17o
На этой неделе вся страна прощалась в великим русским художником ХХ-ХХI веков Ильей Сергеевичем Глазуновым. Не могла остаться в стороне и наша газета, для которой его жизнь и творчество очень значимы. Глазунов любил Севастополь, который воочию вошел в его жизнь летом 1982 года, когда в нашем городе-герое—одном из первых среди регионов СССР—в Художественном музее им. М.П. Крошицкого открылась персональная выставка его произведений—во всех залах обоих этажей! И на открытии выставки 18 июня присутствовал сам народный художник СССР профессор Илья Глазунов, которого и запечатлел тогда наш фотокорреспондент Александр Баженов. Автору же этих строк посчастливилось писать об этом событии: сначала в родной «Славе Севастополя» 19.06.1982 г. на 1-й странице вышли мой репортаж с открытия выставки и краткий ее обзор под заголовком «Мир широко открытых глаз», а спустя месяц—обширное интервью с мастером—плод почти четырехчасовой нашей беседы. Многие моменты этого памятного разговора актуальны и сегодня. Поэтому мы, как и 35 лет назад, публикуем запись этой беседы.
—Илья Сергеевич, на выставке
у ваших картин подолгу стоят люди. На лицах у одних—радость, удивление, понимание, у других—недоумение. Как вы сами можете объяснить феномен столь сильного и разного воздействия ваших работ на зрителей?
—Мне сложно судить о своих работах. Важно, как вы их понимаете. Красками я уже сказал все, что хотел. Теперь это—ваше понимание, ваш внутренний мир. Сам же я стремлюсь выражать то, что чувствуют мои современники. Кто-то сказал, что каждый человек слышит в картине свою мелодию. Это абсолютно верно. Мелодия—это уже мысль. Мысль творца, который хочет донести ее до зрителя.
—Вас привлекают времена «Руси изначальной». Киевская Русь, Куликовская битва… Как все это совмещается в творчестве с пристальным вниманием к современности!
—Художник видит сюжет или эпизод из истории через призму сегодняшней жизни. Без прошлого просто нет будущего. Если нация забывает или не знает своего прошлого, то она деградирует. С моей точки зрения, история—это арсенал.
Ваш город также славен своей историей. Посетить его—большой праздник для меня. Глубокое впечатление производит здесь в первую очередь то, как бережно относятся севастопольцы к легендарному прошлому своего города, с какой любовью хранят память о героических предках, замечательных людях, представляющих славу и гордость русской летописи. Жизнь Суворова, Корнилова, Нахимова, мужественных воинов-черноморцев—это образцы национального самоотверженного служения Отчизне.
Меня поразил центр Севастополя, построенный в пятидесятые годы. Романтичный, уютный. Мне показалось, что здесь присутствует тот же дух, как в городе Петра—в Ленинграде, который очень близок мне, как человеку, рожденному там. Я был буквально потрясен, когда увидел ваши очень единые, как в кулак сжатые, гордые архитектурные ансамбли. Это прекрасно.
Знаю, что приближается 200-летие Севастополя. Значительная дата. И очень бы хотелось, чтобы к ней вышло много патриотических книг, появилось много новых памятников и были отреставрированы старые—такие, например, как храм, где покоятся останки четырех великих адмиралов. Чтобы еще раз мы могли освежить в себе и укрепить национальное чувство.
И еще: я познакомился с собранием картин в вашем музее. Замечательная, богатейшая коллекция! Хорошо, что в ней так много интересных работ крымских, севастопольских художников. Это и понятно. Тот удивительный мир, где они живут, его древняя поэтическая история не могут не покорить воображение живописцев, скульпторов. Очень жаль, что лишь малая часть этих работ и других шедевров, хранящихся в запасниках, может широко демонстрироваться. Несомненно, музей остро нуждается в расширении.
—Илья Сергеевич, можно ли надеяться, что посещение нашего города накануне его юбилея послужит толчком для написания вами картин на севастопольскую тематику?
—Это большая ответственность. Я всегда считал, что по приказу произведения искусства не создаются, но такой зримый социально-духовный заказ всегда стимулирует художника. И я лично хотел бы ознаменовать этот юбилей какими-то новыми работами, связанными с Севастополем. Но опять-таки сначала нужно познакомиться поближе с городом, его интереснейшей историей. Вот, например, с большим волнением узнал, что в древней земле Херсонеса был найден уникальный портрет молодого человека, написанный инкаустикой в IV веке! Теперь с томлением жду, когда увижу его.
—Судя по этим словам и опять же по выставке, вы уделяете большое внимание портрету. Почему?
—Портрет—это человек. Каждый человек интересен, он имеет свою душу, свои мысли, несет в себе дух того народа, нации, к которым принадлежит. Выразить все это и показать свое отношение к увиденному я старался, когда писал портреты писателей, актеров, государственных деятелей, рядовых тружеников, борцов за мир у нас в стране и за рубежом. И сейчас, когда в буржуазном мире происходит дегуманизация так называемого «современного» искусства, когда человек, как и национальная история, стал полигоном для извращений и комбинаций, когда нос рисуют на спине, ухо—на пятке, искусство портрета имеет очень большое значение. И потому, мне думается, цель художника сегодня—продолжить традиции правдивого отображения человека, понимаемого как носителя здорового духовного начала.
—Вы против формотворчества в искусстве. Но, думается, некоторые ваши работы, в частности, посвященные Древней Руси,—это тоже поиски новых форм!
—Для меня всегда важнее—«что» и лишь потом—«как». То есть форма должна быть всегда четким выражением содержания. Например, древнерусские образы прежде всего являются для нас уроком. Когда я был на Волге, увидел одну икону, которая потрясла меня гармоничным сочетанием жемчуга, вышивки, стекляруса и красок. Это удивительная форма. Я подумал, что нужно ее перенести в современное искусство. Ведь только в России так делали, нигде больше. Это живопись иглой. И мне захотелось выложить кокошник у русской красавицы имитированным жемчугом. Или на картине с царевичем Дмитрием использовать цветовые удары разных материалов: парчи, жемчуга и т.д. То есть приблизиться к языку того времени, как я это понимаю.
Но передать черты современника—это не просто натуралистически изобразить его и не в абстрактной манере. Процесс творчества требует огромного напряжения, непрерывного единоборства с натурой. Нужны неустанный труд души плюс накопление мастерства. Этому правилу я следовал всегда сам, ему я стремлюсь научить своих студентов. Для этого в мастерской портрета в институте им. Сурикова, которой я руковожу, мы ввели обязательное копирование (как бы беседу со старыми мастерами), рисование с гипсов.
Я считаю, что если художник не умеет нарисовать то, что видит, он не может быть художником. Он будет всегда модернистом, то есть калекой. Потому что модерн могут сделать все. Рафаэль мог бы написать, как абстракционист, если бы захотел, но абстракционист, как Рафаэль,—никогда.
И в балете, театре сейчас обострилась борьба за классику. Шекспир всегда должен быть Шекспиром, а Чайковский—Чайковским. Они требуют классического воплощения. И оформить спектакли в соответствии с образами, предложенными автором,—вот цель художника. Именно это я старался сделать во время работы в Берлинском театре.
Для меня это такая же задача, как воплотить князя Мышкина не в виде двух спиралей или просто человека с бородкой, а именно того Мышкина, о котором думал великий писатель Достоевский.
В архитектуре—то же. Ведь архитектура, как говорил Гёте,—это застывшая музыка. И потому, когда сейчас мы видим, по словам Корбюзье, под видом архитектуры машины для жилья, одинаковые во всех городах мира, то это страшно.
Каждая архитектура должна быть той естественной средой, где воспитывается человек. Потому, например, Александр Сергеевич Пушкин, один из моих любимых поэтов, сформировался в Царскосельском лицее, где «при криках журавлиных в тишине» являться стала ему муза.
—Илья Сергеевич, вы ведете активную деятельность в Обществе охраны памятников истории и культуры. Вас, наверное, волнуют и экологические проблемы?
—Мало сказать «волнуют»—тревожат, очень беспокоят. И не только как члена упомянутого общества.
Да, мы должны охранять памятники, но мы должны беречь и целые памятные места, бесценные для нас, для будущего: будь то уникальная северная культура—Соловки, Кижи, Каргополь—или Ясная Поляна.
—И последний вопрос. Вы родились в Ленинграде, детство ваше прошло в русской деревне, живете в Москве, объездили всю страну, побывали во многих странах… Скажите, Илья Сергеевич, с чего для вас начинается Родина?
—Нельзя, по-моему, сказать: подумал о Родине и сразу «Василий Блаженный» в глазах. Нет, это неверно. Все вспоминается: и хорошее, и плохое, люди, их глаза, бескрайние поля—весь тот мир, который называется Россией. Все, что связано с ней, с жизнью.
Интервью провел Сергей КОШКИН.
На снимке: И. Глазунов на своей выставке в Севастополе.
Фото А. Баженова из архива С. Кошкина (ранее не публиковалось).
