15oДраматично начался для Веры Н. (все имена в этом интервью заменены. — Авт.) 2014 год. Ближе к рассвету не достигшая еще совершеннолетия девушка в состоянии алкогольного опьянения пырнула ножом своего парня.
— Вера, как и почему это произошло?
— Степан начал распускать руки. Как могла, я сопротивлялась. Друг, как и я, вспыльчивый, взял меня, как говорится «на слабо». «Хочешь — ударь меня ножом, ударь, если сможешь!». Я бросилась в кухню, откуда вернулась с орудием преступления…
— Что было потом?
— Кто-то вызвал «скорую». В больнице тут же появилась полиция. Степан написал заявление. Потом он хотел его забрать. Но это ничего не меняло: ножевое проникающее ранение. Хотя ранка была незначительная.
— Ничего себе незначительная, если врачи уложили парня на больничную койку. Просто так не положат. Верно?
— Степан сразу же простил меня. Я его постоянно навещала в больнице, встречала при выписке. Одновременно ходила по вызовам следователя для дачи показаний.
— Ваш поступок для самой себя был неожиданным?
— Он привел меня в шоковое состояние. Себя не узнала: кухонный нож, полиция, допросы, суд — все это словно не со мной.
— Родные, близкие сочувствовали вам или осуждали?
— Мама осудила меня категорически. Осуждает до сих пор. Косилась в мою сторону и бабушка по отцовской линии. Она меня, по существу, воспитала. Затем заступалась за меня перед матерью: «Ты же мать, как ты можешь на свою дочь такие слова говорить? Ну что теперь? Парень ведь жив-здоров…»
— Отец что сказал?
— Его убили, когда мне едва исполнилось три года. (Голос девушки дрогнул, глаза обильно увлажнились).
— Простите, я не знал.
— Отец, в прошлом моряк, железнодорожник, пошел в магазин за покупками. В соседнем баре увидел дерущихся друзей. Бросился разнимать их, но его сильно ударили кастетом по голове. Этого оказалось достаточно. Состоялся суд. Сторону обвинения представлял друг детства отца — прокурор.
— Вы ощущали, что в жизни вам всегда не хватало отца?
— Понимала, что ожидать поддержки мне неоткуда.
— А мать?
— Отношения между нами не складывались. Не могу простить маме увлечения алкоголем и всего, что этому сопутствует. У нее хватало тепла, но только не для меня.
— Как складывались ваши отношения со Степаном после той роковой новогодней ночи?
— Мы еще встречались в течение двух месяцев, не меньше. Старалась скрывать от родственников и знакомых произошедшее между нами. Но это не получалось. Я спала при включенном телевизоре. При нем чуточку уходили страх, ощущение одиночества. Целыми днями ничего в рот не брала, не было аппетита. Случилось то, что и должно было случиться: в наших со Степаном отношениях наступило охлаждение, чему, возможно, способствовало решение суда в отношении меня: пять лет лишения свободы. Меня взяли бы под стражу, если бы я в течение первых двух лет нарушила режим. То есть я должна была и должна до сих пор периодически отмечаться в соответствующих силовых структурах, не отлучаться на длительное время без их разрешения, не менять постоянное место жительства…
— Видимо, и это не все. Смею предположить, что в вашей жизни появился новый друг.
— Антона я знала с детства. Девчонкой воспринимала его как взрослого мужчину. К моменту, когда мы сблизились, я перешагнула рубеж 17 лет. Ему перевалило слегка за 30. Вместе мы ходили на Исторический бульвар, куда влекли карусели, колесо обзора, другие аттракционы. В сумерках на облюбованном пустыре жгли костерок. Вот так потихонечку налаживали отношения, пока не поняла, что беременна.
— Опаньки…
— С того момента поняла, что моя жизнь вошла в новую колею. Она началась заново. Конечно, от курения не отказалась, пиво с рыбкой у телевизора остались. Глотала витаминчики для женщин в положении, посещала профильное медучреждение. Все или почти все шло, как положено в этих случаях.
— Как в ожидании «прилета аиста» повел себя Антон? Не предлагал ли вам руку и сердце, то есть оформить в установленном порядке ваши отношения?
— Но ведь я была еще несовершеннолетней. В учреждениях, где мы побывали, нам отказывали. В одном месте Антону пригрозили уголовной ответственностью. В 18 лет я уже была на восьмом месяце беременности. Но, став совершеннолетней, я ощутила желание сыграть свадьбу с машиной, украшенной цветами и лентами, с белым платьем, дорогим колечком. Чтобы все было, как положено. Но для этого нужны деньги. Антон — строитель по специальности — взялся их заработать, хотя он грезит о машине. Как можно о ней мечтать? На дорогах от них не протолкнуться, что опасно.
— А если кто-то из вас, пока будет расти накопление, передумает жениться или выходить замуж?
— Разве отметки в паспортах удержат от такого поворота событий, если им суждено случиться? Антон очень привязан к Светочке, родившейся восемь месяцев назад дочери. Меня пытается воспитывать.
— Что его не устраивает в вашем характере?
— Он считает, что я маленькая, глупенькая, но характерная, дерзкая, жесткая.
— Я убежден, вам надо простить маму, понять ее.
— Прощаю, когда она бывает трезвой, мы нормально общаемся, как-никак живем под одной крышей. Не все так худо.
— Как мать относится к Светочке?
— Я против того, чтобы она подходила к ребенку в нетрезвом состоянии.
— Как вы представляете свою жизнь лет через пять? Нынче она ведь не совсем вас устраивает…
— Не представляю даже, честно говоря. Очень хочется создать крепкую семью, чтобы все было так, как у нормальных людей.
— Вы работаете?
— Я никогда не работала. После окончания девятого класса поступила учиться в колледж с мечтой стать поваром.
— Замечательная профессия. Если бы не увлекла журналистика, сам стал бы поваром…
— Я не хочу работать по специальности. Это, как убедилась на практике, длительное стояние на ногах, отсюда — разбухшие вены, варикоз. Что хорошего?
— Вы бы могли устроиться по профессии куда угодно. Повара нужны везде: на корабле например.
— Корабли десятой дорогой обхожу. Боюсь.
— Чем-то ведь придется заниматься…
— Ребенок подрастет, пойдет в садик. Вот тогда загляну в Интернет насчет работы. Может, и поваром устроюсь.
— Из нашего разговора понял, что вас увлекают кино, Интернет…
— Книгу читала, но давно, когда привезли в роддом. По «ящику» любимая передача с ведущим Андреем Малаховым «Пусть говорят». Нередко они посвящены поучительным житейским историям.
— Как вы думаете, возможно ли повторение истории, подобной той, которая произошла в новогоднюю ночь в 2014 году?
— Сейчас, прежде чем что-то решить для себя, думаю о Светочке. Когда в училище узнали о моей судимости, за меня взялись психологи. Я им сказала: у меня все нормально, я не ваша.
— У вас на шее крестик и иконка…
— Это Матронушка. Бабушка дала ее мне, когда я засобиралась в роддом. Я молюсь, когда очень трудно. Можно и мне вам вопрос задать: зачем вы меня обо всем расспрашиваете?
— Верю, что юношам и девушкам могут пригодиться уроки, выпавшие на вашу долю.
— Жаль, но молодежь не читает газет.
— Хочется верить, что их берут в руки родители, дедушки и бабушки. Вот они прочитают вашу историю и скажут детям и внукам — вашим сверстникам: «Видите, как бывает? Будьте умными и рассудительными». Может, и не зря мы потратили время на разговор. Что в заключение хотите сказать от себя?
— В феврале будущего года, если ничего не случится, судимость и некоторые ограничения в правах будут сняты. Судимость — невеселая история. Тем не менее я очень благодарю инспекторов региональной в Ленинском районе Севастополя уголовно-исполнительной инспекции управления Федеральной службы по исполнению наказаний. Они чутко строили наши отношения с учетом моей учебы в колледже, с учетом родившегося ребенка. Конечно, мне приходилось ставить их в известность и о предстоящей сдаче экзаменов, и о болезнях Светочки. Всегда сотрудники этого строгого «казенного учреждения» шли мне навстречу.
* * *
На учет в упомянутой Верой инспекции поставлены десятки осужденных. Девушка — в числе тех, кто не вызывает особых забот и опасений. Там уверены, что их подопечная твердо встала на путь исправления.
Фото автора.
