16o
Я начал эти заметки с цитаты из Владимира Владимировича Маяковского, дабы обратиться к творчеству другого Владимира Владимировича — Магара. Почему же мной все-таки использована цитата с такой весьма заурядной коммунхозовской деталью?! Только для того, чтобы вслед за поэтом подчеркнуть мысль о том, что художественное творчество нельзя рассматривать с позиции холодного рационального анализа. На мой взгляд, ни одно произведение искусства, независимо от его жанра и вида, не поддается абстрагированному от игры разума и воображения исследованию.А теперь о главном. О том, собственно ради чего написаны эти заметки. Сразу после премьеры спектакля "Дон Жуан" — мистического, а я бы сказал космического дефиле в театре им. А.В. Луначарского, ни о какой критической статье, так называемой рецензии, и речи быть не могло. Уж слишком эмоционально потрясенным и взволнованным я был, выходя из зрительного зала. Судя по всему, в таком состоянии пребывал не я один. Но вот в моей душе все улеглось. Стало понятно, что теперь, когда мои мысли и чувства приведены в порядок, я в состоянии перенести их на бумагу. Что, помолясь, и сделал.
Я — не театровед, я — режиссер. Поэтому прежде всего ставлю себя на место постановщика спектакля. Дабы понять движение его мысли, а не навязывать собственные соображения. Ведь у каждого человека, а тем более человека театра, свое представление о Дон Жуане, как, впрочем, и о Дон Кихоте, Онегине, Печорине, Остапе Бендере… Необходимо некое напряжение духа и воли для преодоления инерции собственного видения (а еще чаще чего-либо, когда-либо и где-либо виденного), чтобы полностью отдаться стихии того зрелища, которое предстает пред тобой в данную минуту. Повторяю, я — режиссер, для меня первостепенна образно-зрелищная сторона спектакля. И в этом смысле я смею утверждать, что "Дон Жуан", поставленный Владимиром Магаром на сцене Севастопольского академического русского драматического театра им. А.В. Луначарского, несет в себе столь мощный энергетический заряд, что, перебрасываясь через рампу, он, словно вольтова дуга, вонзается в души зрителей, потрясенных невиданной доселе "игрой разума и воображения".
Как иногда говаривал замечательный французский острослов и философ Франсуа Ларош Фуко: "Ум снова оказался в дураках у сердца". Где уж тут расчетливо рационально раскладывать по театральным полочкам, "что такое хорошо и что такое плохо". В этом спектакле поражает все: блистательная его форма — система образных превращений, изысканность мизансцен, пластичность движения, неожиданность приспособлений, выразительнейшее художественное (Б. Бланк, Т.Карасева), музыкальное (Б. Люля) и световое (Д. Жарков) решения. В конце концов, Владимир Магар — режиссер высокого класса и все перечисленное выше является предметом его профессии. Однако это лишь внешняя сторона зрелища, и не опирайся она на смысловую основу, осталась бы элементарной, хотя и роскошной иллюстрацией на тему. Не больше. Но нет… Режиссер, кстати, взявший на себя отчаянную смелость корректировать великих (и не одного, а сразу пятерых), становится, на мой взгляд, их соратником, соавтором, партнером. Причем весьма достойно вписывающимся в этот "коллектив", только в постановочно-сценическом эквиваленте. Вот почему в спектакле так много открытий, и не только актерских. Об этом чуть ниже.
Разрушая стереотип расхожих представлений о Дон Жуане, как о патологическом, прошу прощения, бабнике (пусть уж эта популярность остается за героем Александра Ширвиндта в одноименном фильме), режиссер спектакля и актер Евгений Журавкин производят переворот в знании об этой легендарной личности. Их Дон Жуан в отличие от Казановы не искуситель (оставим эту функцию Мефистофелю, неожиданно и остро сыгранному Андреем Бронниковым), а жертва обрушившихся на него соблазнов. Да, он именно жертва. И прежде всего своих страстей. Не он властвует над ними, а они порабощают его. "Учитесь властвовать собою", — советовал поэт. Обратите внимание, все без исключения женщины: от титулованных аристократок до простолюдинок-рыбачек — обрушивают на его хрупкую психику каскад своих неудовлетворенных эротических мечтаний. А он?!.. Он не в состоянии противостоять им. Он пасует перед их напором и обольстительностью.
И никакие взывания к разуму, совести, порядочности, морали и т.п., истошно исторгаемые из уст и души его слуги Сганареля (виртуозно, иначе не скажешь, сыгранного талантливейшим Борисом Чернокульским), делу не помогают. Дон Жуан просто не слушает его, он весь в предвкушении новых любовных событий. Он не творит их сам, но он готов к ним, мечтает о них, ждет момента, чтобы в очередной раз поддаться искушению.
И тут пушкинское: "…Ах, обмануть меня нетрудно!.. Я сам обманываться рад" — вполне уместно. Я бы взял на себя дерзость лишь перефразировать эти строки: "Ах, соблазнить меня нетрудно… Я сам соблазну буду рад!" В своей многолетней театральной жизни мне довелось видеть многих замечательных исполнителей Дон Жуана (или Дон Гуана, как в "Каменном госте" А. Пушкина и "Каменном властелине" Л. Украинки). Я видел постановки Жана Вилара парижского ТНП, А. Эфроса на Малой Бронной, Киевского театра им. Леси Украинки и даже Театра кукол Сергея Образцова, не говоря уже об одноименной опере В.А. Моцарта. Но ни у кого не было столь подчеркнуто полемичной трактовки образа Дон Жуана, как у Владимира Магара с Евгением Журавкиным.
Разумеется, даже такой мастер, как Владимир Владимирович, не смог бы реализовать свой искрометный замысел, не будь рядом с ним верных и, что особенно важно, понимающих его актеров. Это упомянутые мной выше Е. Журавкин и Б. Чернокульский. Это и Анатолий Подлесный, воплотивший образ Дона Луиса, жесткого, но безмерно страдающего от легкомыслия сына, отца Дон Жуана. Это и женские образы в исполнении почти всего женского состава труппы.
Кстати, женщины, как это и положено в истории бесконечных похождений Дон Жуана, занимают в спектакле особое место. Известно, что в мировой драматургии женских персонажей, как правило, меньше, чем мужских. Исключением, лишь подтверждающим правило, является идущий на этой же сцене спектакль "Дом Бернарды Альбы" в замечательной постановке Татьяны Магар. Здесь мужских ролей вообще нет, кроме одной, да и то призрачной.
Но вот мы смотрим "севастопольского" Дон Жуана — и глаза разбегаются от обилия прекрасных женских лиц, рук, ног, фигур… Лидируют здесь две молодые актрисы Виктория Ершова (Донна Анна) и Наталья Романычева (малышка — Анжелика). Виктории Ершовой и ее Донне Анне удалось подняться к бескорыстной любви, которую так долго и безрезультатно искал Дон Жуан. Однако будет несправедливым не отметить блестящий дуэтный эпизод малышки и Дон Жуана, где Н. Романычева предстает перед зрителем то робкой невестой, то капризной девчонкой, то вдруг женщиной-вамп.
Просто невозможно не сказать об исполнителях небольших эпизодических ролей. Это и женская команда "феминисток" во главе с герцогиней (Людмила Шкуркина), и группа невест-рыбачек — прелестных юных созданий, воздыхающих по Дон Жуану. В этом ряду и яркий эпизод с ревнивцем Пьеро, броско сыгранным Анатолием Бобером, и две сцены с господином Диманшем, с гротесковым блеском исполненные Борисом Некрасовым.
В ряду сценических открытий этого спектакля еще одно: в финале на авансцене появляется оживший и вполне здравствующий Командор. "Карающая десница" у Магара не олицетворение мрака, холода и смерти, а, напротив, живой, сочувствующий собеседник. Возможно, в другом спектакле другого театра, другого режиссера подобная трактовка Командора была бы неуместной, непонятной и фальшивой. Но в спектакле Владимира Магара, насквозь пронизанном радостным, эпикурейским жизнеутверждением, другого решения и быть не могло.
Быть может, кто-то оспорит мои суждения о спектакле: этого, мол, не может быть, потому что не может быть никогда, это ненормально! Но все дело в том, что, как утверждал тот же Маяковский: "В поэзии (и в искусстве, добавим мы) все ненормально". Ибо искусство — это всегда нарушение нормы, аномалия, а не то, что привычно и обычно. Потому и "сыграть ноктюрн на флейте водосточных труб" вполне возможно.
