13o
Каждый раз, когда на форуме "Общественное признание" объявляются имена новых лауреатов, присутствующие поражаются тому, как много в нашем городе поистине уникальных людей, скромных, не отмеченных городскими властными структурами. И возникает сожаление, что в большинстве случаев севастопольцы не знают тех, кто составляет интеллектуальный потенциал, честь и славу нашего города. И возникает вопрос: почему знания и опыт этих людей не используются в целях развития Севастополя?
Наш сегодняшний собеседник — Николай Ильич Ковалев. Застать его в Севастополе нелегко, потому что маршруты его геологоразведочных работ простираются по всему миру — США, Эфиопия, Монголия, Объединенные Арабские Эмираты, Австралия, Греция…
Н.И. Ковалев — военный инженер-радиохимик, капитан 1 ранга, отдавший 17 лет службе на атомных подводных лодках Северного флота, кандидат технических наук, руководитель научно-педагогического коллектива ядерно-химического факультета Севастопольского национального университета ядерной энергии и промышленности. Он — организатор и руководитель работ прорывного научно-технического направления по новым технологиям дистанционного поиска полезных ископаемых, подземных и подводных техногенно опасных объектов. Практические результаты этих работ получили высокую оценку и признание в Украине и в разных странах мира. Николай Ильич — обладатель 15 патентов на изобретения, автор более 60 научных работ, трех монографий, шести учебников. — Николай Ильич, вы родом из Волгоградской области. Когда и как оказались жителем Севастополя?
— После окончания в 1972 году Каспийского высшего военно-морского училища я 17 лет служил на подводных лодках Северного флота. Затем, уже в звании капитана 1 ранга, был переведен на радиохимический факультет Севастопольского ВВМИУ, где продолжил службу на преподавательских должностях. Возглавлял выпускную кафедру, а после увольнения в запас был назначен деканом факультета ядерно-химических технологий Севастопольского национального университета ядерной энергии и промышленности. С 2002 года возглавлял научно-исследовательские лаборатории и научно-производственный центр. В целом научно-педагогической деятельности в Севастополе посвящено более 20 лет моей жизни.
— Вы занимаетесь дистанционной технологией поиска полезных ископаемых. Фактически сами разработали этот метод и внедрили его в практику. В чем его уникальность?
— Эта технология зарождалась 25 лет назад в военных НИИ бывшего СССР для иных целей, но не была доведена до практического применения. Более 12 лет назад учеными нашего университета был разработан полевой комплекс аппаратуры зондирования недр земли до глубин 5000 м, который запатентован в Украине, затем в России и Европе. К настоящему времени отработана и внедрена радиационно-химическая технология дистанционного прямого поиска полезных ископаемых.
Эта технология позволяет с использованием научно-исследовательского ядерного реактора ИР-100 по расшифровке космических фотоснимков оперативно обнаруживать и оконтуривать границы залежей различных полезных ископаемых на больших площадях, а затем с помощью разработанной высокочувствительной аппаратуры мобильного комплекса "Поиск" выполнять детальное обследование выявленных залежей полезных ископаемых. При этом без бурения разведочных скважин определяются типы полезных ископаемых и условия их залегания на глубинах до 5000 м (нефть, газ, газовый конденсат, уран, золото, медь), а также геотермальные и питьевые подземные воды.
После длительных экспертных проверок геофизиками различных стран (США, России, Украины, Монголии, Швейцарии) были доказаны высокая эффективность и оперативность нового способа геологоразведки и технологии дистанционного обнаружения, даны оценки объемов полезных ископаемых и определение других характеристик залегания залежей.
— А как были внедрены ваши программы? Кто и как ими заинтересовался? Кто внедрил в практику?
— В течение пяти лет в интересах трех министерств Украины были успешно выполнены (в рамках госпрограмм) три крупные поисковые работы по обнаружению месторождений урана и мест скопления углеводородов под урановыми шахтами. Мы занимались поиском затопленных в Черном и Азовском морях контейнеров с отравляющими веществами, находящихся под морским грунтом. К настоящему времени в нашей лаборатории выполнено более 30 работ по обнаружению и оценке запасов различных месторождений углеводородов, полиметаллических руд, подземных питьевых и геотермальных вод (в США, Австралии, Монголии, Украине, России, на Кипре, в Греции, Эфиопии, Нигерии, Конго).
— Вы работаете во многих странах мира. Какие наиболее значимые геологические работы особенно запомнились?
— Прежде всего это работа в США (штат Техас) по обнаружению крупного месторождения газа под сланцевыми породами. В сланцевых породах газ обычно залегает с давлением в горизонтах от 50 до 120 атм. Стоимость разработки такого газа выше, чем природного, в 1,5-2 раза. А нам удалось обнаружить скопление газа под сланцевыми породами с давлением метана в 620 атм. Этим мы доказали, что газ поступает в сланцевые породы от других источников скопления газа, а не образуется только в сланцах. Эта работа позволила предположить, что газ образуется не только в угольных пластах, но может поступать от природных залежей с высокими давлениями газа в них по трещиноватым песчаникам непосредственно под угольные пласты и создавать серьезную опасность в угольных шахтах. Это было успешно доказано бурением на угольной шахте им. Засядько, на которой имели место неоднократные случаи взрыва газа. Сейчас мы выполняем несколько аналогичных работ в интересах безопасности угольных шахт России в таких городах, как Новокузнецк, Красноярск и Ленинск-Кузнецкий.
— Разведка подземных ископаемых, подводные исследования опасных объектов… Но вы еще занимаетесь поисками водных источников. Что оказалось наиболее важным и ценным?
— Небольшой пример: заказчика потрясла наша работа при обнаружении питьевой воды в пустыне Эфиопии, когда пробуренная по нашим результатам скважина дала приток воды в 100 л/сек. — самоизливом.
— Николай Ильич, вы — бывший морской офицер, участвовали в семи боевых походах на подводных лодках, а теперь вот работаете на земле. Как вам удается выполнять сложные геологические задачи в полевых условиях разных стран? Случаются ли экстремальные ситуации?
— Флотская школа помогает преодолевать и холодную сибирскую температуру -30 град. С, и жару +42 град. С, как было, например, при работах в Объединенных Арабских Эмиратах. А в пустыне Гоби (Монголия) был случай, когда нашу группу из пяти человек доставляли в район работы, где размещалась база геологов. Ехали по бездорожью почти двое суток, несколько раз машину выкапывали из песка. В 23.00 проводник-геолог сказал, что мы сбились с пути, приемники GPS от жары вышли из строя, надо ждать рассвета в автомобиле УАЗ-469, загруженном аппаратурой и едой. Но мы приняли решение распаковать нашу аппаратуру и с ее помощью, используя космическую мобильную станцию, за три часа в ночное время провели машину вокруг песчаных барханов в геологическую базу. Оказалось, что проводник отклонился от пути на 80 км, пропустил базу, и мы находились в пяти км от границы с Китаем. Вовремя спохватились и не оказались нарушителями границы.
— Вы — член научно-технического совета Министерства энергетики и угольной промышленности. Как вы можете прокомментировать нынешние трагические события на АЭС в Японии? Что необходимо предпринимать, чтобы обеспечивать безопасность атомных электростанций?
— Потеря электропитания при чрезмерной автоматизации управления АЭС и пренебрежительное отношение к инженерному составу в оперативном персонале АЭС привели к серьезному замешательству в выборе направления борьбы с аварией в первый период ее развития. Это значительно осложнило ситуацию. За это время была окончательно разрушена система безопасности за счет взрывов водорода, затем последовало оплавление активных зон трех реакторов. Стоимость каждого разрушенного реактора — $4 млрд. На ликвидацию последствий аварии ядерных реакторов американского производства потребуются средства еще большие. Это очередной серьезный урок странам, имеющим АЭС. Аналогичная авария могла бы произойти на Крымской АЭС, которую, к счастью, по требованию общественности удалось своевременно закрыть. Еще академик А. Сахаров говорил, что для обеспечения безопасности населения атомные станции должны размещаться под землей. До сих пор этого не делают, но тратят огромные деньги на ликвидацию аварий.
— Вам приходилось участвовать в ликвидации нескольких радиационных аварий и ядерной аварии на Северном флоте, при которой уровень радиации достигал очень высоких показателей (до 5000 рентген/час). Удалось ли избежать облучения персонала?
— Обеспечить безопасность персонала — это самая сложная задача, но она выполнима, если есть защитные барьеры и дистанционные средства ликвидации загрязненного оборудования. Необходимы также серьезная профессиональная подготовка персонала и практические навыки. На атомном флоте этому уделялось большое внимание, ведь на флотах бывшего СССР в эксплуатации находилось более 400 атомных реакторов. Сравните: сегодня во всех странах мира эксплуатируется около 450 реакторов. Падение спутника с атомной энергетической установкой и загрязнение от него значительной территории Канады, а затем несколько аварий на АЭС США и на Чернобыльской АЭС заставили разработчиков пересмотреть вопросы безопасного использования атомной энергетики. На безопасность АЭС после аварии на ЧАЭС всеми странами мира было затрачено 450 млрд долларов, что равноценно стоимости более 200 новых блоков АЭС. Какие средства потребуются для очередной кампании по обеспечению безопасности работающих АЭС и по продлению сроков их эксплуатации — увидим в ближайшее время.
— Спасибо за беседу. Успехов в вашей столь важной и плодотворной деятельности.
