Рубрику ведет Леонид СОМОВ.Вчера вот купил на Центральном рынке эзотерический журнальчик и в небольшой заметке прочитал, как к одному парню — мучителю собак — вдруг стал во сне являться призрак повешенного этим извергом животного и беззвучно скалить зубы прямо перед глазами. И так продолжалось в течение трех месяцев, причем каждую ночь.
Отвели парня к бабке, и та посоветовала выставить 40 свечей у кровати подростка, чтоб они горели каждую ночь по пять минут. А также порекомендовала взять в дом щеночка 40-дневного той же породы, что и замученная собака. Помогло, представьте…
А я тут же вспомнил жуткий случай из уже моего далекого детства, когда наша семья проживала в Феодосии на ул. Горького, которую все аборигены, однако, именовали Итальянской. Со мной соседом по лестничной клетке в доме N 38 жил Максимка Васильев, рыжий толстый мальчик, дерзкий, задиристый, очень занудный пацан. Никто с ним не водился, а ко мне вот он как-то притерся, благо что и наши матери дружили года три на почве общей профессии — они были портнихами.
Как-то Макс и я ранней весной решили прогуляться по крепостным маршрутам Кафы и взобрались на вершину генуэзской башни Климентина. Дул с моря свежий ветерок, мы подняли воротники своих болоньевых курток и уже решили было спускаться, как услышали жалобное поскуливание собаки. Максим спустился к изножью куртины и, как говорят, за шкирку вытащил из-под стены дрожащего от холода щеночка овчарки-полукровки. Один глаз бедного животного был красным, явно больным, да и правая задняя лапа чем-то была повреждена.
— Ну что, бомжара, допрыгался! — с какой-то странной радостью в голосе воскликнул Максим. Он продолжал держать за шею этого щенка и явно не собирался его отпускать.
Я молящим голосом попросил опустить собаку на землю, но мой приятель, кажется, никого и ничего не слышал. Вот он подошел к самому краю башни, и… тут свершилось нечто страшное и неожиданное для меня — Максим сбросил щенка вниз, на серые камни.
Я буквально оцепенел.
— Что же ты, гад, сделал? — спросил я Максима, едва сдерживая слезы.
— А он все равно уже не жилец был, — пряча глаза, злорадно процедил этот изверг и стал спускаться с башни вниз, к морю…
После этого случая я с ним не общался, помнится, месяца три. Но наступило лето, безрадостные воспоминания о его поступке как-то стерлись, и мы вновь с ним стали ходить на пляж, толкались по рынкам, ездили на самокатах, а в августе вновь взобрались на башню Климентину — копались в песке в поисках древних стрел.
И вот когда собрались домой — случилась страшная беда. Вначале стало как-то темно и зябко. Поднялся ветер. И вдруг со стороны той куртины, под которой когда-то прятался тот самый несчастный щенок, послышалось грозное собачье рычанье. Не прошло и минуты, как перед нами метрах в десяти возник силуэт огромного пса с жутко оскаленной, в клочьях пены мордой. Он прыгнул метра на два и… заметно увеличился в объеме.
Мы стояли с Максом, объятые ужасом. Я мельком отметил для себя, что рыжие вихры моего приятеля буквально встали дыбом.
…С каждым прыжком зловеще рычащее животное увеличивалось в размерах. Вот уже нам стали видны глаза собаки — величиной с китайское чайное блюдце, причем один глаз был как бы залит кровью.
Я прижался спиной к древней крепостной кладке, а Максим как стоял почти на краю башни, так там и остался. Собака сделала последний прыжок, и мой дружок, прикрывая лицо рукой, оступился и полетел вниз.
…Конечно же, он разбился насмерть. А я, переведя взгляд на то место, куда приземлился после прыжка зверь, никого уже не увидел.
…Меня, конечно, долго потом "раскручивали" в милиции, даже предполагали, что мы с Максом поссорились и в ходе "разборки" он, скорее всего, случайно упал с пятнадцатиметровой высоты. Но я стоял на своем и со слезами на глазах упорно бормотал об огромной собаке, которая якобы отомстила Максу за погубленного им некогда здесь же щенка. Татьяна Гавриловна, капитан милиции, порекомендовала моей матери все-таки обратиться к детскому психиатру…
А я до сих пор верю в то, что дух несчастного животного все-таки "достал" Максима и так вот страшно наказал его…