20o
В первые дни войны мало кто из севастопольцев обращал внимание на громоздкую металлическую коробку, притопленную на отмели в Северной бухте. Она имела 44 метра в длину и 42 — в ширину. Ржавые ее борта, возвышаясь над водой, глядели на город пустыми глазницами иллюминаторов. В бортах зияли пробоины, в которых, как в гротах, звонко плескалось море…
Сооружение это было частью корпуса линейного корабля — цитаделью. Ее построили специально для проверки прочности конструкций новых больших кораблей при подводных взрывах. Служил этот отсек и мишенью для торпедных атак. И вот, уцелев на полигоне, он был отбуксирован в бухту.
Над Севастополем в те дни выли сирены, воздух сотрясала стрельба зенитных батарей, водную гладь рассекали корабли, шедшие на выполнение боевых заданий, а металлическая коробка стояла, казалось, всеми забытая.
Однако стоять ей пришлось недолго. На ржавую палубу ступил потомственный моряк, внук известного русского адмирала капитан 2 ранга Г.Бутаков. Он долго вышагивал по палубе, что-то замерял, высчитывал, спускался по трапам в железное нутро, вы-свечивал фонариком помещение за помещением, этаж за этажом.
Тогда еще никто не знал, что именно он, Григорий Александрович Бутаков, даст железной коробке настоящую корабельную жизнь, полную схваток с врагом, бессонных матросских ночей, штормов и тревог. Жизнь, которой может позавидовать любой боевой корабль.
Вскоре на палубе появились моряки. На ленточках их бескозырок пестрели названия всех кораблей и частей Черноморского флота: «Шаумян», «Москва», «Красный Кавказ»…Они и составили экипаж плавучей батареи, в которую теперь решили переоборудовать линкоровский отсек.
Возглавил экипаж старший лейтенант Сергей Яковлевич Мошенский, недавний командир орудийной башни линкора «Парижская Коммуна». Комиссаром батареи назначили старшего политрука Нестора Степановича Середу, призванного из запаса. Получили сюда назначение лейтенанты Николай Даньшин, Семен Хигер, Михаил Лопатко — выпускники Черноморского училища, старшины и матросы Самохвалов, Андреев, Головатюк, Тягниверенко, Чумак, Сихорулидзе, Донец, Лещев, Лебедев, Пидручный, Куликов, Бойченко, Герусов…Всего 150 человек. Им вместе с рабочими Севастопольского Морского завода предстояло вдохнуть жизнь в гулкие ржавые отсеки своего «корабля», который не имел ни носа, ни кормы, ни собственного хода.
Приземистые чумазые буксиры отвели корпус плавбатареи подальше от берега, здесь под руководством мастеров Морзавода батарейцы затопили несколько отсеков водой с тем, чтобы коробка стала устойчивой и осела.
Теперь борта возвышались на 5-6 метров. Один край был несколько выше, и его назвали носом «корабля». Во всех отсеках кипела работа. Выносили мусор, отскабливали борта и переборки, оборудовали помещения, устанавливали вооружение.
18 суток команда плавбатареи не знала отдыха. И вот настал день, когда коробка ощетинилась стволами орудий и пулеметов. На единственной невысокой мачте взвился флаг, старший лейтенант Мошенский обратился к стоящим на палубе морякам:
— Отныне мы — боевая единица Черноморского флота. Нам приказано стать на якорь на фарватере. Задача: не допускать вражескую авиацию к Севастополю.
16 августа 1941 года плавбатарея N 3, как ее теперь называли, была поставлена на якорь в четырех милях к северо-западу от Херсонесского маяка. Начались боевые будни. Вот уверенные в безопасности идут «юнкерсы». Выстроились заранее тройками, одна за другой. На квадратную коробку никакого внимания — есть цели покрупнее, поважнее. Курс — на Севастополь!
На мостике боевой рубки батареи — лейтенант Хигер, старшина 2 статьи Куликов и несколько матросов. Зенитчики быстро готовят данные для стрельбы, звучат команды. Самолеты идут чуть левее в сторону берега.
Огонь! Хлопья разрывов вспыхивают в небе, вырастают на пути немецких самолетов. Залп, еще залп! Ага, не нравится! Строй смешался. «Юнкерсы» уходят в море.
Но радоваться рано. Вытянувшись в цепочку, самолеты устремляются на батарею. По очереди входят в пике и с ревом несутся вниз, сбрасывая бомбы. Возле бортов закипели, поднялись столбы воды. Душераздирающе воют сирены. Фашисты рассчитывают на испуг, на страх. Но моряки стойко отражают атаку за атакой. Разрывы зенитных снарядов все ближе и ближе к «юнкерсам», и вот, наконец, за одним из них потянулся шлейф черного дыма. Бомбардировщик кренится на крыло и, теряя высоту, несется вниз. Столб воды и облако пара вздымаются над волнами. Ура! Первая победа. Их было много впоследствии…
Запомнился морякам день 30 сентября, когда на плавбатарею прибыли командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский и писатель Леонид Соболев. Не зря привез адмирал автора будущей книги «Морская душа» на палубу плавучей крепости. Писатель воочию увидел, как воюют черноморцы на морских подступах к Севастополю.
В тот день немецкая авиация по-своему «отметила» прибытие командующего и писателя. На плавбатарею налетело несколько десятков «юнкерсов», подошедших со стороны Евпатории. Разделившись на три группы, бомбардировщики ринулись в атаку. Огонь по ним вели все орудия и пулеметы плавбатареи, поддерживал и берег. Батарейцы сбили три бомбардировщика противника, доказав еще раз, на что способны мастера боевого дела, слитые в единый морской экипаж.
— Какая батарея! — сказал восхищенно Леонид Соболев. — Да, вас скоро немцы за несколько миль обходить будут.
А оно так уже и было! Кто-то из матросов пошутил:
— Разве зря батарея зовется «Не тронь меня».
22 февраля 1942 года приказом командующего Черноморским флотом от имени Президиума Верховного Совета СССР за доблесть и мужество, проявленные в борьбе с врагом, были награждены орденами и медалями наиболее отличившиеся моряки. Среди них старший лейтенант С.Мошенский и старший политрук Н.Середа, лейтенанты С.Хигер и Н.Даньшин, старшина второй статьи М.Бойченко, старшина первой статьи В.Самохвалов, краснофлотцы М.Биркин, Н.Пидручный, А.Лебедев, Т.Риуцкий, И.Чумак и другие.
Батарея продолжала отважно сражаться. Новые и новые вражеские самолеты находили свою гибель в водах Черного моря. За 10 месяцев в героической обороне Севастополя было сбито 26 фашистских самолетов.
«Вчера не возвратился из «квадрата смерти» мой друг Макс. Перед этим не вернулись оттуда Вилли, Пауль и другие. Мы потеряли в этом квадрате уже 10 самолетов. Столько же вернулись подбитыми. Лететь туда — значит погибнуть. Огонь этой батареи изумительно меток, страшен и беспощаден. Что там за люди, которые с нескольких выстрелов сбивают наших летчиков?» Это строки из записной книжки сбитого фашистского летчика Гельмута Винцеля. Вот так отзывались о плавбатарее те, на чьем пути она стояла.
Но обстановка над Севастополем становилась все более угрожающей. Затруднился подвоз боеприпасов и продовольствия. Батарею решили поставить в Казачьей бухте, недалеко от берега, для защиты Херсонесского аэродрома. Здесь она, посаженная на мель, сражалась до 27 июня 1942 года. В этот день в нее попали две пятисоткилограммовые бомбы. Погибли многие из моряков-комендоров, другие были ранены. На руках у боевых друзей скончался командир плавбатареи Мошенский, к тому времени он уже был капитан-лейтенантом. Но уцелевшие вели огонь — ими командовал лейтенант Хигер.
Горел Севастополь, горела искореженная взрывами плавбатарея. Началась эвакуация. На одном из кораблей были отправлены на Большую землю тяжело раненный комиссар Середа и несколько матросов. Другие из оставшихся в живых батарейцев сошли на берег и влились в ряды защитников города. Они дрались на улицах и в окопах, обороняли последний клочок севастопольской земли — мыс Херсонес.
