Рубрику ведет Леонид СОМОВ.Хочу поведать читателям "Славы Севастополя+" одну, на мой взгляд, очень занимательную историю. Прошлым летом из Тюмени ко мне на весь купальный сезон мой старший брат "командировал" только-только получившую паспорт мою племянницу Юлечку. Это весьма легкомысленное и часто без нужды хохочущее создание, кажется, заполонило всю нашу трехкомнатную квартиру на ул. Кесаева…
Юлька с утра отправлялась на пляж в парк Победы в сопровождении очередного бойфренда. Заявлялась домой к вечеру, наскоро ела любимую окрошку и заваливалась до полуночи в очередной барчик на берегу ставшего для нее таким родным Черного моря.
Как-то подруга моей жены в присутствии Юлии сказала, что намерена съездить в Одессу, на знаменитый Екатерининский секонд-хэнд. При слове "Одесса" племянница вздрогнула, щеки ее покрыл густой румянец, она всплеснула руками и произнесла несколько загадочную фразу: "Боже, как я хочу в мою Одессу!" И умоляюще посмотрела на меня, мол, нельзя ли и мне туда съездить.
Меня, помнится, резануло слово "мою" — Юлька вообще-то впервые выбралась из Тюмени в "большой свет".
Так получилось, что племяннице все-таки удалось съездить на пару дней в Одессу, нашлось место в "Ладе", которую лихо водила Мария Петровна, подруга моей жены.
Когда "маркитантки" вернулись домой, Машенька вывела меня на улицу и, чтобы нас никто не слышал, на скамеечке в скверике поведала нечто удивительное.
Оказывается, когда женщины бродили по Одессе, Юля несла всякую чепуху, которая, однако, на поверку походила эдаким экскурсом… в начало XX века. Чаще всего она "выдавала" на-гора некие подробности из жизни замечательных наших писателей Ильфа и Петрова (из их жизни в Одессе). В частности, она красочно описывала характер прототипа Остапа Бендера, называя его Оськой Зашоренным. Между прочим, Валентин Катаев действительно как-то вполне определенно назвал прототипом Остапа-Сулеймана-Берты-Марии Бендера-бея Осипа Шора.
Она описывала даже интерьер комнаты, где Осип коротал дни, служа пожарным инспектором в доме престарелых (где рулил литературный персонаж Ильфа и Петрова "голубой воришка"). Выйдя на ул. Малую Арнаутскую, она побледнела и тихо сказала: "Марья Петровна, вот там, через 10 домов, будет дом с черной трубой, посередине торца здания — это ведь "Мясоторговля Бендера". Я… здесь жила три недели".
— Где — здесь? — с недоумением спросила Мария Петровна, проходя с Юлей мимо действительно существующего такого дома. — Девочка, окстись, что ты тут фантазируешь?
— Ничего я не придумываю. Ильф и Петров все брали из жизни. Их Никифор Ляпис — это Маяковский, а я — Хина Члек. Не верите? Ведь это мне посвящал многие свои поэмы и стихи Владимир Владимирович Маяковский. Только Хина Члек — это Лиля Брик. Мне кажется порой, что я, а не она, летом 1923 года гостила здесь, на Малой Арнаутской. Даже врезался в память случай: из рук мороженщика вырвался кованый сундук с мороженым и покатился прямо на меня — еле отскочила я с тротуара на мостовую…
Можно, конечно, предположить, что культовые книги "12 стульев" и "Золотой теленок" хорошо известны и нынешней молодежи. Но, как мне показалось, Юлечка особой эрудицией не блистала. Значит, в прошлой жизни — вполне возможно — она и была Лилей Брик, хотя доказательная база для такого утверждения весьма слаба.