13o
В Севастополь полковник Вячеслав Иванович Чистяков приехал в 1963 году для преподавания танковых комплексов на военной кафедре тогда еще филиала Одесского политехнического института. Многие выпускники Севастопольского приборостроительного института (до 1981 года выпуска) хорошо его помнят по военной кафедре. Он и по сей день преподает в автошколе Севастопольского отделения Всеукраинского союза автомобилистов. Так что его ученики и сегодня колесят по дорогам не только Севастополя, но и всего мира.ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЖИЗНЬ ДО ПРИЗЫВА
Родился Вячеслав Чистяков в 1924 году в Костромской области, в деревеньке домов в двадцать. Ее уже давно нет. Родители были из крестьян, но мозговитые. В семье росли еще три брата. Один — с 1922 года, другой — с 1925, третий — с 1927. В деревне школы не было. За три километра была только двуклассная школа. Детей нужно было учить, ставить на ноги. Поэтому родители в 1931 году продали свою избу, сдали скот в колхоз и переехали в районный центр. Отец был в меру грамотным, мог писать и читать. Он нашел работу в райпотребсоюзе. Детство было босоногим. Непросто было семерым прокормиться на один заработок. Мать в 4 утра вставала, ставила тесто, топила печь, пекла хлеб. Дети уходили в школу, отец — на работу. Мать и старенькая бабушка оставались дома. А в школу действительно и босиком ходили. Но росли на натуральных продуктах. Грибы, ягоды, лесные плоды. Никакой химии. До железной дороги — более 100 километров.
В 1941 году Слава окончил десятилетку. Выпускной вечер 21 июня был без шампанского. Из алкоголя — только водка, подкрашенная клюквой. Рассвет встречать всем классом пошли на берег реки Костромы. О начале войны узнали только утром, когда домой вернулись. Мальчишки побежали в военкомат. Не взяли. Дескать, придет ваше время. Устроился Чистяков в геологоразведочную партию в топографическую группу. Геологи набрали выпускников школы, подучили их. Жили ребята в 6 километрах от города. Ночевали в домике у бабули, которая им еду готовила. А ребята на целый день в лес уходили просеки рубить по заданию топографа. Топосъемку местности вели. Получали по рублю в день. Но зимой по снегу там уже делать было нечего. И подался Слава в педучилище на третий курс. Окончил его и получил право преподавать в начальной школе. А тут и время призыва в армию подошло. В августе 42-го пришла повестка, и 2 сентября призывников отправили на подводах на железнодорожную станцию. Дальше в теплушках привезли в город Рыбинск.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВСЕ — ДЛЯ ФРОНТА
По статистике, самые большие потери понесли призывники 1924, 1923 и 1922 годов рождения. Вячеслава по призыву отправили в танковое училище. Это, видимо, и спасло ему жизнь. Из 100 парней этих годов призыва только трое вернулись с фронта домой. Вот в такую тройку и попал Слава Чистяков. По приказу Сталина танковые и летные училища курсантов на фронт не посылали, давали доучиться. А недоучившихся артиллеристов и пехоту на фронт отправляли. Уже служивший в армии к началу войны 1922 год рождения был пленен. Более 4 миллионов пленных. 1923 год рождения полностью положили под Москвой. Те миллионы и до сих пор не сосчитаны. А вот 1924 год под Стрией почти полностью полег. И одноклассник Славы, товарищ по топографической партии, сразу после призыва там погиб.
Чистякову посчастливилось год проучиться в танковом училище в Рыбинске. Но он этот год считает самыми черными днями в жизни. Это было ужасно. Даже ужасней фронта. Подъем — в 6 утра, отбой — в 23. Мертвый час. Казарма не отапливалась. Холода страшные. Утром с голым торсом на зарядку в снег и в дождь. Даже в казармах шинели не снимали. Голодные были постоянно. Хотя кормили по девятой норме: 20 граммов масла в сутки, 50 граммов сахара. Когда сахара не было, виноград давали. Кашей пшенной ежедневно кормили. Правда, заправляли эту кашу хлопковым маслом. Это было ужасно. Были случаи отравления этим маслом. Организм его не принимал. Курсанты даже в госпиталь попадали. И каждый день тяжелейшие занятия. Устройство, вождение танка, стрельба. Сначала водили машины. С утра 6 часов занятий и 4 — после обеда. А занимались в 24-й школе, до которой 2 километра нужно было пешком идти. Утром в пешем строю, на обед, с обеда и вечером. Нагрузка — чудовищная. А курсанты голодные. Ребятам-призывникам по 18 лет, организмы растут, питание нужно нормальное. А его нет. Ползали по-пластунски, окопы рыли, рукопашный бой отрабатывали.
В настоящем училище учиться нужно было 3 года. Но в июле 43-го был приказ Сталина: всем выпускникам ускоренных танковых училищ присвоить звание младший лейтенант. А учились на танкистов и фронтовики, и новобранцы, и те, кто уже по 3 года срочной службы прослужили. Вот всем (а это более 100 человек) звание и присвоили. В сентябре состоялся выпуск училища. И младшие лейтенанты отправились в теплушках в Нижний Тагил получать танки. Там формировались маршевые роты. Прибыл Вячеслав в Нижний Тагил в конце октября. В ноябре формировались экипажи и запасной танковый полк.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОЛУЧИТЕ СТАЛЬНОГО КОНЯ!
Когда подошел срок, экипаж отправился на завод. А там пацаны работают. Показывают остов машины. Ни гусениц, ни башни, ни двигателя — вот ваш танк будет. Танкисты в качестве разнорабочих на подхвате помогали танкостроителям. Ежедневно приходили на завод поднести что-то, подать. Вместе строили машины. Когда танк был готов — проводились испытательные боевые стрельбы на полигоне. По три снаряда на танк выдавали. Тогда пушки старого образца Л-11 ставили. Урал в декабре «радовал» морозом до 30 градусов. Можно было и в танке обморозиться. А обморожение — членовредительство. С такими «обморозками» особый разговор мог быть, как с дезертирами. Сами себе они уже не принадлежали.
После боевых стрельб танки грузились в эшелоны. Каждые сутки 30 танков отправлял «Уралвагонзавод» (на самом деле — 183-й танковый завод). Пять суток без всяких остановок эшелон шел на фронт. На платформах 30 танков. Старшим сопровождал эшелон майор. Он сдавал машины в боевые части и возвращался в Нижний Тагил за новым эшелоном. Выгружались в Великих Луках под обстрелом. Город горел, и его постоянно бомбили.
В конце года, 30 декабря, прибыли в 159-ю танковую бригаду 1-го танкового корпуса. Нужно было машины в белый цвет перекрасить, известкой вымазать для маскировки на снегу. Марш предстоял от Великих Лук под Витебск — километров на 150. Через речку переправлялись. Механик забыл закрыть люк, так водой здорово лупануло. 7-8 января намечался первый бой. Это была уже вторая попытка взять Витебск.
Чистяков вспоминает: «Мне повезло остаться живым после первого боя потому, что на моем танке был командир роты. В роте 10 танков, семь командиров танков и три командира взводов. А у ротного должен быть отдельный танк. Потому что если танк будет подбит, то командир танка остается с машиной, а ротный переходит на другой танк, чтобы руководить ротой. А против нас «фердинанды» стояли. Рота идет в колонне в атаку. Развернуться негде. А что такое колонна: первый танк подожгут — остальные стоят. Деваться некуда. Слева — лес и болота. Справа — лес и болота. Белоруссия, одним словом. Я оказался в хвосте колоны, замыкающим танком. Отсюда командир роты командовал. Танков Т-34, которые нам показывают на Курской дуге, тогда не было. Были такие танки, как памятник на Красной горке в Севастополе, с 4 человеками экипажа и пушкой попроще, 76-мм.
Только в 44-м году появились танки С-53 — с 85-мм пушкой и экипажем в 5 человек. Их на фотографиях можно отличить от ранних модификаций удлиненным на 84 сантиметра стволом пушки. Я в четырехместном танке пятым человеком еду. Когда передовые наши танки загорелись, командир роты дает команду механику «Влево!» Мы из колонны вывернули и в воронку попали. Воронка глубокая, воды много. И танк затонул. Мы в этом танке три дня сидели всем экипажем, выбраться не могли. Потом место боя стало нейтральной полосой. Наши не смогли продвинуться. Немцы — тоже. Нам командир разрешил снять пулеметы, снять и спрятать затвор пушки. А он тяжеленный. А в танке еще и боезапас на 105 снарядов. Да плюс еще 25 снарядов перед атакой выдали экипажу сверх нормы. Вот все это и затонуло в воде. И жили мы недалеко от этого танка почти до марта, когда началось третье наступление».
Снова с боями продвинулись наши войска на 3 километра. Пришли ремонтники с эвакуатором, вытащили этот танк из ледяного плена. Под танк бревна завели, костер распалили, чтобы лед растопить. Предварительно снаряды вытащили, чтобы на костре не рванули. И начали танк в чувство приводить. Оживили его.
Так закончился первый бой Чистякова. Потом машину бросили километров на 200 в Псковскую область. Бригада уже ушла туда. И тягач, который Т-34 вытащил из топи, сопровождал танк к новому месту дислокации. И там, на 1-м Прибалтийском фронте, танкисты должны были ломать переднюю линию обороны немцев. Потом первый танковый корпус войдет в 3-й Белорусский фронт.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРОРЫВ
Прорыв переднего края удался, но почти все танки роты были сожжены. Пехота отстала и не оказала своевременной помощи. Немцы подтянули противотанковые орудия и стали жечь танк за танком. Пришел приказ отходить. А отходить уже и некому — танк горит. Пять или шесть танков остались на нейтральной полосе. Из батальона нам приказали, когда фронт двинется вперед, перегнать наши танки на сборный ремонтный пункт для их восстановления. Танкисты вырыли землянки у передовой и ходили проведывать свои машины. И до мая 44-го ждали продвижения фронта. А фронт стоял. В группе было 5 офицеров и 25 бойцов в этих трех землянках. Раз в неделю ходили за продуктами километров за 20. Так вот и жили, и питались в землянках.
Уже в мае приходит приказ. И пятеро офицеров маршем пешком идут 200 километров под Полоцк. И попадает Чистяков в 145-ю отдельную танковую бригаду. Операция «Багратион» уже идет полным ходом. Бои под Полоцком. Офицеру приказывают принять танк. Это обычная машина с пушкой 76 мм и экипажем в 4 человека. Дизельный двигатель V-образный 12-цилиндровый мощностью в 500 л.с. Первое задание: идти на танке в разведку между двумя селами, чтобы проверить, не взорвали ли немцы мост. Проскочили простреливаемую поляну и лесом к реке вышли. Видят — мост цел. Задача разведки выполнена.
Вспоминает Чистяков: «Даю команду механику разворачиваться. Танк на месте крутанулся, и мы пошли лесом. Но по учебе в училище помню, что нельзя идти к своим с развернутой в их сторону пушкой. Но на этих танках пушку разворачивать можно, только когда танк стоит, на ходу нельзя. Командую механику: «Стоять!» Он не хочет. Применяю ножной семафор. Если командир ногой по правому плечу стучит — значит направо поворачивай. По левому — налево. По шлему каблук командирский стучит — «Стой!» Включил электромоторы, башню развернул. И танк пошел дальше. Это спасло нам жизнь. Когда мы вышли на открытое место, пристрелянное немцами, они тут же ударили из орудия. Снаряд попал в усиленную броню щеки орудия. Здесь броня самая толстая. А если бы башня тыльной стороной к немцам была, то снаряд пробил бы стенку. От удара первого снаряда броня внутри башни осколками пошла, руки побила. Но жизнь была спасена. Был и второй, и третий снаряд, но танк уже оказался вне зоны видимости противника. Дальше — три месяца госпиталя.
После госпиталя всех офицеров направили в штаб округа. Это уже в Литве было. В штабе округа поблагодарили за результаты той разведки, обещали к ордену Красной Звезды представить. И орден нашел героя спустя 10 лет после войны. Через военкомат. Уже когда он был на учебе в академии.
Вспоминает Чистяков: «Последний свой танк я потерял под Пилау. Был убит радист танка. К Дню Победы оказался среди «безлошадных» экипажей. За штурм Кенигсберга я был награжден орденом Отечественной войны I степени. Под Пилау наши танкисты взяли много пленных. Лично я пленил майора генерального штаба. Мне, лейтенанту, от него достались трофеи — бинокль и пистолет. Немецкого майора командиру батальона передал. Трофеи себе оставил. Бинокль до сих пор храню. А пистолет такой хороший был — «Вальтер». Ну да ладно. Вот наши экипажи и ждали дальнейших приказов. Танки уже не поступали. Если к началу боя корпус имеет 200 танков, то даже при самой успешной операции этих танков хватает на 10 дней. Потом корпус в бригаду сворачивают, бригаду — в батальон, батальон — в роту. Мы новых танков уже не ждали».
Коротка боевая жизнь солдата. И у танка она недолгая. Генеральный штаб искал солдат, которые от начала войны до Берлина дошли. Найти не смогли. Не было таких. Солдат больше трех раз в атаку не ходит. Танк в боях от силы 10 дней живет. Все понимали, что самый вероятный путь для нас — отправка на фронт с Японией. А тут получаем сообщение о капитуляции Германии. Победа! Все радостные, в воздух стреляют. В тот же день у нас все трофейные пистолеты отобрали. И мне с «Вальтером» пришлось расстаться. Кстати, еще по прибытии на фронт только командиры танковых взводов получали наганы и патроны к ним. А остальные командиры танков получили по гранате Ф-1, и каждый положил ее в карман. При угрозе пленения они должны были подорваться. Получается, что командиры получили наганы, чтобы застрелиться. Такое указание было сверху. Ну а мы в боях добывали себе трофейное оружие. Не для того, чтобы застрелиться, а для поражения противника на случай ближнего боя. Но из 10 офицеров после первого боя оставались в живых только трое. Война жестоко выкашивала наши ряды. До гранаты в кармане или нагана дело не доходило.
Воспоминания полковника Чистякова записал В. ИЛЛАРИОНОВ.
На снимках: В.И. Чистяков (2013 г.); капитан В. Чистяков (справа) на броне родного танка (1944 г.).
