16o
Моя хорошая знакомая Наталья считает так: женский возраст—величина постоянная. И это тот момент, когда ты вдруг увидела себя в зеркале, как в первый раз. Посмотрела и запомнила свое лицо вдруг и надолго. Хорошо, если еще и сфотографироваться успела. На любимом фото Наташе Нечволовой—девятнадцать. На всю жизнь для себя она такой и осталась: с широко распахнутыми глазами и ожиданием счастья…
Портрет Наташи висит на видном месте, в спальне. Впрочем, сюда она уже давно не заходит. С той поры, как не стало ее любимого Коленьки. А еще раньше из дома выпорхнули ее дети. Молодежи в семье с годами стало гораздо больше, если считать с внуками, потом—с правнуками. Их уже около десятка. У мамы, бабушки, прабабушки все любят бывать весной и летом, как бы далеко от нее ни жили.
Конечно, годы, прожитые с любимым мужем, капитаном 1 ранга, политработником Высшего военно-морского инженерного училища, не забыты нисколько. А ведь это было время с многочисленными переездами по стране. Старшая дочь за 10 лет сменила 10 школ. И это обыкновенная судьба офицерской жены и ее семьи. В Севастополе никого такими подробностями не удивишь—у многих женщин все это было в жизни. Николай Викторович Савенок, муж Натальи, служил на Черноморском флоте, на Тихоокеанском, на Северном, снова на Черноморском. Наташа всегда была с ним рядом, и была она не робкого десятка.
Улица Очаковская, 68
Н.В. Нечволова родилась в Севастополе перед самой войной, в феврале 1938-го. Дом ее бабушки находился на улице Очаковской, 68. Улица эта тогда так и называлась. Сохранилось свидетельство о рождении Натальи с немецкой печатью на обороте, удостоверявшей его подлинность. Все подробности своего детства она воспроизводит со слов матери, которые, теперь кается, тогда не удосужилась записать. Но ее детская память сохранила звуки проезжающей по мосту тяжелой военной техники, гортанный говор, непонятную румынскую речь, и еще она помнит трудное имя—Пышел Гаек. Так звали чешского доктора, который помогал бинтами и лекарствами пленным и жителям осажденного города. Дети Севастополя, объятого войной, сполна хватили лиха, долгой подвальной жизни, отсутствия воды, холода, голода в пещерах под Зеленой горкой и Историческим бульваром. Помнит, что о гибели в 1943-м на территории Херсонской области брата, Виталика Нечволова, командира роты стрелкового полка, они узнали гораздо позже. Ему был 21 год. А все это время до конца военных действий его ждали и надеялись на его возвращение. Только тогда, когда в Севастополе начала издаваться Книга Памяти, семье Нечволовых удалось установить место гибели сына и брата. Много было путаницы из-за неправильного написания фамилии, где букву «о» заменили на «а».
Наташа после школы окончила музыкальное училище, она—преподаватель музыки. И это очень хорошая профессия, если вспомнить, что ей всегда находилась работа в военных гарнизонах: то в клубе, то в школе, то в детском саду. Без дела Наталья Власовна сидеть не любила. Жизнь, конечно, многому ее научила, но, как показывает время, ей еще учиться и учиться быть уверенной и спокойной. Теперь, когда навалились болячки и ноги почти не ходят, Наташа решает многие житейские проблемы, не выходя из дома.
А проблем, как выясняется, очень много. Большую часть из них, оставаясь на диване, решить практически невозможно.
«Ждать будете месяца два…»
Наталья Власовна рассказывает, что так и не смогла получить проездной билет (ЕГКС.—Ред.). В социальной службе, куда она несколько раз ездила на такси, очередь до нее никак не доходила. Сердобольная чиновница однажды даже снизошла до разговора с пожилой женщиной, хотя время ее службы четко фиксировало конец рабочего дня, и спросила, как выстрелила: «А зачем вам проездной билет, если вы с трудом ходите?» Правда, потом пообещала найти решение проблемы и даже записала адрес Н.В. Савенок: мол, придем к вам домой, сфотографируем и выдадим проездной. Ждать будете месяца два… Прошло уже почти два года.
Пыталась Н.В. Савенок решить вопрос о том, чтобы после того, как ей исполнилось 80 лет, с нее не брали плату за капитальный ремонт. Попытка успехом не увенчалась, хотя она и преодолевала дважды сложную лестницу в муниципальную службу Гагаринского района. По сей день ЕИРЦ присылает аккуратные и неизменные счета. При этом черным по белому значится, что все льготы учтены. Посидев тогда в очереди, Наташа решила: да ладно, не такая уж я бедная, не помру, буду платить, что же делать?!
Обидно, конечно, когда в доме ломаются электрические розетки, унитаз, текут трубы. Оказывается, управляющая компания таким ремонтом не занимается, трубы чинят в домах только вертикальные, а горизонтальные—дело самих хозяев жилища. Может быть, читателям будет интересно узнать, что замена унитаза с приглашением мастера, работающего по объявлению, обошлась жительнице осажденного Севастополя в 24 тысячи рублей (при этом стоимость унитаза, как она потом узнала, составила всего 3500 рублей, и чек ей предоставлен не был, конечно), смена розетки—в 1600 рублей, за приватизацию гаража в гаражном кооперативе с нее требуют 30 тысяч рублей, добавляя как бы между прочим, что в соседнем берут 50 тысяч: мы, мол, еще хорошие.
«А вообще-то вам пора на выход…»
Особая песня—медицинские услуги. Наталье Власовне приходится набирать заветный номер часами, чтобы попасть в регистратуру. Компьютер, как и многим другим пожилым людям, ей с премудростями «Личного кабинета»—не по силам, так что остается телефон. Записывают в лучшем случае на прием через две недели. В самом крайнем случае, мучаясь высоким давлением, Наталья Власовна вызывает врача на дом.
Об одном таком визите Наташа рассказывает. Врач, седой пожилой человек, резко вошел в комнату, померил давление, спросил, что она принимает, а на вопрос, как он, врач, предлагает лечиться, сделал обескураживающее открытие: «Да вам уже ничего не поможет, вам лежать надо, а не бегать». Впрочем, этого правдивого диагноза ему показалось мало. Выходя из квартиры, он обернулся и сказал громко, чтоб больная покрепче запомнила, наверное: «А вообще-то вам пора на выход».
Этого доктора Наталья очень хорошо запомнила: он грубил ей, впрочем, как и многим другим, и в поликлинике, куда она обращалась за лекарствами. Выйдя из его кабинета, она расплакалась, не понимая, за что на нее накричали, когда она спросила об отсутствующем препарате.
А при вызове врача на дом, когда тот сказал про «выход», Наташа смиренно ответила: «Спасибо вам на добром слове». Намек Наталья поняла, не раз ей приходилось слышать в поликлинике от врачей, что «мы молодых не успеваем лечить, а тут вы…» Еще одна из самых популярных врачебных фраз, которую она много раз слышала, «мы до вашего возраста не доживем, чего вы от нас хотите, когда приходите к нам?»
Наталья Власовна ни о чем не спрашивает, рассказывая о своих таких простых неудачах, понимая, что они случаются у всех севастопольцев ее возраста, независимо от пола. И она почти не надеется на защиту. И не верит, что ситуация отношения к людям, как сейчас модно говорить, серебряного возраста когда-то изменится. А так хотелось бы!
Севастопольский вальс
Вот таким вырисовывается портрет дамы в интерьере дивана. Ее мысли летят, она открывает крышку пианино, аккуратно касается красивыми руками клавиш и играет любимый «Севастопольский вальс», вспоминая при этом цветение акаций возле дома на Воронцовой горе, куда они переехали с мамой после войны. И парады Победы, которые с мужем никогда не пропускали в Севастополе. И своего Коленьку, который так любил слушать, когда она играла.
Музыка обволакивает Наташу воспоминаниями, увлекает, кружит, и в этот момент она становится похожа на девятнадцатилетнюю девушку с ее любимого фотопортрета. Время останавливается и замирает…
И. Катвалюк.
