13o
Геннадий Черкашин был давним и добрым другом нашей газеты. На страницах «Славы Севастополя» неоднократно печатались его статьи, интервью и даже целые произведения. Именно у нас полностью, с продолжением из номера в номер, была опубликована его последняя знаковая книга «Молчание колокола» — об историческом предназначении Севастополя. Писатель писал ее в тихом приюте Байдарской долины и закончил за два месяца до своей смерти.
Но сейчас, пожалуй, мало кто может вспомнить, как откликнулся, как вел себя Геннадий Черкашин в августовские дни 1991 года. Я не случайно употребила слово «вел», потому что для него самого личностное неординарное восприятие и личностные нравственные поступки всегда являлись мерилом человека.
Черкашин оказался непосредственным свидетелем августовских событий 1991 г. в Крыму. Многое увидел, узнал. Долго осмысливал и анализировал, что и почему случилось в результате развала Союза.
Об этом мы говорили в марте 1996 года. Последнее интервью, опубликованное в нашей газете, называлось «Беловежская пуща — в каждом из нас».
— Я оказался единственным писателем, который в августе 1991 г. отслеживал события непосредственно в Севастополе и на форосской даче, а потом в декабре продолжил работу над фильмом об этих днях. (Документальный фильм «Форос. Август 91-го». Геннадий Черкашин, Вячеслав Давыдов, Виктор Чаадаев, Сергей Зюзенков).
ФОРОС. ДАЧА "ЗАРЯ"
Так случилось, что тем летом писатель вновь приехал в город своего детства и юности. Вроде бы — для отдыха. Но оказалось — для чрезвычайно важной писательской и журналистской работы. В то время Геннадий вел авторскую программу на Ленинградском телевидении и активно сотрудничал с популярной ленинградской газетой "Час пик", по тиражам побившей тогда все рекорды. Он немедленно отреагировал на то, что произошло в августовские дни в Крыму. А нашей газете и нашим читателям повезло, потому что Черкашин по старой дружбе предоставлял нам свои острые публицистические материалы, и мы получили возможность публиковать их параллельно с "Часом пик".
Вспомним, в те дни телевидение и газеты распространяли послания ГКЧП, сообщения о недее-способности Президента СССР, информации из зала заседаний Верховного Совета, трагические репортажи с московских улиц — и в этом скоротечном, противоречивом калейдоскопе просто невозможно было понять, что и как происходит на самом деле. Да и потом, уже после возвращения растерянного М.С. Горбачева в Москву, ситуация не прояснилась. Кстати, не прояснилась суть происходящего и до сих пор.
Геннадий Черкашин буквально вторгается в эти события. В материале "Форос. Дача президента "Заря" ("Слава Севастополя", 14 сентября 1991 г.) он пишет:
"Два года назад я увидел эту дачу с воздуха. Кирпичные крыши и фасады трех домов, стилизованные под альпийские шале. Увидеть все это с земли или со стороны моря было невозможно". А дальше Черкашин анализирует события и пытается понять, что чувствовал Президент в этот "момент истины протяженностью в 72 часа, где переплелись и страх за близких, и страх за судьбу страны. Видимый покой в районе президентской резиденции в действительности напоминал паровой котел, в котором незаметно для окружающих с каждым часом нагнеталось давление". Материал насыщен конкретными фактами и именами: Крючков… Янаев… Павлов… Лукьяненко… Хронопуло… Геннадий ведет свое расследование. Говорит о мотивации поступков. С особым уважением пишет о комбриге бригады сторожевых кораблей погранвойск КГБ, капитане 1 ранга И.В. Алферьеве и о полковнике П.П. Харланове.
Елизавета ЮРЗДИЦКАЯ.
(Окончание в следующем номере.)
