12o
В нашем славном городе навсегда исторически ознаменован появлением на карте центральной части Севастополя начала XIX века трех знаковых сооружений, одно из которых время и войны пощадили, другое сохранилось частично, а третье осталось лишь на старинных гравюрах и в памяти народной…
Странное спецразрешение
…Когда я приезжаю в Москву, 
то непременно гощу у своего университетского приятеля Владимира Б., который вообще-то живет в Сан-Франциско, но ежегодно посещает первопрестольную, где у него родственным кустом расцвели и благоденствуют дети и внуки.
Володю еще со студенческих лет влекла одна, но пламенная страсть: он коллекционирует вещи с малопонятным предназначением или с уникальными алогичными аннотациями. К примеру, у него в сафьяновом футляре лежит серебряное витое кольцо… с припаянным крохотным зеркальцем. Или игральная затертая карта с дамой и валетом, разделенными погрудно по диагонали… А как вам понравится ветхий обрывок газеты с рекламным объявлением 1918 года о том, что некто А. Фергюсон продает в Петро-граде… Зимний дворец? Много вопросов возникает и при виде плоского камешка из перуанской глубинки Окукохе, на котором выгравирован человек… верхом на стегозавре…
…На этот раз мой дружбан с загадочным видом открыл кляссер, где хранил редкие манускрипты, и вынул пожелтевшую твердую не то визитку, не то приглашение.
—Как ты думаешь, что это?
В верхней части документа было изображено красивое трехподъездное здание с мраморными рельефами у входа на фронтоне. Надпись над рисунком гласила: «Севастопольское Морское собрание». А внизу змеилась следующая надпись: «Потомственному почетному гражданину города Кременчуга М.Ф. Крентовскому с семейством Морским собранием Севастополя выдается спецразрешение для посещения Мичманского бульвара». И ниже проставлена дата—20 марта 1907 года.
Возникает вопрос: почему же требовалось тогда спецразрешение офицерского Морского собрания на прогулку по вообще-то цивильному месту отдыха севастопольцев? Потому что действительно существовал порядок, согласно которому Мичманский бульвар был закрыт для посещения сугубо гражданскими лицами. Гулять же штатским предлагалось на «Примбуле», в Ушаковой балке, а также на Бульварной высоте (с 1875 года это место отдыха стало именоваться «Исторический бульвар», новое название заменило прежнее—Большой).
Интереснейший документ, согласимся, и позавидуем по-доброму его обладателю… Однако еще раз обратим внимание на рисунок красивейшего здания Дома общего собрания флагманов и капитанов морской крепости I разряда Севастополя. Его в 30-е годы ХIХ века проектировал и инспектировал ход строительства старший брат того самого знаменитого живописца Брюллова, который Карл и который 185 лет назад создал замечательное полотно, жемчужину Государственного Русского музея—«Последний день Помпеи»…
«Три грации» в эпицентре Екатерининской площади
Имя русского художника и архитектора, профессора архитектуры Императорской академии художеств, тайного советника и почетного члена-корреспондента целого ряда научно-культурных центров Европы Александра Павловича Брюллова в летописи градостроения города-героя Севастополя занимает почетное место, как говорится, «во первых же ее строках». Сегодня мы отмечаем 220-ю годовщину со дня рождения этого достойного продолжателя дела всей жизни своего отца—обрусевшего гугенота, академика орнаментной скульптуры Поля Ивановича Брюлло…
О чем же пойдет речь ниже, когда мы пошагового «выстроим» чисто крымские деяния Александра Брюллова, ставшего, по сути, одним из первых, кто заложил у нас, в эпицентре Екатерининской улицы, главные градообразующие архитектурные элементы Севастополя? А речь пойдет вот о чем. Об уже упоминаемом нами Доме общего собрания флагманов и капитанов, о памятнике бесстрашному воину-черноморцу, командиру брига «Меркурий» капитан-лейтенанту А.И. Казарскому на Мичманском (некогда Маленьком, а теперь—Матросском бульваре), наконец, о здании Морской библиотеки, от которой, к счастью, достался нам ее «афинский сколок»—Башня ветров на Центральном холме…
Бобр в союзе с пчелой
…Всё, что создал у нас Александр Павлович Брюллов, разумеется, неразрывно связано с исторически значимыми инициативами знаменитого флотоводца, командующего Черноморской эскадрой адмирала Михаила Петровича Лазарева. Это он периодически ходатайствовал перед императором Николаем I и испрашивал высочайшего дозволения обустраивать центральную часть Севастополя, называя неизменно лишь одно имя зодчего, к которому питал самые искренние, уважительные чувства,—Александра Брюллова.
Итак, приступим к конкретному рассказу о том, что появилось на карте Севастополя лишь благодаря высочайшему таланту Александра Брюллова, кстати, обретшему в полном завершении свою фамилию в 1822 году, когда братья Брюлло, Карл и Александр, отправились в пансионную поездку в Европу на обучение. Именно в том году по императорскому декрету в конце их фамилии появилась буква «в» и был узаконен их герб с главным значением: бобр, несущий на спине колонну, и сопровождающая его пчела.
Согласимся, что это—символы, реально отражающие суть славных деяний представителей этого культового рода художников: бобр—неустанный строитель плотин и пчела, символизирующая неимоверное трудолюбие в службе на благо Отечества. Достаточно сослаться на такой факт: пчелы украшали личную эмблему Наполеона Бонапарта и герб древнейших представителей российских дворян Чаадаевых…
Памятник… номер два?
…У севастопольских гидов, 
начинающих рассказ о более чем двух тысячах памятниках Севастополя, есть чем поразить воображение своих слушателей, когда речь заходит о традиционно первом из этих «часовых прошлого». Детище Александра Брюллова, бронзовый древнеримский боевой корабль (трирема), символически он же—бриг «Меркурий», венчает и по сей день «темечко» нашего Матросского бульвара. А надпись на нем, авторство которой приписывается Николаю I, гордо гласит: «Казарскому. Потомству в пример».
Прежде чем коротко рассказать об этой нашей уже достаточно древней достопримечательности, следует иметь в виду две вещи. Первое. До сих пор никому неведомо, почему Мичманский бульвар стал вдруг именоваться… бульваром? Так в свое время голландцы называли земляное укрепление, призванное пресечь действия неприятеля при осаде крепостей. Однако на Маленьком, затем Мичманском, Военморов и, наконец, на Матросском бульварах никогда не было и намека на пушечную батарею…
Это—одна ремарка. Во-вторых, памятник в честь подвига экипажа брига «Меркурий», вышедшего 14 мая 1829 года победителем в жесткой морской схватке с двумя турецкими линкорами, увы, не может именоваться севастопольским артефактом № 1 под открытым небом. Почему же? Потому что сия честь по праву принадлежит Екатерининской миле, находящейся и ныне в парке в Учкуевке, на улице Челюскинцев. Этот дорожный знак символизировал каждую десятую версту на пути следования в 1787 году по Крыму кортежа императрицы Екатерины Великой из Санкт-Петербурга до Севастополя…
…Однако вернемся к историко-архитектурному памятнику Казарскому на Матросском бульваре. Он был сооружен по проекту А.П. Брюллова к 5-летней годовщине знаменитой морской баталии на деньги, собранные жителями и моряками Черноморского и Балтийского флотов.
…28 декабря 1839 года адмирал М.П. Лазарев докладывал начальнику Главного морского штаба российской империи вице-адмиралу А.С. Меншикову: «Памятник Казарскому с чугунной решеткой вокруг совершенно окончен».
Оно, это творение Александра Брюллова, и по сей день поражает воображение современников. Памятник выполнен по кальке форм и мотивов античности, но в стиле русского классицизма. Он привлекает простотой и ясностью композиции, сдержанностью скульптурного декора. На постаменте—кубе из крымбальского камня в виде усеченной пирамиды высотой 5,5 метра—останавливают взгляд на западной стороне плинта барельеф капитана «Меркурия» Казарского, а на трех других сторонах—изображения небожителей античности: Ники, Меркурия и Нептуна…
По высочайшему соизволению…
Слава Богу, именно это творение Александра Брюллова дошло до наших дней почти без «корректив», вносимых двумя прошедшими войнами. А вот прекрасному зданию Дома флагманов и капитанов, буквально выношенному под сердцем детищу Александра Павловича, повезло меньше. Оно сооружалось на деньги призов за русско-турецкую войну, не востребованных наследниками, и стало настоящим духовным центром города. В нем в период Крымской кампании 1854-1855 гг. располагался перевязочный пункт, где оперировал раненых великий хирург Пирогов. Однако французы разбомбили эту красивую достопримечательность Екатерининской площади, что возле Графской пристани, а мраморные барельефы итальянского скульптора Ф. Пеличио выломали из фронтона главного корпуса и увезли в Париж…
«Сколок» афинского строителя Андроника
…В 1846 году по макетам академика архитектуры А.П. Брюллова в Севастополе на Центральном холме было заложено здание Морской библиотеки. В журнале «Зодчий» за 1877 год можно прочитать следующее в статье «Александр Павлович Брюллов»: «В ноябре 1846 года в Севастополь с инспекцией прибыл А.П. Брюллов. С самого утра он отправлялся на городской холм, где намечались контуры фундамента будущей Морской библиотеки на том же самом месте, где деревянное здание сгорело в 1844 году, восемь месяцев спустя после торжественного освящения. Предполагалось, что теперь это будет одно из красивейших каменных зданий в Севастополе…»
Таким оно и стало. Но 28 августа 1855 года после прямых попаданий английских бомб здание библиотеки сильно пострадало и сгорело. Чудом сохранилась лишь Башня ветров, предназначенная для вентиляции тысяч томов основного библиотечного фонда.
Приверженец следования примерам античности, А.П. Брюллов сотворил практически уменьшенную втрое приблизительную копию древнегреческой андрониковской Башни ветров в Афинах. Внутри была установлена внушительная клепсидра, снаружи ее дополняли солнечные часы и флюгер. А фигуры на Башне ветров служили символами разных частей света. К сожалению, этой интереснейшей достопримечательности Центрального холма Севастополя в нашем городе десятилетиями не уделяется должного внимания. А вот если пробить туда вход (в отличие от афинского аналога, входа в нашу Башню ветров нет) тщательно отреставрировать ее, тогда туристическая тропа к этому уникальному архитектурному артефакту будет просто зеркально «вылизанной» сотнями тысяч ног приезжего любопытствующего люда…
Его наследие не меркнет…
…Этот замечательный архитектор
и художник на века оставил о себе память в различных уголках России. В Санкт-Петербурге его «помнят» Пулковская обсерватория, Александринская больница на проспекте Солидарности и Михайловский театр на площади Искусств. В центре Полтавы возле Спасской церкви высится прекрасный памятник Петру I, сооруженный на месте дома казака Магденко, у которого самодержец останавливался на второй день после виктории в битве под Полтавой. Куликово поле венчает его величественная стела в честь русской воинской славы. В Тобольске туристов неизменно привлекает обелиск в ознаменование побед Ермака, покорителя «пегой орды» хана Кучума. В Оренбурге по проекту А.П. Брюллова сооружен грандиозный «Караван-сарай»…
Как рисовальщик, Александр Павлович сумел по крайней мере двумя вещами снискать себе славу живописца, чьи творения по известности перешагнули границы технологичного и зачастую уже «родства не помнящего» ХХ века. Это знаменитый акварельный портрет с изображением светской львицы Натальи Николаевны Пушкиной, хранящийся в музее Поэта на набережной Мойки, 12, в Санкт-Петербурге, и общепризнанно наиболее похожий карандашный портрет Вальтера Скотта с пледом на шее, который художник сам перевел на камень (также экспонируется в Музее Пушкина, в доме, куда привезли умирающего поэта после дуэли)…
Многие годы творчество А.П. Брюллова как портретиста было предано забвению—в тени своего знаменитого брата Карла Брюллова как-то неуютно было находиться. Такая же ситуация «случилась», кстати, и с братьями Маковскими. Однако искусствоведы в настоящее время сходятся на том, что, по мнению самого авторитетного из них—А.А. Сидорова, «К.П. Брюллов и его брат Александр, а затем А.А. Иванов—это подлинно замечательные мастера русского рисунка».
Что можно добавить к этому? Как известно, интерес современников к творчеству известнейших мастеров кисти прошлого, как это ни странно, зиждется порой и подогревается числом подделок их работ. Так вот, проблема авторства картин, приписываемых А.П. Брюллову, в наше время если и не затмевает эпатажность фальшивок «под Айвазовского», то все-таки обретается в одном ряду всего лишь с тремя-пятью российскими мэтрами художественного жанра…
А это значит, что Александр Павлович Брюллов и его слава как рисовальщика-портретиста не меркнет в темной завесе берущих разбег первых десятилетий ХХI века…
Леонид СОМОВ.
На снимках: зодчий и портретист первой половины XIX века А.П. Брюллов; дом флагманов и капитанов на Екатерининской площади; севастопольский памятник «Казарскому. Потомству в пример»; Башня ветров на Центральном холме в Севастополе—все, что осталось от брюлловского библиотечного комплекса, поражавшего современников своим великолепным интерьером.
