Больная фотка

Рубрику ведет Леонид СОМОВ

«То, что в одном веке считается мистикой, то в другом становится научной истиной». (Парацельс)

Вначале я этому странному факту не придала ровно никакого значения. А суть дела в том, что ко мне приехала в гости лет шесть назад моя старинная университетская подруга, и, вспоминая лихое студенческое время, мы вдруг заспорили. Тогда, в 75-м, я от бедности своей в жаркое время почти не вылезала из прочной льняной футболки. На ее стороне со спины синей краской были нарисованы три пирамиды Гиза и на первом плане верблюд, на горбах которого висело не то одеяло, не то покрывало с изображением алого священного скарабея.

Моя память сохранила именно такой сюжет картинки на футболке или майке — как хотите. А Нина уперлась и спорила, просто расшибалась в лепешку, уверяя, что на горбах верблюда висел коврик с вышитой на нем головой сфинкса.

— Чего мы спорим? — вдруг спросила я. — У меня в альбоме есть фотка, попробуем ее найти.

И в памяти немедленно возник тот вечер, когда я, вся потная, с высокой температурой валялась в общежитии на своей койке — болела ангиной. Тут раскрылась дверь и на пороге возникла живописная фигура нашего университетского хохмача Вадика Жигалова, весельчака и безнадежного бабника. Безнадежного потому, что ни одна девчонка всерьез его ухаживания не принимала, уж больно был смешон и нескладен.

Вадька вытащил из кофра свой «ФЭД» и с веселым криком: «Атас, последний кадр! Вид сзади!» стал щелкать затвором, снимая меня со спины в моей неизменной футболке…

…Мы недолго копались в моем бумажном мешке с фотоснимками разных лет и вскоре извлекли на свет ту самую фотку. Конечно же, права я: на майке было изображение священного скарабея.

Утром следующего дня я проснулась абсолютно разбитая: болели все суставы, в горле застрял болючий комок — ангина. Она меня посещала, проклятая, не реже двух раз в год. Но ей предшествовала, как правило, трехдневная «разминка» — болели слегка белки глаз, потягивало в суставах, в носоглотке чуть-чуть першило. А тут — нате вам, как гром с неба.

Вечером пришла тетка моей мамы, ей нужно было забрать свидетельство о смерти нашей бабушки — какие-то бумажные дела с разделом дома. Посмотрела на меня, послушала и вдруг спросила: «А чем ты вчера занималась?» Я ей и говорю, мол, с подругой вечер коротали, старые фотографии перебирали.

— А что, они у тебя все вместе лежат? — спросила тетя Агнесса.

— Конечно.

— А не попадалась ли тебе фотография, на которой ты лично была бы изображена, будучи в то время больной?

У меня в памяти незамедлительно возникли университетский шелапут Вадька и моя с ним встреча, когда маялась в поту с ангиной.

Тетя меня внимательно вы-слушала и предложила вместе пересмотреть фотоснимки. Не раскрывая пакета, она прочла странную молитву, в которой мелькали слова «не тревожь», «уймись», «три дороги», «синим пламенем»…

Все фотографии она посоветовала перегруппировать следующим образом. Живых людей — в один пакет, ушедших из жизни — в другой, причем на нем нужно обязательно нарисовать крест. Снимки, сделанные, так сказать, с «больной натуры», необходимо сжечь, но ни в коем случае не рвать. Такие фотографии приносят большие неприятности при повторных просмотрах. А над головами уже умерших людей, которые тем не менее когда-то стояли перед объективом в группе ныне здравствующих, следует красным фломастером поставить крохотные крестики. Тогда их хранить можно спокойно.

Я, конечно, последовала совету моей тети, в жилах которой течет кровь алтайских староверов. А к вечеру, через 5 часов после того, как я сожгла злополучную университетскую фотку, болезнь мою как рукой сняло. Видать, тетка что-то соображала.