24o
Тридцать лет назад, в декабре 1990 года, Василий Абакумов поставил последнюю точку под текстом своих воспоминаний. «Я не мастер пера»—ранее убеждал себя Василий Прокофьевич. Но на пороге 70-летия все равно обратился к своему прошлому. «Надо подвести итоги прожитого времени»—таким было его решение. Текст этого волнующего человеческого документа разместился на 26 стандартных страницах убористой машинописи под заглавием «В обороне Севастополя». Неудивительно, что в свое время мемуары оказались в нашем городе у балаклавских поисковиков, которые активно работали и работают до сих пор под руководством А.А. Гуровой. Анастасия Августовна считает, что рукопись может представлять интерес для широкого круга читателей «Славы Севастополя». Свидетельства Василия Абакумова оказались в редакции нашей газеты.
Василий Прокофьевич—донской казак. Родился 15 августа 1923 года в станице Вешенской в дни, когда где-то по соседству впоследствии знаменитый Михаил Шолохов уже склонился над рукописями «Донских рассказов» и первой книги «Тихого Дона». Дед Василия со старшими сыновьями воевал на фронтах Первой мировой войны. Отец в период Гражданской—у Семена Буденного в составе Первой конной. Старших призывали в армию на своих лошадях и в собственном обмундировании.
При советской власти Абакумову-младшему выдвигались новые требования. Следуя им, к 1939 году Вася обладал всеми «оборонными» нагрудными значками. В том числе при Ростовском аэроклубе парень прошел подготовку на курсах парашютистов. Было желание поступить в военное училище, куда приглашали молоденькие лейтенанты (летчики, танкисты, моряки…). Их посылали в провинцию за пополнением.
Рядом же завидной активностью отличался райком комсомола. Как-то юному Абакумову было предложено отправиться в донскую столицу на строительство автосборочного завода. Тогда белым по красному множился лозунг «Комсомол, на оборонные предприятия!»
Двадцать второго июня 1941 года Василий Абакумов под крышей шахматного павильона в тенистом парке имени Максима Горького строил в любимой игре сицилианскую защиту. А днем позже в военкомате парень решительно требовал поставить его в ряды защитников родного Отечества. Порыв юноши охладили: «Ждите!» На стройке уже поднимали стены 6-го цеха. В 5-й ход был закрыт. Как оказалось, там шла сборка истребителей. Только 5 августа призванные ребята и… девчата строем пошли к заводу «Красный Аксай», где оборудовали учебные классы радиотелеграфистов. Для размещения обряженной в военную форму молодежи приспособили крыло 12-й средней школы.
Строки из воспоминаний В.П. Абакумова:
На «Пестеле»
—Курсы проходили четыре роты парней и столько же подразделений девушек. В конце сентября для хорошо успевавших ребят объявили досрочные экзамены. Мне велели передать на ключе азбукой Морзе радиограмму. Задание выполнил, превысив нормативы. Готовых радиотелеграфистов набралось чуть более роты, в том числе 25 отличников. Нам выдали новое обмундирование и сухой паёк на три дня. Строем двинули на железнодорожный вокзал. Дождались своего поезда. Ему дали отправление. Никто не знал, куда.
Через сутки в Новороссийске молодое пополнение встречал ливень. Промокшие до последней нитки радиотелеграфисты укрылись от дождя в предоставленном на день клубе. Как только опустились плотные сумерки, нас направили в порт к стоявшему у причала пароходу «Пестель». О нем писал в «Повести о жизни» Константин Паустовский.
(Враг торпедировал пароход в 1943 году у Анатолийского побережья. А значит, его экипаж за пару военных лет успел осуществить переброску личного состава и грузов по Черному морю, о чем свидетельствует в своих мемуарах и Василий Абакумов.—Авт.).
Василий Абакумов:
—Ближе к полуночи «Пестель» вышел в море. Чем дальше наш пароход удалялся от берега, тем больше его кидала крутая волна. К полуночи… стоять свободно на палубе уже было невозможно. Но вот впереди открылась земля. Она росла, приближаясь. Очень скоро к 16.00 мы встали на рейде Феодосии. Не без удовольствия на берегу отведали купленные на рынке виноград и фрукты.
На Севастополь
(Во Владиславовке, на перекрестке железных дорог на Феодосию, Керчь и Джанкой, в спешном порядке формировался 52-й отдельный артиллерийский полк. Начали подходить тракторы ЧТЗ со 155-миллиметровыми гаубицами. К ним имелось приблизительно 6000 снарядов. Машины Челябинского тракторного завода были наши, гаубицы с боеприпасами—трофейные, их оставили поляки на территории отошедших в состав СССР областей Западной Украины и Западной Белоруссии. Впоследствии боезапас к «чужим» гаубицам частично пополнялся токарями Севастопольского Морского завода. Но это было потом.
Из Владиславовки по железной дороге повзводно, побатарейно на платформах и в теплушках полк взял курс на Симферополь, затем—снова на север полуострова, на сей раз к Перекопу. Там враг, одолевший Турецкий вал, уже схлестнулся с нашими, в том числе с обескровленными под Одессой полками и соединениями Приморской армии.
Из воспоминаний Василия Абакумова следует, что полк начал отход от Джанкоя на Симферополь, далее—на Севастополь. Противник, вышедший на оперативный простор, шел за отступающими нашими войсками на расстоянии ружейного выстрела.—Авт.).
Василий Абакумов:
—На подходе к Сарабузу (в настоящее время это Остряково) наш взвод управления следовал в общей колонне. По цепи передали вызов в ее первые ряды. Комвзвода приказал мне сопровождать товарища по курсам радиотелеграфистов Гаврилова. Он едва не до кости растер ногу. Передвигался с трудом.
Ночь была темной, беззвездной. Взвод ушел вперед. Прошли мимо и другие подразделения. У нас за спиной не осталось никого из своих. По нашим стопам, угадывалось, шли лишь немцы, постреливая осветительными ракетами. Следовало торопиться, но Гаврилов совсем раскис. Я тащил свой и его вещмешок. Оружие при нас отсутствовало. На взвод выделили лишь семь винтовок. При себе мы имели одну гранату «Ф-1». Она находилась у Гаврилова, запал—у меня.
Товарищ просил оставить его одного. Но как я мог нарушить дисциплину, не выполнив приказ? Между тем трассы пуль уже уходили далеко вперед. Вот-вот немцы могли настичь нас, тем более что издали глухо доносилась работа двигателей их мотоциклов.
Вдруг на дороге объявилась машина. Немецкая? Оказалось, наша, со снарядами в кузове. В кабине было лишь одно свободное место. Для Гаврилова. Я прибавил шагу. Через часок-другой увидел своих. Пяток бойцов на обочине позволили себе перекур. Немцы бомбили Сарабуз, возможно, наш полк на марше. Его мы настигли часов в десять…
В Симферополе жители били стекла витрин магазинов. Зачем? Последовал ответ: чтобы меньше добра досталось захватчикам. Лучше уж нашим людям…
На Южном берегу Крыма однополчане поступали так же. Они стреляли в огромные дубовые бочки со сладким вином многолетней выдержки. Образовавшиеся фонтанчики наполняли котелки и фляги. В дальнейшем вино текло на пол склада, через порог и через дорогу—в море.
В Алуште меня поставили регулировщиком, чтобы я направлял на Ялту подразделения 52-го отдельного артиллерийского полка. Мимо следовали машины, тракторы с гаубицами, большие и малые колонны воинов.
Под вечер меня сняли с поста, усадили в кузов полуторки. Она тронулась в сторону Ялты, Ливадии…
Часов в десять в кромешной тьме машина остановилась. Нам велели идти к обнаруженному вблизи дороги зданию на ночлег. Помню, мы оказались в зале. Порядком уставшие, мы попадали на паркет тончайшей работы, тут же, завернувшись в шинель, уснули как убитые.
Утром при взошедшем солнце я обнаружил, что считанные метры отделяли наш ночлег от головокружительной пропасти. Снизу доносился шум прибоя…
(Здание, недавно прекрасно отреставрированное, в котором осенней порой 1941 года герой нашего рассказа нашел кров, парит над морем до сих пор. «Ласточкино гнездо» его название).
…Ночью 5 ноября полк пришел в Балаклаву. Утром 6-го числа батареям определили места во фруктовом саду вблизи Итальянского кладбища. Наблюдательный пункт затаился на склоне высокой горы. Артиллеристы поддерживали огнем действия морских пехотинцев. В конце месяца подразделение, в котором служил Василий Абакумов, выдвинулось на Мекензиевы горы.
Бойцом названы в воспоминаниях пофамильно сослуживцы: политрук Вашкевич, телеграфист Бутенко, старшина Кулаков, командиры батарей лейтенанты Платонов, Пазин… (Не Пьянзин ли?). Но в тексте воспоминаний все-таки Пазин. Страница отведена в мемуарах умелым действиям лейтенанта: «Батарея, к бою! Угломер 35-00, прицел 12, уровень 30-00! По пехоте осколочными! Огонь!» После полученных по телефону поправок снова: «…Огонь!»
К тому времени комсорг Василий Абакумов побывал не только на батарее Пазина, но и на наблюдательном пункте комбата Платонова на Сахарной Головке. С ее высоты были видны траншеи немцев. «Нет ли снайперской винтовки?»—полюбопытствовал Василий. Она нашлась. В Василии Абакумове проснулся «ворошиловский стрелок»…—Авт.).
Враг на прицеле
Василий Абакумов:
«Не демаскируй наблюдательный пункт,—строго предостерег меня Платонов.—Хочешь поохотиться, уходи скрытно, располагайся вот хотя бы на левом отроге. Хорошо замаскируй окоп. Но учти: если немцы тебя обнаружат, они всю гору вспашут минами и снарядами».
И я рискнул, чему способствовала благоприятная погода: легкий морозец, открытое солнце и хрустящий под ногами снежок. Но к вечеру уже клубился туман. Слева в 300 метрах действительно заметил отрог с мелким кустарником на гребне…
С рассветом с тридцатью патронами, с куском хлеба и банкой консервов ушел на выбранную позицию. Нашел окопчик с соломой на дне. На мне была шинель, сверху—маскхалат с капюшоном. Обнаружить меня было сложно в кустарнике на фоне снега. На километровом расстоянии вижу, как внизу из бугорка струится дымок. Там наверняка блиндаж. Вскоре наружу вышел солдат, за ним второй. За дровишками. Решил дожидаться «птицы» покрупнее. А вот и он. К 9.00 показался офицер в шинели с портупеей, полевая сумка на боку и кобура на поясе болтается.
Я, опершись поудобнее локтями, не спеша прицелился в грудь живой цели и плавно, как учили на «гражданке», нажал на курок. Толчок в плечо. Смотрю в оптический прицел. Офицер рухнул как подкошенный…
По Сахарной Головке, где я окопался, враг открыл ураганный минометный огонь. Я лежал в окопе на соломе. Перекусил консервами. Вставать нельзя. Тут же засекут немцы. От холода, пытаясь согреться, дергал руками и ногами. Помогало, но слабо. Так продолжалось весь день, до густых сумерек.
(В последний день апреля в штабе полка Василию Абакумову выдали продовольственный аттестат, проездные документы, другие необходимые бумаги. Его отправили в Тбилиси постигать науки в артиллерийском военном училище. Он вспомнил ранее сказанные выпускником 2-го Ленинградского артучилища лейтенантом Платоновым слова о том, что война не должна стать помехой для учебы. Вскоре лейтенант погиб в бою. Его боевые товарищи собрались на митинг, на нем Василий Абакумов предложил назвать батарею именем отважного офицера.—Авт.).
* * *
Я верну Анастасии Августовне переплетенную, как книгу, рукопись воспоминаний В.П. Абакумова. Такими реликвиями она приобщает ребят к правде о Великой Отечественной. В этом году имя А.А. Гуровой занесено на Доску почета в центре Балаклавы.
А. КАЛЬКО.
На снимке: В.П. Абакумов.
