18o
Девяносто лет назад в Севастополе появилась на свет Римма Казакова. Видная, а главное—любимая в народе поэтесса. Никогда она не забывала, откуда родом, с волнением и с трепетом в душе приезжала в город из белого камня.
В конце 90-х годов или в самом начале нулевых мне выпала удача взять эксклюзивное интервью у Риммы Федоровны. Она согласилась принять представителя «Славы Севастополя», несмотря на сложности, которые сопровождали тот ее визит к нам. Поездка была вызвана проводами любимой двоюродной сестры Эмилии Дорониной на постоянное место жительства в Израиль. Эмилию Николаевну питали надежды, что там ей помогут спастись от болезни, как пишут, «тяжелой и продолжительной». И времени было в обрез. До отправления поезда, сначала до Москвы, оставались считанные часы. Едва-едва наша беседа набрала продуктивные обороты, как Эмилия Николаевна начала проявлять понятное в данной ситуации беспокойство. Требовалось участие гостьи в хлопотах, которые сопутствуют сборам в долгую дорогу, тем более в другое государство. Но не Римма Казакова прервала разговор. Я уловил момент, чтобы, извинившись, попрощаться.
С того памятного дня прошло двадцать лет или четверть века. Не решаюсь обращаться к деталям состоявшейся беседы, к подробностям опубликованного в нашей газете отчета. Толща времени—мощный фильтр. Он оставляет главное.
Из уже сказанного приходишь к выводу: маститый мастер слова внимательно, уважительно, даже ответственно отнеслась к просьбе журналиста об интервью.
Сейчас сожалею, что вынужденная спешка не позволила как следует подготовиться к встрече. Чувствовалось, что это ощутила и Римма Федоровна, о чем и виду не подала.
По оставленному адресу в Москву ушла газета с текстом интервью. На это письмо не ожидался отклик. Но он пришел в общем-то с добрыми словами. Буду откровенен: ненавязчиво, ненамеренно между строк читалось: от беседы ожидалось большего.
Несравненно больше повезло севастопольскому Александру Федосееву. В конце 90-х он работал над подготовкой своего первого сборника стихотворений. Творческие стежки-дорожки каким-то образом начинающего поэта сблизили с автором книг, в настоящее время раритетной редкости «Памятники Севастополя», «По улицам Севастополя» Эмилией Дорониной—сотрудницей Музея героической обороны и освобождения Севастополя. Рукопись попала к Эмилии Николаевне после углубленного знакомства с включенными в сборник произведениями руководителя литобъединения при редакции «Славы…» Вячеслава Шерешева. Не прошло и двух-трех дней—звонит по телефону Эмилия Доронина, чтобы совершенно неожиданно сообщить об очередном приезде в Севастополь Риммы Казаковой. Оказывается, она тоже ознакомилась с рукописью будущей книги, что побудило у нее желание познакомиться с Александром Федосеевым.
Сказать, что поэт был глубоко тронут вниманием к нему и его творчеству столичной знаменитости—значит ничего не сказать.
Произошел редчайший, если не единственный случай, когда, без преувеличения, классик Римма Федоровна взялась написать предисловие к первой книжке начинающего собрата по перу.
«Знакомиться с творчеством талантливого человека всегда интересно,—писала поэтесса,—а стихи Александра Федосеева, безусловно, талантливы. Сказать это тем более приятно, что книжка у автора—первая, но отнюдь не робкая. Стихи разные по жанру (что вполне объяснимо), но ни одна фальшивая нота не оскорбила мое ухо».
Каково прочитать такие слова, вышедшие из-под пера признанного мастера?
Евгений Евтушенко признался: «Римма мне всегда нравилась именно потому, что была на меня не похожа…» В случае знакомства Риммы Казаковой и Александра Федосеева мы видим нечто противоположное.
Жаль, рамки данной публикации не вмещают целиком пронзительное документальное (если принято так говорить о поэзии) стихотворение Александра Федосеева об отце «Я проводить тебя не смог…» Вот заключительные строки:
Я проводить тебя не смог…
Тот поезд не вернуть,
Определен судьбою срок
И обозначен путь…
Мелькнул твой профиль за стеклом,
В тоннель вошел вагон…
И я не знал, как далеко
Тебя увозит он.
Права Римма Федоровна, отметив признаки достоинства поэзии нашего земляка. Она пишет: «Это добрый взгляд на мир и людей, которые рядом, это умение удивляться и сострадать, восторгаться и горевать. Это довольно редко встречающаяся и всегда привлекательная самоирония, это образная лексика и хороший язык. Это, наконец, нечто, чему названия нет, но что делает рифмованные строки поэзией, а поэзию—выражением «тропа наших душ».
Подобным образом, иными словами откликаются в помещенной рядом подборке оценок поднявшихся на поэтический олимп мастеров слова. Невольно скажешь, что Римма Казакова и Александр Федосеев близки в тональности, в мелодии поэтического языка. Объединять может не только евтушенковская разность, но и общность. Общность, скорее всего. Поэтому четверть века назад дома, в Москве, Римма Федоровна села за стол, чтобы написать предисловие к книге севастопольца «Костер на берегу».
Снова обратимся к поэзии Риммы Казаковой. Теперь по иному поводу. У поэтессы есть цикл стихотворений «Стихи о новорожденном сыне». Первенце.
Сначала:
Вот женщина легко, не горбясь,
Идет и леденец грызет.
Живот—округлый, словно глобус,
Как первоклассница несет…
Далее:
Родился сын, пылиночка,
Лобастенький, горластенький…
Через годы мама-поэтесса посвятила старшенькому почти поэму: «Сыну, проходящему срочную службу в армии». Удивительное произведение.
О «лобастеньком», «горластеньком», который уже отслужил в армии и стал автором книг художественный прозы «Якутия», «Змеесос», Римма Федоровна написала Александру Федосееву: уделите, дескать, Егору (так зовут первенца) внимание, покажите некоторые достопримечательности Севастополя. Александр Николаевич и Егор двинули на Фиолент. О нем поэтом написано не одно стихотворение. Лучшее было прочитано в тот день.
Сегодня Александр Федосеев бережно хранит вышедшую в 1995 году книгу поэзии Риммы Казаковой «Наугад». Дело не только в автографе лестного содержания. Об успехе книги восторженно писали Кирилл Ковальджи и другие критики. Листать книгу—значит проходить мастер-класс.
Поэтесса ушла от нас 19 мая 2008 года. А 10 декабря того же года пошла к читателям прижизненная ли, посмертная ли книга произведений Казаковой «Ты меня любишь». Хочется верить, что Римма Федоровна участвовала в составлении этого сборника, кстати, выпущенного авторитетным столичным издательством «Эксмо».
Годом-двумя раньше Римма Казакова последний раз посетила Севастополь. Она встретилась с читателями в уютном зале Центра культуры и искусства на улице Ленина, 25.
Гостья читала свои новые стихи и произведения прежних лет. Отдельные их строки иногда вспоминались не сразу. Любители поэзии, кто мог, выручали гостью. Зал, желая поддержать любимую поэтессу, доброжелательно, с любовью аплодировал.
…Ах, не ставьте мне в вину
Грех высокого разлада!
Повернуло на весну!
Ну а может, так и надо.
Может, в строках этого стихотворения или близкого по содержанию гостья вспомнила недавнее путешествие по воде на теплоходе. Щеки Риммы Казаковой зарделись, когда она вспомнила матроса или боцмана—мускулистого, сильного мужчину. Чувства, страсть переполняли ее. И так все дни плавания. Бедный матрос или боцман… Он так и не узнал о любви к нему великой поэтессы.
Не писал бы об этом эпизоде (мало ли что), если бы Римма Казакова сама не рассказала о нем в переполненном зале. Не писал бы, если бы еще не ведал, что высокие образцы поэзии и прозы их авторы создают исключительно в состоянии влюбленности. В состоянии влюбленности кто-то лучше проводит уроки, лечит людей, вытачивает у станка детали, пишет в газету статьи… Но впереди представителей всех профессий поставил бы поэтов. Ну как бы Римма Казакова написала без любви такие строки?
…Моя последняя любовь,
Отчаянная, верная!
Моя последняя любовь,
Ты—первая!
Римма Федоровна, как и некоторые ее предшественники, была наделена даром предвидения. Стихотворение «Крымский мост» она написала за 12-15 лет до начала его строительства.
Если бы поэтесса сегодня была среди нас, ей исполнилось бы 90…
А. Калько.
