречащее предыдущему указание «отца народов». «Изменить отношение к инженерно-техническим силам старой школы, проявлять к ним побольше внимания и заботы, смелее привлекать их к работе». Время было серьезное, строгое. Оставалось трудиться, несмотря ни на что.
Внимание кадровиков зафиксировало принадлежность Семена Воробьева и к морскому ведомству. Непорядок. Последовал перевод специалиста в распоряжение сануправления Балтфлота.
Полевой госпиталь, в котором Семена Сергеевича определили старшим ординатором, был развернут в Ораниенбауме. Сюда в холодный январь 1921 года направили поток раненых участников подавления печально известного Кронштадтского метяжа. В Петербурге Семена Воробьева настиг туберкулез. На лечение и реабилитацию ушли месяцы.
Во второй половине августа 1921 года в управлении санчасти крепости Кронштадт подписями должностных лиц и приложением печати удостоверили отдельный документ, годный для сравнения с пропуском. Воробьевы—Семен Сергеевич, его жена, Екатерина Федоровна, и их дочь Людмила—следовали в Севастополь. Семену Сергеевичу предписывалось поступить в распоряжение санитарной части Черного и Азовского морей.
На юге очень пригодились знания и богатый опыт врача. На год-полтора его оставили в морском госпитале имени Пирогова, где потребовались умение, практика лечения сыпного и возвратного тифа. Но на Балтике Семен Воробьев ходил и на кораблях. На новом же месте как раз возрождался полноценный Черноморский флот. Здесь разворачивалось комплектование экипажей кораблей. Под руководством Семена Сергеевича проходило становление медицинской службы на посыльном судне «Красный моряк», на минном заградителе «1 мая», на эсминце «Незаможник», во 2-м дивизионе траления. С 1925 года на пару лет Семена Воробьева поставили на стражу здоровья курсантов машинной школы, затем—достаточно крупного подразделения авиаторов в Каче.
В одном из приказов тех дней говорится: «На время отпуска исполнение обязанностей флагманского врача дивизиона эсминцев возлагается на старшего врача машинной школы С.С. Воробьева с командированием его в г. Николаев к месту временной службы». После свидания со строгой аттестационной комиссией врач С.С. Воробьев снова потребовался в коллективе флагманского на флоте госпиталя.
На «гражданке» военврача приглашали на работу в некоторые учреждения горздравотдела, а с 1 марта 1935 года—в Институт физических методов лечения имени И.М. Сеченова.
Не поддается подсчетам количество поощрений, объявленных С.С. Воробьеву в течение десятилетий его врачебной деятельности: «За высокое мастерство и его повышение, а также за активное участие в жизни института»… «За образцы производственной, лечебной и научной работы»… А это уже не недовоенные годы, не институт, а февраль 1944-го. «…За отличное лечение и обслуживание раненых, больных бойцов и офицеров Красной Армии, Военно-Морского Флота и рабочих оборонной промышленности С.С. Воробьев награждается знаком «Отличник здравоохранения».
Копнем несколько глубже. В период временной оккупации советских территорий некоторые академические институты, в том числе и наш, Сеченовский, оказались в Кисловодске и его окрестностях. Там же был развернут и 5404-й эвакогоспиталь 13 августа (не могли доброе дело назначить на 14-е). Военком Кисловодска оформил на имя нашего доктора военный билет как военнослужащему нестроевой службы. Так, до 20 октября 1944 года Семен Сергеевич оказался в 5404-м эвакогоспитале. Его начальник, майор медслужбы Архангельский, написал на С.С. Воробьева пространную характеристику, в которой, в частности, отмечены высокие достижения доктора «в восстановлении здоровья и боеспособности солдат и офицеров Красной Армии».
Институт физических методов лечения вернулся уже не в Севастополь, а в Ялту. В послевоенный год военком курортной столицы полуострова полковник Бугаев печатью и личной подписью заверил отметку в военном билете об исключении из запаса и снятии вовсе с учета на то время уже 60-летнего участника трех войн, кавалера медалей «За оборону Кавказа», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» и других наград Семена Сергеевича Воробьева. Ему было отпущено еще четверть века жизни…
А. КАЛЬКО.
На снимке: С.С. Воробьев с женой и дочерью.
Фото из семейного архива рода.
Семен Воробьев, будущий воин, появился на свет в 1888 году в семье (обратите внимание!) солдата Сергея Воробьева и его жены Евгении Павловны. Крестили младенца в Архангельском храме в селе Липяги Борисоглебского уезда Тамбовской губернии. Воспреемниками в метрической книге записаны (обратите внимание!) солдат Михаил Дуплищев и девица Александра Воробьева. На составленной Пашей Кочубеем схеме древа рода обозначены 13 его членов. Восемь из них—военнослужащие: лейтенант, капитаны 1 ранга и контр-адмирал… Пока восемь.
