16o
Из воспоминаний Лидии Фёдоровны Гайдамакиной, жителя осажденного Севастополя 1941-1942 гг.
Я родилась в Севастополе. Мы жили в общежитии на улице Гоголя, напротив нынешнего магазина «Орфей». В начале войны папа был матросом в морской пехоте. Потом—шофером, возил боеприпасы на фронт, а с фронта вывозил раненых. Он рассказывал, как за ними охотились немецкие самолеты, и не всем удавалось доехать до фронта: бомбы попадали в машину с боеприпасами и взрывались.
Когда началась война, мне было пять лет, а брату—три года. У нас на ручках, на ножках и шее висели бирочки из клеёнки, где были указаны Ф.И.О., год рождения и адрес, написанные химическим карандашом.
Мама работала санитаркой в госпитале, который находился на территории 1-й горбольницы. Севастополь постоянно бомбили. Я помню некоторые моменты. Мы шли домой, и вдруг началась бомбардировка. Мы заскочили в первое попавшееся бомбоубежище. Вдруг раздался грохот, меня что-то толкнуло, потемнело в глазах. Через некоторое время я вижу себя засыпанную землей и маму, очищающую меня. Оказывается, рядом с бомбоубежищем упал снаряд, взорвался, и рухнула часть здания. Там были дети, которых засыпало землей. Через много лет после войны мама мне рассказала, что когда откопали детей, они были мертвы. Однажды мы шли с маминой работы домой. Около дома встретили женщину, она шла на дежурство (ниже я расскажу, почему я о ней пишу). Мама уложила нас спать, но вскоре разбудила, и мы пошли в бомбоубежище. Только вышли из подъезда, я услышала свист в небе, подняла голову посмотреть, а в это время три прожектора осветили немецкий самолет. Мама закричала: «Бомба», и мы побежали к бомбоубежищу. Меня подхватила ударная волна и швырнула о дверь. Я потеряла сознание и долго не приходила в себя. Мама понесла меня в госпиталь. Я несколько месяцев не разговаривала, потом стала заикаться, страдала недержанием мочи. Нам дали жильё на улице Щербака, т.к. дом на Гоголя был разрушен, и все, кто в нем находились, погибли. Погибла и семья той женщины, о которой я писала выше (мать и двое детей). Она не знала, что мы с мамой успели спрятаться в бомбоубежище и что ночью она меня отнесла в госпиталь. Эта женщина встретила папу на станции: шли эшелоны, и сказала ему, что мы погибли.
Очень тяжелый след остался у меня на всю жизнь. Следующий момент, который я помню. В Карантинной балке располагался госпиталь. Мама работала санитаркой, а я бегала среди раненых: кому-то воду приносила, передавала махорку, кому-то таблетки от медсестры и прочие мелкие поручения. Однажды хирург вышел из операционной, а я в это время поила раненого. Он как закричит: «Это чей ребенок поит раненого в живот после операции?» Я очень испугалась. Потом поила только тех, у кого на животе не было повязки. Когда хирург делал обход, меня раненые прятали под бушлатом. Иногда они доставали из карманов кусочек сахара или карамельки, обсыпанной махоркой, и угощали меня.
Был налет немецкой авиации, почти весь госпиталь разрушило. Погиб и тот хирург, и раненые. Страшную картину видела я. Мама говорила, что я пришла в бомбоубежище бледная и почти две недели сидела и плакала, всё время говорила: «Дядя Вася, дядя Коля…» и другие имена. Мама думала, что я умом тронулась. Я с детских лет не смотрю ни художественных, ни документальных фильмов про войну.
Была на экскурсии на 35-й батарее. Я еле сдерживала себя, пока добиралась домой. А потом шла по улице и рыдала. На моё счастье, людей не было и дома тоже никого не было. Я несколько дней не могла успокоиться, периодически плакала. Я до сих пор смотрю с тревогой на небо, когда слышу гул самолета, исключая звук реактивного.
Смутно помню то время, когда был госпиталь в Инкерманских штольнях. Только помню всё время просьбу о воде и полумрак в помещениях. Вода была в колодце, а колодец немцы обстреливали. Просмотр фильма «Брестская крепость» напомнил моей маме о том, что она пережила в Инкерманских штольнях, она закричала на весь кинозал и потеряла сознание, её увезли на «скорой» в больницу.
Зима 1941-1942 гг. была очень холодной. Был голод. Помню мыс Феолент, куда вывезли госпиталь, чтобы отправить раненых на Кавказ. Стоял корабль, и на него с берега переносили раненых. На берегу стояла мама с нами и другими женщинами с детьми. Около мамы остановился матрос и спросил: «Почему не на корабле?» Мама ответила, что её не берут. Тогда он произнес: «Пошли». У трапа он сказал: «Это моя жена». Нас пропустили. Мама с братом на руках и узелком поднималась по трапу, а я—следом. Я оступилась, но ручками успела ухватиться за поручень. Глянула вниз, а там плещется мутная вода. У меня с ноги упал башмачок. На берегу люди закричали: «Ребенок висит». Меня кто-то подхватил и толкнул на палубу. Мама в трюме занималась ранеными, а я была на палубе, где тоже лежали раненые. Когда корабль вышел в море, я заметила панику среди людей. Оказалось, что нас преследует немецкая подводная лодка. Некоторые раненые схватили спасательные круги и стали прыгать в воду. Подводная лодка выстрелила. Я видела снаряд, который двигался над водой, он взорвался. Поднялась волна, которая прошла по палубе, и смыла несколько человек за борт. Меня волна окатила, но не смыла, т.к. я стояла за каким-то выступом. Второй снаряд попал в корабль. Но нас уже спасали береговые службы, а катера погнались за немецкой подводной лодкой.
Мама говорила, что после нашего отъезда Севастополь сдали через 3 недели. А матрос, который посадил нас на корабль, называл мою маму единокровной сестрой. Его в самом начале войны ранило, и он потерял много крови. Мама дала ему свою. Он выздоровел и пошел воевать. На мысе Феолент они встретились через много месяцев.
На берегу раненых отправили в госпиталь, а нас посадили в эшелон для эвакуированных и отправили на Кавказ, где затем перевозили из одного аула в другой. Мама работала на полях, а мы были дома. У меня осталось в душе чувство благодарности народу Кавказа. Они нас подкармливали. «Рус, рус»—звали они нас. Доставали из фартука лепешку, фрукты, приводили домой к себе и кормили.
Когда выслали чеченцев, всех эвакуированных привезли в Чечню. Мы жили в Урус-Мартане. Когда в 1944 году освободили Севастополь, многие эвакуированные вернулись из Урус-Мартана туда. Мама не поехала, не было жилья и от папы никаких вестей. Он был в числе водителей, которые обслуживали Ялтинскую конференцию. Видел И. Сталина, У. Черчилля, Ф. Рузвельта. Папу по просьбе главного инженера строительства Черноморского флота оставили в Севастополе, он участвовал в восстановлении разрушенного города.
Как-то на улице он встретил женщину, которая вернулась из Урус-Мартана. Она рассказала, что погибли её муж, мать и двое детей, а с ней остался один сын. Она спросила папу: «Ты собираешься забирать Мотю с детьми?» Он ответил, что они погибли. Она дала ему адрес, где мы жили. Папа приехал и забрал нас. Здесь мы встретили День Победы. На рейде стояли красивые военные корабли, люди обнимались, плакали, радовались победе, а вечером был салют.
В Севастополе я пошла в школу, но училась плохо. Проживание на Кавказе не прошло для меня бесследно—страдала косноязычием. Мы жили очень бедно, и я питалась в столовой при школе. Мой папа заболел туберкулезом. Тогда много фронтовиков им болело и не всем удавалось выжить. Папа выжил. Я тяжело заболела. Сначала фурункулёзом, потом пневмонией. Я очень трудно выздоравливала в течение нескольких месяцев. Думали, что не выживу. Но после болезни у меня восстановилась память, прошли заикание, косноязычие.
Я стала хорошо учиться, моя фотография висела на Доске почёта. После школы окончила с отличием Севастопольское медучилище, работала акушеркой. Потом с мужем уехали на Дальний Восток, где прожили 23 года. Окончила Хабаровский мединститут. Работала акушером-гинекологом. Я уже давно на пенсии. У меня была любимая работа, недавно отпраздновали шестидесятилетие нащего брака. У меня двое детей, двое внуков, один правнук. Моя судьба сложилась удачно. И всё это благодаря Великой Победе нашего народа над немецкими захватчиками.
Я люблю свою Родину, наш народ и родной Севастополь. Я участвовала в событиях «Крымской весны». Ходила на митинги на площадь Нахимова, в штаб ополченцев носила деньги, продукты. Кричала со всеми: «Россия!» и пела «Легендарный Севастополь».
Обращаюсь к молодёжи: любите Родину, Севастополь, гордитесь своим народом, который совершил бессмертный подвиг. Сейчас появились негодяи, которые делают ревизию героизма нашего народа. Это потомки предателей или современные иуды, которые за евро и доллары продают свою Родину. В 1941-м народ встал на защиту своего Отечества. И Гитлеру не удалось, как он хотел, за несколько месяцев победить нас. Наша армия гнала фашистов до самого Берлина. На фронт уходили здоровые мужчины и женщины. Они мечтали учиться, работать, любить, растить детей. Но шли под пули, ложились с гранатами под танки, закрывали вражеские амбразуры своим телом, а в небе таранили немецкие самолеты, терпели в окопах холод, голод, бомбардировки, пытки в немецких гестапо, отдавая самое дорогое, что есть у человека,—жизнь, которая даётся один раз. Поэтому каждый, кто воевал с фашистами,—герой. Те, кто остался на поле брани, кто умер от ран, от пыток,—не могут себя защитить.
Всё меньше остаётся ветеранов Великой Отечественной войны, всё меньше остаётся тех, кто пережил войну. Героизм наших отцов, дедов, прадедов должны защитить вы—потомки великого, непобедимого народа. Чтобы никакая клевета не коснулась их чести, достоинства и героизма. Мы празднуем День Победы. Это наша благодарность тем, кто дал нам возможность выжить, обеспечил мир. Светлая память о них будет в наших сердцах и сердцах наших потомков.
________________________________
«Мы свою жизнь «на паузу» не ставим…»
В советские времена была песня: «Не стареют душой ветераны, ветераны Второй мировой!» Вот и сейчас хочу обратиться к своим землякам, друзьям, членам организации «Жители осажденного Севастополя 1941-1942 гг.».
Дорогие мои, помните эти золотые слова в теперешней жизни. В этом месяце пришла долгожданная для нас весть: Госдума РФ в первом чтении законопроекта подтвердила наш статус ветерана Великой Отечественной войны. Разрешите вас всех с этим поздравить и пожелать здоровья, бодрости, несмотря ни на что! Да, не можем мы сейчас в силу обстановки самоизоляции собраться вместе на наше традиционное общее собрание, не можем навестить друзей и оказать им поддержку. Но я верю: всё ещё впереди! Не будем ставить свою жизнь «на паузу» и падать духом, не будем стареть душой. Самоизоляция не вечна, мы ещё соберемся все вместе и обнимем друг друга.
А теперь от себя и от вашего имени хочу выразить огромную благодарность тем, кто уверенно, несмотря на трудности и возникающие сложности, вёл нас к этому радостному дню.
Во-первых, это депутаты севастопольского заксобрания первого созыва и лично Александр Андреевич Кулагин. Созданная им и принятая единогласно всеми депутатами законодательная инициатива о нашем статусе пробила брешь бюрократии.
Во-вторых, это прямое обращение в личной беседе с президентом РФ Владимиром Путиным нашего ответственного, инициативного губернатора Михаила Владимировича Развожаева. Всё это ускорило решение вопроса.
Ну а дальше к работе подключились Дмитрий Анатольевич Белик, депутат Госдумы, Екатерина Борисовна Алтабаева, член Совета Федерации, и другие представители в госструктурах от Севастополя. И… Победа!
Всем им наша душевная благодарность и, как говорят, родительское благословение. Будьте здоровы, успехов вам в вашей ответственной работе, благополучия вам и вашим семьям.
И. Глотова, председатель РОО «Жители осаждённого Севастополя 1941-1942 гг.»
