Пращур… из черного ящика

Мой старший брат наделен по жизни двумя пристрастиями: он постоянно совершенствует все необходимое снаряжение для подводной охоты, которой посвящает свое свободное время, и…ведет активную переписку с родственниками во всех концах света, включая даже…Австралию, в целях воссоздания достоверной генеалогической ветви наших предков.

К сожалению, родственное древо семьи Давыдовых имеет и свои «тупиковые» побеги, как он мне пояснял. А именно: как Сергей ни пытался, но заиметь портрет прадеда Артема по материнской линии ему так и не удавалось. В далеком эстонском городке, где тот нашел свое последнее земное пристанище, не осталось никого из родных, к кому можно было бы обратиться с письменной просьбой хорошенько перетряхнуть семейные фотоальбомы. Разъехались, разлетелись Давыдовы и Черныхи по городам и весям бывшего Союза…

Портрет прадеда отыскался-таки по схеме, ну никак не укладывающейся в естественные логические рамки. То есть самым что ни на есть чудесным образом. Как-то весной этого года братан позвонил, и мы договорились встретиться, причем голос Сережкин мне показался каким-то «сдвинутым», с хрипотцой, что совершенно не свойственно было моему чудаковатому родственнику.

Вечером, после работы, я был уже у него в домишке на ул. Охотской. «Ударили» по пивку, сыграли с племяшкой Андрюхой в шахматы. Затем Сергей усадил меня в спальне перед телевизором в удобное кресло, выключил торшер и каким-то дрожаще торжественным голосом попросил меня «расслабиться» и не сводить глаз с экрана телевизора.

Я, помнится, удивленно на него посмотрел, но, привыкший к чудачествам братца, послушно воззрился на темнеющий экран «ящика». А Сережка вытащил фотоальбом, открыл его на определенной странице и стал что-то бубнить нечленораздельное.

И тут-то все и произошло. Я не уловил, правда, того момента, когда экран самопроизвольно вдруг стал светиться молочным светом, когда в его левом углу вдруг проступил контур явно человеческой головы. Но это произошло. И телевизор никто из нас не включал, что самое удивительное и невероятное.

Очень смутно, однако вполне различимо, мы с Сережей увидели лицо усатого мужчины лет пятидесяти в косоворотке. Он как бы опирался рукой на граммофон, на голове у него была соломенная шляпа, но главное — поражали глаза. Светлые, широко открытые, опушенные густыми ресницами. Да ведь это глаза нашей матери — точь-в-точь! Кстати, в нижнем углу телевизора светился квадратик с таким текстом: «Омскъ. Фотографiя гр. Гойхмана».

…Сережа захлопнул альбом, и изображение стало медленно таять. Брат включил свет и взволнованно уставился на меня: мол, ну как? Я только развел руками. А Сережа мне рассказал, что неделю назад он вот так же сидел перед «немым» экраном и листал семейный фотоальбом. Когда дошел до той страницы, где по его замыслу должны быть наклеены портреты прадеда и прабабки, то на пустующем квадрате для фотоснимка прадеда он начертал фломастером вопрос и стал в очередной раз размышлять о том, где же добыть портрет дедушки Артема…

А дальше случилось то, чему я оказался свидетелем. Чудеса…

Как это удавалось брату? Ничего особенного, никаких «чудесных» манипуляций. Просто Сережа все свои мысли сосредоточивал на образе прадеда. Разумеется, «сотканном» по воспоминаниям нашей покойной мамы. И вот результат — удачная транскоммуникация, как теперь по научному называют искусственную трансформацию голоса или телеобраза.

Прошел месяц после наших чудесных ночных «посиделок». И вот вновь я в гостях у Сергея. Он открывает фотоальбом и торжественно демонстрирует пополнение «древа»: в прадедовской рамочке глазу открывается чуть желтоватая фоторепродукция нашего предка — в соломенном брыле, в косоворотке, у граммофона. То есть точная копия телевизионного дива. Оказывается, в далеком Омске по «наводке» брянских сородичей все-таки отыскалась двоюродная наша тетка, у которой сохранились два десятка родовых фотографий. Сережа с ней списался — и результат налицо.

Так что обретение портрета деда Артема — дело прямо-таки фантастического эксперимента. Иначе не скажешь.