13o
Старинные помещения библиотеки-филиала № 21 имени А.И. Куприна государственного бюджетного учреждения культуры Севастополя «Региональная информационная библиотечная система» наполнены естественным здесь дыханием книг. Время от времени из читального зала между плотно установленными томами растекается запах тугих полотен на подрамниках и масляных красок. Это балаклавские художники приходят сюда с желанием показать людям свои новые работы. Нет ничего лучшего, чем расположенные рядом книги и картины. Поэтому со стороны заведующей библиотекой Н.В. Пинчук (имя Натальи Викториевны занесено на муниципальную Доску почета) и сотрудников возглавляемого ею коллектива никогда не бывает возражений против экспонирования художественных полотен.
В эти дни в домике имени создателя культовых в Балаклаве «Листригонов» готова к официальному открытию выставка работ Анастасии Бажановой.
Мастерство живописи она постигала в стенах Санкт-Петербургского вуза, названного именем великого мастера в области изобразительного искусства—Веры Мухиной. Знаменитая «Муха»! Ее славу составили знающие, опытнейшие педагоги и оперившиеся воспитанники.
Около десятка лет Анастасия с семьей живет и плодотворно трудится в Балаклаве. Кухонное окно их однокомнатной квартиры направлено на крутой склон высоты, обозначенной на военных картах цифрой 212,1. Разбросанные по скату туи напоминают устремленных в атаку гурьбой и поодиночке солдат. Комнатное окно недремлюще глядит на старую часть городка. С украшенного морскими камешками балкона видна и бухта. Сверх меры требовательная к выбору натуры художница не единожды устанавливала и здесь мольберт. Красота-то какая! Сам дом возведен на возвышенности. Вдобавок квартира расположена на пятом этаже. Высота птичьего полета! Даже выше.
Некогда свою первую персональную выставку Анастасия Бажанова оформила на новом месте, то есть в Балаклаве, как сейчас,—в читальном зале библиотеки им. А.И. Куприна. Потом ее полотна представляли в севастопольских залах первого ряда. При этом художница ни разу не повторялась ни в жанрах, ни в технике живописи: портреты так портреты, пейзажи так пейзажи, графика так графика… Нынешний вернисаж тоже нов—нов тематически: его составили полотна исключительно с видами ночи.
Магия обволакивает, стоит взглянуть хоть на репродукцию главного творения легендарного чародея кисти Архипа Куинджи: Днепр и серебристая дорожка по воде от полной луны… Волшебство! В изображении ночи Архип Куинджи, возможно, превзошел своего учителя—Ивана Айвазовского.
На одном из предыдущих отчетов перед любителями изобразительного искусства Анастасия представила исполненный маслом вид возвышающегося вблизи Балаклавы мыса Айя в полнолуние. Чарующая работа.
Анастасия Бажанова:
—Памятен период пленившего меня полнолуния. К нему я была готова за полторы недели. Полная луна влекла и завораживала. Скорее бы она открылась… Наконец-то! Только бы плотные тучи не закрыли ночное небесное светило! Повезло? Но хорошая погода отнюдь не гарантирует удачи. Полнолуние, сколько его ни наблюдай,—это что-то такое неестественно яркое. Его невозможно писать долго. Отмеренный сеанс работы в лунном серебре забирает столько сил, что требуются дни на восстановление самочувствия, на восстановление, как это ни странно, сна. Каждый раз душу и разум охватывает тревога: много ли тебе позволит ночь?
Недавно по столичному телеканалу показали впечатливший видеоочерк, герои которого, сорвиголовы, вначале сами, а затем—любителям экстрима за деньги устраивают походы по крышам архитектурных ансамблей Санкт-Петербурга. Ни посты, ни замки—ничто и никто не может остановить ребят, склонных к риску. Выход, по-моему, найден. Со скрипом власти северной столицы разрешили прокладку маршрутов по крышам памятников архитектуры. Но устроят ли всех лестницы с перилами, настилы?)
В свое время Анастасия поднималась на запретную высоту с видавшим виды этюдником. И не днем, а глухой ночью. На это указывают два вида ночного города на Неве, представленные на нынешней выставке.
Анастасия Бажанова:
—Всего мне удалось выдать на-гора четыре или пять пейзажей Санкт-Петербурга. Площадка, с которой я окинула взглядом его улицы, площади, узнаваемые памятники архитектуры,—необычная, нестандартная, сколько на нее ни поднимайся! Эту редкую для художника возможность мне предоставили друзья моих знакомых. Сначала—вполне охотно, потом, часа в четыре утра, после просьбы открыть люк для спуска, читала упрек в глазах моих невыспавшихся благодетелей: «Да что же это такое? Будет ли этому конец?» Но выпускают. Бреду к станции метро на первый поезд… Вагон наполняется запахом скипидара, невысохшей краски, свежей древесины подрамника. Словно и не вагон вовсе, а родная мастерская, особенно если от усталости глаза закрываются.
(Далеко не всем дано видеть ночью пейзажи в красках. Даже в полнолуние где-то на приподнятом к небу плато и тропы, и листья на деревьях, и травы—словно из серебра, словно из фольги. Лишь ближе к утренней заре как-то робко вспыхивают и набирают силу желтизна одуванчика, зелень хвои… Но художнику видны краски и глубокой ночью. Он стремится открыть их людям. Ночная палитра богаче дневной. Она дополнена… Впрочем, прочитаем отрывок заключенного под стекло текста на месте, где могло бы быть печатное представление автора выставки: родился… окончил… отмечен… Предложенный художницей текст я бы отнес к жанру стихотворения в прозе. Пусть это не так, но эмоциональные строки дают представление о некоем присутствии на полотне не только красок).
Анастасия Бажанова:
Больше ничего—темнота.
Красота, избранная в обрамлении черного.
Но это не все.
Еще тишина, густая, как на большой глубине,
Или пугающе многозвучная,
Наполненная звуками моря, ветром, листьями,
Иногда полетом птиц, машин…
Запахи. Очень явные, их много.
И—ощущение присутствия еще чего-то.
…Это единственный оркестр.
Музыка движется, и никогда не бывает конца.
Я—часть этого оркестра.
Ночь.
(Художница стремится приобщить людей не только к краскам ночи, но и к ее глубокой тишине, врывающимся звукам, запахам, незримому присутствию чего-то, кого-то. Все это приобретает очертания через ощутимое сопротивление. Не всегда дано его одолеть. Происходят явные и таинственные вещи.
Однажды для работы с наступлением полной темноты художница выбрала пустынный западный берег Балаклавской бухты. Как только был установлен мольберт, за спиной, метрах в десяти, остановилась легковая машина. Фары были тут же потушены. Анастасии хватило сил не повернуть голову в сторону неизвестного или неизвестной. Так художница и работала в течение трех-четырех часов. Все это время сидевший за рулем таинственный человек не зажигал фары, не хлопал дверцей, никак не показывал своего присутствия. Оно угадывалось за спиной необъяснимыми ощущениями в полной тишине, если не принимать во внимание легчайший морской прибой и свист ветерка в иглах сосны по соседству.
Далеко за полночь художница собралась домой. За ней на некотором расстоянии двинулась и машина… В этой части своего рассказа—бр-р-рр!—не удивляюсь пробежавшим по спине мурашкам…
Полагаете, уважаемый читатель, что таинственный визитер оставил художницу? Ничего подобного! Со звездами Анастасия приходила на «свое» место еще, по меньшей мере, четырежды…)
Анастасия Бажанова:
—И все эти ночи на одном и том же месте оказывалась знакомая машина. Однажды минут на сорок она припозднилась. Ни разу я не повернула головы в ее сторону, никто из машины не предпринял попытки вступить со мной в разговор. Появилось ощущение, что за мной наблюдают, не отвлекая меня от работы, что не шокировало и не пугало. Осталось убеждение: кто-то из числа хороших людей добровольно взял на себя охранные функции. Замечу: нелегкие функции, ведь случалось захлопывать крышку этюдника в 3-4 часа утра. Не исключаю, что машина приходила на привычное место и после того, как завершились мои походы на западный берег бухты.
(Похолодало. При солнышке Анастасия присмотрела еще одно местечко для работы ночью. У него оказался единственный недостаток: ночью оно жило в режиме охраняемой территории. Художница ошарашила охранника просьбой позволить ей расположиться с красками и полотнами около сторожки. Разрешение было получено. Когда часы пробили 22.00, Анастасия, как и предупредила охранника, приступила к делу. Около часа молодой женщине удавалось выдерживать наступившую жуткую стужу. Из своей натопленной сторожки вышел охранник, хороший человек: «Вам бы согреться». Анастасия осталась на месте. Вот-вот, она об этом знала, должен подняться ветер. Ей же необходима гладь на воде. Даже зыбь на ней не подходит. «Пожалуйста, не мешайте»,—взмолилась она. Минут через 30-40 охранник снова вышел к одеревеневшей от холода художнице. На сей раз добрый совет был услышан… Анастасия, так и не отогревшись по-настоящему, снова вернулась на облюбованное ею место.
Свои принадлежности художница упаковывала в тепле сторожки. Охранник расспрашивал, кто она, где ее дом расположен и все в таком же роде. Просил позвонить из дому: благополучно ли дошла? Еще сообщил, что следующая ночь—сменщика. Но он его уже предупредил о художнице. Все будет о’кей.
Какой о’кей, если сменщик взглянул на художницу так, что она пробкой вылетела, но к… этюднику на треноге, не дальше.
Анастасия Бажанова:
—Напряженный момент… Есть мужчины, которые не понимают истинных намерений молодой женщины. Как же это ночью она идет с принадлежностями для рисования—куда, зачем? У них появляются совсем иные мысли: не напрашивается ли гостья на приключения? Дописывала я свои картины при «добром» охраннике. Он пожелал увидеть их готовыми при дневном освещении. Я предоставила ему эту возможность. Охранник произнес фразу, которая стоит объемных рецензий из ласкающих слух выводов: «Эти картины будут экспонироваться в Третьяковской галерее?»
(Сравнительно недавно муж Алексей подарил жене-художнице профессиональную камеру. Анастасией овладело желание создать снимки не цветные, а черно-белые, как создавали их великие мастера не только прошлого (такие как Петр Оцуп, Моисей Наппельбаум), но и настоящего.
Нелегкая это задача—черно-белые фотографии. Но вдруг получится и это?.. В таком случае можно ожидать новой уникальной выставки).
А. КАЛЬКО.
На снимках: Анастасия Бажанова и фоторепродукция ее картины.
