Кортик Канариса

«То, что в одном веке считается мистикой, то в другом становится научной истиной». (Парацельс)

Сейчас я не могу точно проследить тот путь, по которому эта вещь попала в наш дом. Приблизительно семейная легенда свидетельствует, что мой дед, дойдя в 45-м до Берлина, в одном из помещений военно-морского ведомства в горящем рейхстаге обнаружил обугленный кожаный футляр, внутри которого находился неповрежденный огнем инкрустированный золотом четырехгранный морской кортик. Я не знаю, по каким соображениям или приметам, но считалось в семье, что это кортик самого адмирала Канариса…

Когда я стал взрослым, то понял, что кортик Канариса — скорее всего красивая легенда. Адмирал Каранис участвовал в 1944 году в заговоре генералов против бесноватого фюрера и в апреле 45-го, 60 лет назад, был осужден и повешен в одном из фашистских лагерей.

Но тем не менее эта эффектная, но мрачновато-грозная вещица долго, до 1987 года, хранилась у нас в семье с соответствующей «именитой» легендой.

Мне же хочется рассказать сегодня о том, какие беды принес всем нам этот злополучный клинок со свастикой на рукоятке, усыпанной двенадцатью сапфирами.

Дед на странные совпадения не обращал никакого внимания. А было над чем призадуматься. Кортик хранился в нашей трехкомнатной квартире на ул. Ленина, как правило, в спальне старших в семье, и висел на ковре. И вот почему-то каждый год, который заканчивался на цифре 5 (в сорок пять был казнен, кстати, Канарис), с обитателями именно этой комнаты случались серьезные беды.

Судите сами. В 1955 году моего дедушку в апреле разбил правосторонний паралич. Промучился он два года и умер.

В 1965 году у моей мамы (она невестка деда по отцу) опять же весной возникла срочная необходимость сделать операцию на желчном пузыре. Приступ случился в апреле. Увы, по недосмотру ей оставили в брюшной полости… перчатку. Пришлось делать спустя месяц вторую операцию. Долго, очень долго она хворала.

В 1975 году в этой же комнате весной случился пожар — папин приятель, которого на софе за ширмой оставили ночевать в гостях, забыл притушить сигарету и уснул. Пожар, к счастью, погасили, но сгорело полкомнаты, ожоги средней степени получили и гость, и мои родители, особенно папа.

В 1985 году в январе к маме из Ставрополя приехала навестить родню ее старшая сестра Зоя. Она у нас в роду считалась лозоходцем, прекрасно была знакома со всякого рода гаданиями. Так вот, ознакомившись с историей наших бед за последние 40 лет, тетя Зоя первым делом усмотрела закономерность повторяемости семейных серьезных катаклизмов: через каждые десять лет после войны, весной, в комнате родителей.

Как сейчас помню: обвела она взглядом эту комнату, походя «скользнула» по двум античным восточным вазам (дед их тоже привез из Германии) и сообщила, что у них «мягкая, приятная энергетика». Когда же ее взгляд остановился на кортике, тетка как будто обо что-то жесткое и ребристое споткнулась.

— Откуда у вас эта штуковина? — спросила она.

Отец пояснил, что, мол, это «кортик Канариса». Тетя сняла его со стены, положила на него две свои ладони и на миг замерла.

— Знаете что, дорогие мои, а ведь эта шабля — источник всех ваших бед за последние 40 лет, — сказала она. — От нее веет смертью и тленом. Избавьтесь от этого клинка как можно скорее.

Более того, тетя тут же попросила переселить ее на время отпуска из залы в детскую.

Честно говоря, после ее отъезда (в начале февраля 1985 года) рука моя так и не поднялась, чтобы куда-нибудь сбагрить злополучный, выходит, кортик. Но в марте случилось то… что случилось. В двух комнатах нашей квартиры на пятом этаже по периметру северной стороны под потолком проходила тепломагистраль всего дома. Как-то ночью вдруг раздалось зловещее шипение, и труба… взорвалась у основания муфты. Что интересно, струя горячущей воды ударила прямо в центр ковра, в кортик Канариса.

Потом приехала аварийная команда, нас «спасали», многие вещи, особенно старинный ломберный столик и сервант из орехового дерева, были вконец изуродованы — шпон вздулся.

Вот тут-то меня окончательно и осенило. И когда из Вильнюса приехал в командировку мой старинный дружок по институту и нагрянул ко мне в гости аккурат в свой день рождения, кортик торжественно был подарен Эдуарду.

Сейчас я, конечно, неоднозначно отношусь к этому своему «жесту». Правильно ли я поступил? С одной стороны, тенденциозные беды в нашей семье как ножом отрезало. С другой стороны, я окольными путями узнал, что в 1995 году мой институтский товарищ попал в своем институте под сокращение и у него чуть ли не отобрали жилье, мол, незаконно в свое время получил квартиру.

У меня же на сей счет лезут в голову совсем иные мысли. Думается только об одном: «А где сейчас висит кортик Канариса?»