13o
Конечно, мы во Вселенной не одни. Сколько их, этих миров, нам неизвестных? Иногда мы соприкасаемся с этими мирами, и общение это неприятно для нас, а порой и жутко.
Мой муж умирал от страшной неизлечимой болезни. Ему было всего 46. Из них 8 лет он был прикован к постели, был лежачим, абсолютно беспомощным человеком. Последнее время он почти не спал, руки у него не работали совсем, он не выносил тишины, поэтому телевизор в его комнате потихоньку работал круглосуточно. Муж лежал на специальной кровати, изголовье мы подняли повыше, и он то смотрел что-нибудь по телеку, то дремал.
Был Новый год. Мы отметили его и пошли на улицу запустить фейерверк. Идём обратно. Поравнялись с нашим домом. В Сашино (мужа) окно хорошо был виден работающий телевизор на стене. Прекрасно были видны мелькающие там кадры. И вдруг экран заслонила большая тёмная фигура. На мгновение. Она как бы прошла мимо телевизора. Сердце моё бешено застучало, ноги стали ватными…
Я никому ничего не сказала. Новый год, все пьяненькие, весёлые—зачем? Сын с невесткой вообще ни во что такое не верят. Сын наверняка обнял бы меня за плечи и шутливо сказал: «Мать, ну ты что? Наверное, это шампанское…»
Но нет конечно. Шампанское тут ни при чём. Фигуру я видела прекрасно, отчётливо и однозначно…
Пришли домой. Саша спокойно лежал, не спал, как всегда. Ничего ужасного в ту ночь не случилось. Муж прожил ещё 4,5 месяца.
К моей внучке Алисе часто прибегал соседский мальчик Олежка—побеситься вместе. В Алисиной комнате было небольшое техническое помещение, сделали вход и превратили его как бы в игровую. Сгрузили туда все книжки-игрушки-фломастеры—дерзай, детвора!..
Набесившись вволю, спустились ребята ко мне на кухню попить чайку. Олежка чудо как хорош: русский богатырь в детстве! Круглолицый, румяный крепыш с густыми пшеничными волосами до плеч. Я ему очень симпатизировала.
Уминая за обе щеки пончики, он меня спрашивает: «А что за дяденька у вас на втором этаже ходит?» Я чуть очередную порцию пончиков не уронила—процесс жарки шёл вовсю…
«Что за дяденька, где?» Отвечает: «Не знаю. Я из игровой вышел, он в комнате был. Потом ушёл».
Естественно, никаких посторонних дяденек у нас в доме не было.
Дети бегали на улице. Окна нашей кухни выходят на детскую площадку—она прямо под окнами. Прибегает Алиса попить водички и спрашивает: «А это ты в таком белом-белом стояла у окна?»
Ни в белом, ни в чёрном я у окна не стояла…
Все эти события произошли в один период, и связываю я их с состоянием мужа, с его предстоящим уходом. Я вообще человек очень боязливый, мнительный, и всякие такие штучки вызывают у меня дрожь. Но тут я, на удивление, была спокойна. Неприятно, и только.
По-настоящему я испугалась только однажды. Я сидела рядом с мужем, поила его чаем с ложечки. Он пил и смотрел телевизор. Вдруг взгляд его стал отрешённым, затем беспокойным. Он явно заволновался и с ненавистью произнёс (хотя на тот момент и не разговаривал уже почти, только днём и ночью звал меня по имени):
—Уйди, уйди отсюда! Оставь меня в покое!
Я говорю:
—Саша, это ты мне?
—Нет.
—Тут кто-то ещё есть?
—Да.
—Хороший или плохой?
—Плохой.
Вот тут мне стало по-настоящему жутко. Хотелось рвануться на выход и бежать из дома куда глаза глядят. Да ещё и дома на тот момент мы были одни.
С трудом я взяла себя в руки, прочитала молитву и попыталась объяснить это тем, что у умирающих бывают галлюцинации.
Ну ладно, у них галлюцинации… А у нас, у всех остальных, что? Особенно у детей… Кстати, после того как Саши не стало, никаких дяденек, тётенек, тёмных фигур—ничего больше не было. И мне почему-то не страшно было находиться в нашей довольно большой квартире одной. Оставалась и на неделю, и больше одна, и ничего—никаких дурных мыслей. Ну а вывод у меня, конечно, однозначный: есть он, этот пресловутый потусторонний мир. Наверное, не надо его бояться, ведь все там будем.
В.Б. «Тайная доктрина».
