16o
Рубрику ведет Леонид СОМОВ.
«То, что в одном веке считается мистикой, то в другом становится научной истиной». (Парацельс)
Этот странный и, как выяснилось потом, опасный вымогатель возник на моем горизонте лет десять назад. Я занимал тогда один из городских административно-хозяйственных постов, которые предполагают ежедневное общение, по крайней мере, с тремя десятками посетителей.
…Вячеслав Георгиевич не вошел, а почти что ворвался в мой кабинет уверенной, пружинистой походкой. Он первым протянул мне руку, на мгновение с явным намерением сильно сжал мои четыре пальца и перешел к делу.
Из черной папки вынул конверт, положил его на краешек моего стола и молча вперил в меня взгляд синих, крохотных, но острых, как буравчики, глаз. С минуту продолжалась эта «дуэль», пока я не произнес:
— Итак, чему обязан?
— А у вас не возникло никакого предчувствия?
Я недоуменно пожал плечами и ощутил, что первое легкое раздражение уже на подходе. А посетитель, представившись инженером-биоэнергетиком какого-то невнятно названного рязанского ЦКБ, вынул из конверта небольшую фотографию и с победоносным видом протянул ее мне.
На снимке я с недоумением увидел… себя в каком-то ватнике, со шлифовальным кругом в руке. Не то на заводе, не то в большом гараже.
Я абсолютно точно знал, что в подобной ситуации никогда не был.
Молча глянул на Вячеслава Георгиевича, пожал плечами и со словами: «Чушь какая-то!» вернул ему фотографию.
А дальше произошло вот что. Мой собеседник в довольно развязной, даже нагловатой форме изложил мне совершенно фантастический (на мой взгляд) рассказ о моем двойнике в далекой Рязани, безоблачное существование которого всегда будет служить залогом моего благосостояния. А если, мол, будет замечено обратное, меня ждут различные беды и напасти.
— Даже если это и так, какое вы имеете отношение и ко мне, и к так называемому двойнику? — справился я, почти уже готовясь взорваться.
— А я — посредник. И вам меня надо будет очень даже уважать, — опять же, нагло ухмыльнувшись, произнес он.
Я не стал дожидаться, в какую форму будет облечено это пресловутое «уважение». Уже через минуту гость был выдворен из кабинета, а на всякий случай я налил себе в мензурку корвалола и вскоре успокоился.
Между тем фотография моего «второго эго» так и осталась лежать на столе. Я небрежно (с глаз долой!) скинул ее в дальний ящик стола и к вечеру обо всем забыл.
Через две недели мой неприятный визави дал о себе знать. Он позвонил и сообщил мне, что недавний мой, слава Богу, без особых последствий оставшийся наезд в «Москвиче» на дорожную опору находился в прямой зависимости от пренебрежительного отношения к нему, к «посреднику».
— А в чем, собственно, должно выражаться мое хорошее к вам отношение? — спросил я.
— Долларов 150 меня бы устроили…
Я бросил трубку, и все мысли мои сосредоточились лишь на одном: откуда же этот гад оперативно узнает о некоторых обстоятельствах моей сугубо частной жизни?
Естественно, мелькнула мысль о правоохранительных органах, о соответствующем заявлении. Заявлении, впрочем, о чем? В наличии лишь имя и отчество вымогателя да призрачный факт его принадлежности к некоему рязанскому ЦКБ (а их может быть там до полусотни).
К вечеру я заставил себя не вспоминать об этом звонке. Но уже через десять дней «посредник» объявился вновь.
— Вам не кажется, что обострение щитовидки у вашей супруги напрямую зависит от плохого вашего отношения ко мне? — спросил он.
Я громыхнул телефонной трубкой и интуитивно вынул из ящика рабочего стола ту самую пресловутую фотографию, которую В.Г. оставил у меня в кабинете. Человек, удивительно похожий на меня, как мне показалось, чуть заметно мне подмигнул.
Не отдавая себе полного отчета в своих действиях, я машинально щелкнул зажигалкой и поднес фото к язычку синеватого пламени. Снимок мгновенно загорелся, скрючился и вскоре превратился в серый прах… На душе стало удивительно светло и как-то чисто.
Прошло два месяца. И снова раздался звонок, но уже на мой домашний телефон. Вячеслав Георгиевич, как мне показалось, очень вялым голосом сообщил мне, что зря я «вступил в эту игру», мой двойник на днях умер на пожаре, но не исключено, что объявится новый.
— Вот ты с ним и будешь играть в свои идиотские бирюльки, а возникнешь — набью морду, — со злостью выпалил я и повесил трубку.
Прошло чуть менее 11-ти лет с того дня. Больше меня посланцы из далекой Рязани уже не тревожат.
