«А чей это театр?!»

После премьеры — громкий разговор зрительниц в фойе: «А чей это театр?» — «Наш, севастопольский». — «Не может быть!» Обидно и горько. А, собственно, почему ярким, незаурядным, неоднозначным спектаклям отказано в «севастопольском авторстве»? Почему потеряла провинция своё значение земли обетованной, в которой укрывались от столичной суеты и пошлости? Такие спектакли, как тот, на который решился драматический театр им.Лавренева, — нынче почти подвиг в провинции, где кто-то на основании чего-то определил «средний театральный уровень». «Каменный властелин» — спектакль для «думающего и чувствующего зрителя».Сразу оговорюсь — речь идёт не о каком-то совершенном, идеальном спектакле, но, безусловно, о спектакле исключительном, спектакле-явлении. Но это не продукт развлекательного учреждения, а произведение искусства. Это театр по самому большому, по самому гамбургскому счету. И о таком театре уже можно спорить, думать, говорить.

Если говорить, то прежде всего об исполнительнице роли донны Анны — Оксане Осиповой, пронзившей собой весь спектакль от начала и до конца, на одном дыхании, нерве, прожившей страшную и величественную судьбу своей непростой героини. Та донна Анна, которую воплотила Осипова, очень похожа на булгаковскую Маргариту — правда, с точностью до наоборот: Анна тоже сознательно стала ведьмой ради любви… к Власти. Метаморфозы, происходящие в спектакле с Анной, поистине невероятны: вот Анна — невеста — сначала милая капризная девочка-подросток, потом — пленительная ироничная независимая гордячка; вот Анна — жена Командора, опутанная «цепями» этикета, словно траурными лентами по заточённой молодости и утраченной любви, сдерживающая приступы отчаяния и вдруг зловеще выпрямляющая спину, в осанке — королевская надменность и стать. И, наконец, Анна — вдова, циничная, коварная, бесстрашная «чёрная Анна», окаменившая душу. Единственное желание, которое ещё заставляет биться её сердце, — кольцо Долорес на пальце Дон Жуана.

Всю могучую животную страсть, все остатки человечности вкладывает Анна, чтобы снять кольцо верности с пальца возлюбленного и поработить его. Энергия Анны — Осиповой, кажется, способна заставить замереть мир на те доли секунды, когда Жуан снимает наконец вожделенное кольцо — оно словно магнитом притягивается к женщине. И когда её дрожащие пальцы торжествующе поднимают над головой страшный трофей, разверзается суть происходящего: Анны больше нет, а ведьме не нужен Жуан, нужна его свобода, факт порабощения, как вампиру нужна тёплая кровь. Живую Анну забрал с собой убитый Командор, а царствовать оставил Анну каменную.

Уникальность же актрисы О.Осиповой, на мой взгляд, даже не в этих виртуозных перевоплощениях: все «ломки» и психологические выверты, происходящие в Анне, донесены исполнительницей логично и предельно ясно. Этим же достоинством в полной мере обладает в спектакле Сганарель, которому недвусмысленно отведена роль «чёрного человека» — Мефистофиля-рока (со слугами у Дон Жуана всегда было нечисто!). В самой фигуре Сганареля сразу чувствуется какой-то подвох, позволяющий ему сначала исподволь, а потом совершенно открыто жонглировать людьми и событиями. Умение создать вокруг себя «зону особого внимания», притяжения, истинной значительности — редкий дар, которым обладает исполнитель роли Сганареля артист Р.Бикулов. Он заставляет тревожно присматриваться к Сганарелю-рыбаку, чтобы появление Сганареля-Мефистофеля было закономерным.

Мне кажется, именно этих качеств — ясности и логичности — в разной степени не хватило другим образам (и это то, о чём можно спорить). При, несомненно, талантливом и трепетном изложении у Долорес не сложилось именно такой цельной, гармоничной и завершённой истории, как у Анны. Даже в рамках самой удачной сцены — последнего объяснения с Жуаном — Долорес, безупречно выйдя на кульминацию и зажав дыхание зала «одной левой», вдруг стеснительно отступила и повела свою «партию» неуверенно, робко. Зритель разочаровывается, поэтому лучше с ним не деликатничать.

Самой же спорной фигурой в «Каменном властелине» является Дон Жуан. И вовсе не потому, что он до наглости юн, мальчишески резв и обаятелен и выходит в танкистском шлеме. Дон Жуан может и вообще выехать в танке, он личность мифическая и отчаянная. За артистом А.Кудринским — самая туманная и нелогичная история. В ней я увидел много занятного, ловкого и красивого, но не прочитал судьбы. Я думаю, что за изобретательным и изысканным «фасадом» Жуана — Кудринского есть и глубина, и содержание. Но их не сразу-то увидишь за горой внешних спецэффектов. Ощущение, что внутренний монолог Дон Жуана пока выглядит так: «Я необычный, я очень необычный, сильно необычный… а кто я такой?»

К чему, безусловно, этот спектакль располагает. Каждый волен поразмышлять о трагическом столкновении любви и власти, силы и насилия, свободы и рабства. Я же думал о том, как страшно подчас уродует себя человек, и чем сильнее и своеобразнее он, тем изощрённее пытает свою природу, искажает «образ и подобие Божие» в себе. В спектакле найден совершенно поразительный способ говорить об этом, коллективное действующее лицо, заимствованное из греческих трагедий, — хор. Вначале это почти бесплотные духи, витающие среди живых конкретных героев; потом — порхающие карнавальные маски; потом — фантастические зловещие чудища и наконец — чёрные камни. Хор рассказал самую печальную историю в спектакле о том, как иногда превращается в камень легкокрылая человеческая душа. В финале «хористы» наконец снимают маски. Не тела: души этих артистов говорили со зрителем почти два часа без самого лукавого посредника — лица.

Если театр может сделать такое — это думающий театр. Он думает о зрителе и верит в его неизуродованную, неопошлённую душу.