16o
В Севастополе есть счастливые люди, которых называют гидронавтами СССР. На основе артефактов, добытых некогда со дна морей и океанов экипажем уникальной подводной лаборатории «Бентос-300», во Дворце культуры в Балаклаве начал работу Музей советской гидронавтики. Его открытие приурочили к 95-летию ЭПРОНа (Экспедиции подводных работ особого назначения).
В урочный день во Дворце культуры собрались все севастопольские гидронавты, водолазы и подводники. Инициатором этого замечательного проекта стал гидронавт Юрий Брага. Экспонаты на выставку предоставили водолазы, художники и писатели из своих частных коллекций. В качестве гидов экскурсии здесь проводят гидронавты.
В музее можно увидеть снаряжение для глубоководных погружений, документы и предметы, связанные с историей отечественной гидронавтики, древние амфоры, поднятые со дна моря, большую тридакну, обнаруженную во Вьетнаме, на острове Ба, во время экспедиции РПС «Гидронавт» в Индийский океан в 1991 году. Есть уникальная находка III века до нашей эры—скульптура «Аполлон и Афродита». Также в экспозиции представлены марганец и медь—образцы, поднятые Анатолием Помозовым в Тихом океане с глубины 2000 м на ПА «Север-2».
Два интересных бронзовых орудия предоставил для выставки знаменитый ростовский дайвер Роман Дунаев, а севастопольский художник и писатель Андрей Лубянов—свои книги и картины с изображением лаборатории «Бентос-300» и ПА «Лангуст» под водой.
…ПЛБ «Бентос-300»—это уникальная подводная лаборатория, аналогов которой в мире нет. Она была способна погружаться на глубину более 300 метров и автономно передвигаться в толще вод со скоростью более двух узлов. Автономность—10 суток. В 1977 году на этом аппарате провели первое испытание, и экипаж находился под водой 12 суток. На ПЛБ имеется водолазный комплекс, т.е. водолаз может выходить и входить в лабораторию, находящуюся в подводном положении. Первый отсек оснащён различной научной аппаратурой. 37 иллюминаторов дают отличный круговой обзор. Для спасения личного состава имеется наблюдательно-спасательная рубка (НСР). В случае аварии весь экипаж из 12 человек переходит в аварийную камеру. После закрытия нижнего люка камера отстыковывается от прочного корпуса и всплывает на поверхность. Благо, что нам ни разу не пришлось ею воспользоваться…
Во время многолетней работы на нашей ПЛБ «Бентос-300» мы пережили много приключений. К примеру, в 1998 году на траверзе мыса Айя на глубине 250 метров мы вдруг услышали резкий скрежет металла по корпусу. Докладываем на РПС «Гордый» обстановку—судно обеспечения останавливается. Перед носовым иллюминатором я вижу стальной трос диаметром 12 мм. Мина? Трос с противным скрежетом ползёт по корпусу. Капитан Александр Грязнов спускается из ЦПУ вниз—совещаемся, что делать в такой ситуации. Наш капитан, бывший командир атомной подводной лодки, выносит вердикт: «Всплываем!» Докладываем о принятом решении на судно обеспечения, и, получив «добро», начинаем движение вверх.
Трос натягивается. Дифферент на нос—20 градусов. Приостанавливаем всплытие и наблюдаем, как трос движется по корпусу, вызывая у нас не самое веселое настроение. Вдруг ощущаем резкий рывок—дифферент восстанавливается. Предполагаем, что якорь мины оторвался от грунта, и продолжаем всплытие, а натянутый трос по-прежнему висит перед иллюминатором. После всплытия я выхожу на палубу, беру в руки фонарь, иду на бак и вижу, что возле правого борта действительно бьётся о корпус мина длиной более двух метров.
Тишина, лишь слышны ее удары о легкий корпус и плеск волн. Что делать? Экипаж инстинктивно прячется за ходовую рубку, как будто это может спасти нас от взрыва. Трос висит на буксирном устройстве, и капитан приказывает отдать буксирный конец вместе с цепью. Мина отрывается от корпуса, тонет и начинает двигаться под корму подошедшего судна так, что буксирный конец с опасной «гостьей» повисает под винтами. Капитан РПС «Гордый» Евгений Украинец приказывает рубить буксирный конец, и мина скрывается наконец в морской пучине. Все облегченно вздыхают и нервно затягиваются сигаретами. Пронесло!..
В 1999 году мы начали обследование филлофорного поля Зернова в Черном море у мыса Тарханкут. Нам предстоит многодневное погружение, и мы идём на подводной буксировке. Научная группа заступает на круглосуточную вахту, а начальник экспедиции—бабушка советской гидронавтики И.К. Гордеева—даёт нам наставления по методике наблюдений за филлофорой. Под нами проносятся целые ее поля. Кусты водорослей сваляны в валики трех-пятиметровой длины. Грунт—ил, песок, ракушка.
В 20 часов на второй день работ принимаю вахту, ложусь на матрас в наблюдательной камере и делаю записи в журнал наблюдений о проценте покрытия поверхности грунта филлофорой. Вдруг впереди в пяти метрах от себя вижу обросшую водорослями и белянусом амфору. Отчетливо видна пробка, закрывающая горлышко. Рядом с ней лежат ещё две амфоры. Через пять минут проплывают перед глазами ещё несколько амфор. Предполагаю, что где-то рядом на глубине 40 метров лежит на дне старинное судно, потерпевшее кораблекрушение ещё в древние времена. Надеясь снова сюда вернуться, записываю точные координаты, переданные мне штурманом.
Связываемся с головным судном, останавливаем движение. Ложимся на грунт—надо собрать образцы водорослей. Наши водолазы надевают подводное снаряжение, спускаются в воду и через 20 минут возвращаются с добытыми образцами филлофоры. Задача выполнена—продолжаем движение. При пересечении рекомендованного курса из Одессы на Кавказ сразу же понимаем, что наверху за это время прошло множество судов и кораблей: вся поверхность грунта усеяна пустыми бутылками, консервными банками, посудой и прочим мусором.
На четвёртые сутки подходим к берегам Одессы. На глубине 40-50 метров всё дно покрыто сплошным ковром белой плесени. Мёртвое море… Когда всплываем на поверхность, наконец-то вдыхаем чистый воздух. Оказывается, он имеет вкус и приятный запах, а ведь обычно мы этого не ощущаем и не радуемся каждому глотку кислорода.
В 1991 году к руководству страной и базой «Гидронавт» пришли некомпетентные руководители, которые принесли множество бед науке, в частности подводным исследованиям. Была, по сути, погублена советская гидронавтика.
Осенью 2000 г. мы вместе с председателем Клуба гидронавтов и водолазов «Бентос», бывшим электромехаником ПЛБ «Бентос-300» Евгением Виноградовым приехали в Инкерман. Здесь лежит затонувшая подводная лаборатория «Бентос-300» №1. Надеваю акваланг и погружаюсь в мутные воды Инкерманской бухты. Подплываю к торчащей из воды рубке ПЛБ, что вдоль правого борта, приближаюсь к носовым иллюминаторам и снимаю наслоение белянуса и водорослей с поверхности. Когда направляю луч подводного фонаря внутрь лаборатории, вижу искореженную научную аппаратуру и поломанные столы. С грустью вспоминаю, как мы здесь работали и жили, наши многолетние экспедиции… Осматриваю кормовую часть: винт на месте—любители цветного металла пока ещё сюда не добрались…
Вскоре наши водолазы подняли ПЛБ «Бентос-300» № 1 на поверхность. Пока что подводная лаборатория стоит в Инкерманской бухте, на ней отреставрированы часть помещений и палуба. Сейчас уже можно проводить экскурсии. Но сегодня, как всегда, вопрос легитимной стоянки «Бентоса» упирается в конкретность решений властей—пока с трудом продвигается вопрос о вечной стоянке нашей легендарной подводной лаборатории.
А. ТАВРИЧЕСКИЙ, гидронавт-исследователь СССР, океанолог.
На снимке: плавучая подводная лаборатория «Бентос-300».
Фото автора.
