18o
150 лет Свято-Никольский храм-памятник на Братском мемориальном кладбище несёт свою службу святой Церкви православной, народу православному, святому воинству.
Тридцать лет настоятелем храма служит протоиерей отец Георгий Поляков. В том, что некрополь сохранен для потомков, его немалая заслуга.
О детстве
—А как вы пришли к Богу, отец Георгий?
—Дорога не самой короткой получилась. По отцовской линии у меня в роду все старообрядцы. Наверное, я—пятое поколение, а может, и десятое. Ведь не все староверы в свое время ушли на Север и в Сибирь, кто-то подался на юг—в Бессарабию, Румынию, мои родственники до сих пор живут там. Семья была огромной, ее разбросало по разным сторонам.
Сказать по совести, в детстве и юности не думал, что стану священнослужителем, но так Господь управил… В 1977 году поступил в Московскую духовную семинарию, ректором которой был блаженнейший Владимир, бывший митрополит Киевский и всея Украины. Царство ему небесное.
—Вы же родом из Севастополя?
—Да, вырос на улице Матюшенко. Детство провел в Херсонесе, это совсем рядом. Конечно, храма там еще не было, только развалины. Мы, мальчишки, бегали туда в трусах—купаться в море. Утром уходили и поздно вечером возвращались. По дороге обносили какой-нибудь соседский огород. Лишнего не брали, только то, что могли съесть. В море ловили крабов, рапанов, добывали себе на пропитание.
Летом на пляже подходили приезжие: «Ой, ребята, не продадите?» Отдавали за гроши, покупали взамен сладкую воду, мороженое, батоны хлеба. Иногда ходили в кино на детские сеансы. До сих пор помню: билет стоил десять копеек. Сидим в зале, а из носа морская вода течет—мы же без конца ныряли.
Так и росли. Хорошее детство было… Меня воспитывала бабушка, царство ей небесное.
А в пятнадцать лет я уже надел военную форму. Собирался поступать в Московское суворовское училище, прошел медкомиссию, оформил документы. Поехал в Симферополь в областной военкомат с папкой документов, стою, жду отправки. Подходит военком и говорит: «Юра, на Крым выделили одно место, в Москву поедет другой мальчик… Ты пойми правильно…»
—Блатного взяли?
—Наверное, чей-то сын. Я на секунду даже растерялся: «А мне-то что делать?» Военком спросил: «Пойдешь в военный оркестр?» Я сразу согласился.
Это был оркестр Симферопольского высшего военно-политического строительного училища. Командир—генерал-майор Аверин, дирижер—Холодовский. Нас было четверо подростков. Что-то вроде сынов полка.
На довольствие поставили, экипировали. Форма еще старая, мундиры. Жили на казарменном положении, в вечернюю школу на уроки отпускали по увольнительной. И в выходные в город—тоже.
Помню, в первый раз дружно едва не загремели на «губу», хотя не совершали ничего предосудительного. Форму на нас ведь перешили, шинели выдали офицерские, у меня были хромовые сапоги, хотя по уставу полагались яловые. Словом, вышли мы вчетвером в город и разбрелись по парам. Кто-то захотел в кино, я с приятелем отправился в парк за мороженым. А буквально через час мы все встретились в комендатуре, патруль задержал подозрительных подростков: одеты по форме, а по возрасту—дети. Офицеры связались с оркестром, за нами приехал старшина, забрал с собой.
—На каком инструменте вы играли?
—Сначала на кларнете, но недолго. Потом была валторна.
—Сейчас сможете?
—Вряд ли. Забыл все, хотя у меня долго мундштук хранился.
О владыке Луке
—Наше училище в Симферополе соседствовало со стадионом ДОСААФ и старым кладбищем, за которым располагался Центральный рынок города. В школу мы всегда ходили через него. Почему? Когда бабульки, торговавшие овощами и фруктами со своего сада-огорода, видели нас, то обязательно угощали яблоками, грушами. Мы не отказывались, естественно.
А на кладбище стоял храм. Он и сейчас есть. Там уже давно никого не хоронили, по сути, эта была парковая зона, где мы прятались от патрулей, убегая в самоволку. И я заметил, что у одной могилки часто собираются старушки в платочках. Как-то подошел к ним, спросил, что они тут делают. Смотрят: солдатик, мальчишка. Одна и говорит: «Сыночек, здесь лежит владыка Лука. Официально собираться нельзя, власти гоняют, но мы тихонько приходим, служим молебны». Так я впервые услышал о Луке.
—Кем он был?
—Личность выдающаяся! В миру—Валентин Войно-Ясенецкий. Хирург, доктор медицины, автор книг по анестезиологии, лауреат Сталинской премии. В то же время—архиепископ Симферопольский и Крымский, профессор богословия, причисленный к лику святых исповедников Русской православной церкви.
За религиозные убеждения Луку в 30-е годы прошлого века репрессировали, в общей сложности он провел в ссылке одиннадцать лет. Потом его реабилитировали, дали возможность служить в храме.
Когда я уже учился в Москве в семинарии, знакомая старушка дала почитать рукописные труды Луки. Ее муж дружил с владыкой. Честно сказать, тогда я не очень понимал, к какому источнику мудрости прикоснулся. Осознание пришло позже.
Третья моя встреча с Лукой была, когда его прославляли в кафедральном соборе Симферополя. Я уже служил благочинным Севастополя, поднимал здесь храмы, возвращал их РПЦ. И удостоился чести нести гроб с мощами Луки от кладбищенской церкви до Свято-Троицкого собора. Это было в 1996 году. Получается, спустя почти двадцать лет, как я пришел в семинарию. Уже после армейской службы. Тогда существовало правило: в семинаристы брали лишь тех, кто отдал долг Родине.
О службе
—Вы вроде бы спецназовец…
—Без «вроде бы». Отдельный специальный моторизованный батальон милиции в Кривом Роге. Школу сержантов окончил в Донецке. Нас называли «дикой сотней», бросали наводить порядок там, где было горячо. Скажем: случилась авария в шахте, погибли люди, вот «спецов» и направляли, чтобы не допустить массовых выступлений против советской власти. Мы помогали милиции, если та не справлялась.
Кривой Рог надо было держать в узде. Город специфический: на 750 тысяч населения 250 тысяч—бывшие заключенные. А у нас—пустые рожки автоматов Калашникова, патроны несли в ящике, боевыми заряжать не разрешалось, чтобы не пострелять кого-нибудь ненароком. Обычно мы сидели в автобусе и ждали, не начнется ли серьезная провокация. Помню, запускали 9-ю домну, комсомольскую стройку. Народ разошелся не на шутку, широко гулял… А мы приглядывали, кабы чего не вышло.
В конце службы за поимку опасного преступника я получил звание отличника Советской Армии и ценный подарок—будильник красного цвета.
Стрелял я хорошо. Из пистолета и автомата. После отбоя тренировался, специально по нескольку минут держал на уровне плеча металлическое быльце от кровати, чтобы, значит, рука не дрожала. Кладешь копейку на мушку «макарова», на холостом спуске делаешь щелчок, и монетка не должна упасть…
Офицеры и прапорщики любили посоревноваться со мной в меткости. Задевало их, что сержант бьет точнее. Обычно заключали пари на сгущенку, сахар и сливочное масло. Как правило, я выходил победителем. В мое отделение ребята сами просились: нас и так кормили хорошо, а я еще дополнительное питание добывал. Призовые делили на всех…
—Вам предлагали продолжить службу в органах?
—Можно было идти в милицию, в силовые структуры. Но я не видел себя в этом качестве. Вернулся в Севастополь, пошел рыбалить. На фелюге в море ходил. Во-первых, зарплата хорошая. При удачной зимней путине можно потом хоть полгода не работать.
Но на самом деле я ждал момента для поступления в семинарию. Надо было документы в приемную комиссию так отправить, чтобы КГБ не перехватил. По почте отсылать не стал, передал через проверенного человека. Пока собирал медицинские справки, говорил, что хочу учиться на моряка. На самом деле, если бы не прошел в семинаристы, уехал бы в Мурманск в высшую мореходку, попробовал бы счастья на штурманском отделении. Так что вы разговариваете с несостоявшимся капитаном дальнего плавания.
—Действительно?
—Мальчишка, выросший у моря, не может не мечтать об алых парусах. Но у меня все же есть восемь походов. Пусть и не на капитанском мостике, а в качестве священника.
—Куда ходили?
—В Средиземное море, Сирию, участвовал в высадке десанта в Приштину. Это отдельная история…
О «зарубежниках»
—А на Братское кладбище вы как попали, отец Георгий?
—Тридцать лет назад я служил священником в Свято-Троицком кафедральном соборе Симферополя, а Братское кладбище вместе с находящимся на его территории Свято-Никольским храмом пыталась захватить Русская зарубежная церковь—последствия Карловацкого раскола, случившегося еще в 1921 году. «Зарубежники» взялись за дело серьезно. Это сейчас мы с ними дружим, а тогда…
Словом, владыка Василий Златолинский направил меня настоятелем Свято-Никольского храма. Когда я вернулся в Севастополь, у РПЦ был один храм на улице Пожарова. Через десять с лишним лет я сдал благочиние, и службы уже шли во Владимирском соборе—усыпальнице адмиралов, в храме Архистратига Михаила, Покровском, Владимирском соборе в Херсонесе, Госпитальной церкви Черноморского флота. За каждый храм приходилось биться, убеждать местную администрацию, показывать бумаги. Все шло непросто, с подвохами.
Помню, пришел в городской архив к начальнику. Спрашивает: «По какому поводу?» Говорю: «О передаче Покровского собора Русской православной церкви». Он даже подпрыгнул: «Никогда этого не будет! Только через мой труп». Я ему и ответил: «Да ваш труп для Господа—даже не мановение ока». Он потом кляузы писал, что отец Георгий угрожал ему убийством.
Вот и со Свято-Никольским храмом похожая история. Я мирный человек, никому зла не чиню, но всегда ратую за справедливость. У меня были ученики-спортсмены, увлекались айкидо. Случайно так получилось. Собрал их как-то и говорю: «Ребята, надо провести занятия. По закону Божьему». Приезжаем к храму, а там уже меняют замок на дверях. В домике по соседству на столе стоят бутылка водки, торт—готовятся праздновать победу.
Говорю: «Извините, я новый настоятель. Вам надо покинуть помещение, здесь будет воскресная школа. Закон Божий будем изучать». Те в драку полезли. Ну мои парни их утихомирили маленько. Не били, только успокоили. Хорошо, что я догадался взять с собой двух милиционеров, так сказать, представителей власти. Это же декабрь 1990-го, конец Советского Союза. Милиция не вмешивалась, лишь смотрела.
А на меня такое полилось! Оказалось, зарубежная церковь выделила большие деньги, уже подкупила местных чиновников, а я им спутал карты. Даже в газете New York Times появилась заметка, мол, московский поп, хулиган и бандит, с группой вооруженных до зубов разбойников забрал в Севастополе собор, изгнал «зарубежников» из любимого храма… Не мог поначалу понять, из-за чего переполох поднялся. Я обычный священник, и вдруг… Ларчик просто открывался. Митрополит Виталий, в то время глава Русской церкви за рубежом, царствие ему небесное, был сыном морского офицера. Они жили на Северной стороне у Свято-Никольского храма, и Виталий ребенком часто туда ходил. Даже видел Николая II, когда император приезжал в Севастополь.
—Поэтому и захотел вернуть?
—Да, сделать Свято-Никольский храм южным центром зарубежной церкви.
Так я разобрался, почему попал в эти жернова, став разбойником лихим… Первое, что сделал в Свято-Никольском храме, открыл воскресную школу, единственную в Севастополе. Затем—врачебный кабинет, где матушка, терапевт по профессии, бесплатно принимала людей. Следующим шагом стал выпуск газеты «Севастополь православный». Ох и пришлось мне побегать! Сначала не хотели регистрировать, потом—печатать.
Помню, в декабре 1991-го на храмовый праздник решил сделать детям подарки—от святителя Николая. Директор Центрального рынка Севастополя Александр Василенко был моим одноклассником. Обратился к нему, он пошел навстречу. Собрали мандарины, конфеты, мягкие игрушки, всю ночь с матушкой вязали дома праздничные мешочки. После службы ребятишки разобрали гостинцы.
1991 год памятен и тем, что милостью Божией и с помощью Черноморского флота России мне удалось воздвигнуть на прежнем месте взорванный советской властью крест на скале у Свято-Георгиевского монастыря на Феоленте.
Севастопольское благочиние становилось одним из самых крепких на Украине.
Об алкоголиках
—Как говорится, лиха беда начало.
—Приключения на том не закончились. Вы были на Братском кладбище, видели, в каком оно состоянии. Все прилично, по-человечески. А когда я только пришел, территория выглядела ужасно. Позарастало так, что могил не видать. В кустах сирени протоптали ходы, которыми пользовались… алкоголики, местные пьянчужки, хулиганы.
Потихонечку я занялся храмом, он тоже был весь разбитый. В 1942 году здесь шли тяжелые бои, немцы сначала брали Северную сторону Севастополя. За Братское кладбище завязалось упорное сражение. Фашистский наводчик забрался на колокольню и оттуда корректировал огонь своих орудий. Горизонт храма—двадцать пять миль. Практически весь город в зоне видимости. С находившегося в бухте крейсера «Красный Кавказ» сделали несколько залпов, один снаряд попал в колокольню, значительная ее часть оказалась разрушена. Крест весом более двадцати трех тонн упал вниз, расколовшись на три части.
До девяностых годов двери храма оставались замурованы. Серьезные реставрационные работы провела Московская Студия имени Грекова под руководством директора Андрея Соколова.
Но это было потом. Сначала требовалось навести элементарный порядок. И вот как-то вечером иду со службы, смотрю: мужик ныряет в нижние ворота кладбища, а за плечами у него большой старый рюкзак цвета хаки, доверху забит бутылками, даже не закрывается. Заметил, что я спускаюсь навстречу, и вильнул влево. Я—за ним. Подхожу: на братской могиле сидит компания, выпивает. Вокруг—папиросные бычки, бутылочные пробки, золотистые фантики от плавленых сырков…
Видимо, давно выпивают, мужик с рюкзаком за добавкой бегал, не хватило «горючего».
Я в подряснике, сразу понятно, что не обычный прохожий. Говорю вежливо: «Ребята, вы, наверное, знаете, что кладбище и храм передали Православной церкви, мы пытаемся восстановить все, а вы сейчас сидите на могилах, гадите. Прошу вас: не надо. Может, здесь лежат ваши деды и прадеды».
Помню, один или двое встали. Остальные начали возмущаться: «Да кто ты такой? Да мы тебя…» Я ответил: «Мужики, больше уговаривать не буду. Но если еще раз увижу, пеняйте на себя. Обращаться в милицию не стану». Развернулся и пошел, а в спину полетело: «Да ты нам угрожаешь?» И в таком духе.
На следующий день сказал своим ученикам, тем, что айкидо занимались: «Надо привести в чувство». И ребята начали патрулировать территорию. Попались им как-то эти пьяницы. Им бы исчезнуть по-тихому, а они стали права качать: «Поп у вас неправильный. Обидел нас». Ну и напросились…
Прошло, наверное, года три, и на каком-то празднике начальник райотдела милиции встает и произносит тост в мою честь: «Батюшка, благодарю вас за восстановленный порядок. Раньше мы в это место даже наряды не посылали. Слишком криминальной там была обстановка, даже зашкаливала. Люди обходили кладбище стороной. Говорю: «Что же ты мне раньше не сказал? Я бы испугался».
И знаете, как-то вечером шел со службы и смотрю: женщины с колясками гуляют по территории. Тогда я окончательно понял: все, теперь порядок.
—Стесняюсь спросить, отец Георгий, где вы таких талантливых учеников нашли? Тех, что айкидо владеют.
—Да я и не скрываю. Девяностые бандитскими не только в Петербурге или Москве были. В Севастополе свои ОПГ имелись. Как-то пришел местный авторитет (не буду называть фамилию, человека давно убили) и говорит: «Батюшка, я вот думаю создать что-то типа монастыря Шаолинь».
Он был спортсменом, чемпионом Европы по кикбоксингу. Мол, пусть мужики боевыми искусствами занимаются, чем дурью маются. Спрашиваю: «А вы крещеный?» Отвечает: «Нет, но подумаю». Через неделю или полторы вернулся и привел с собой полсотни молодых, здоровых, сильных ребят. Конечно, я не наивный человек, у меня есть глаза и уши, но прежде всего я—священник. Если люди готовы разделить веру отцов и дедов, мне лишь радость.
Ведь к кому Господь пришел? К грешникам, их нужно спасать. Быть возле праведников очень легко.
Я видел, как этот авторитет относился к людям, сколько вместе со своими парнями помогал детским домам, когда местные власти от них отвернулись. В то время городской милицией командовал генерал Белобородов. Спросил меня при встрече: «Батюшка, зачем ты с ним связываешься?» Я ответил: «Он преступник? Посадите его в тюрьму. А я священник. Ко мне человек пришел покаяться и принять крещение, веру святую».
Обо мне много разных сплетен ходит, спокойно к этому отношусь, поскольку знаю, что не совершал ничего предосудительного.
Об Андреевском флаге
—Правда, что все время, пока Севастополь оставался под Киевом, вы не давали убрать Андреевский флаг перед храмом?
—Так и было. Однажды ко мне обратился командующий Военно-Морскими Силами Украины Ежель: «Отец Георгий, сними этот флаг, ты же понимаешь, какие разговоры идут. Катят на тебя… А я выдам самый красивый стяг Военно-Морских Сил Украины. Какой хочешь выбирай». Говорю: «Михаил Брониславович, у меня растут сыновья. Как буду смотреть им в глаза? Учу одному, а делаю другое? И не втягивайте меня в политику. Здесь лежат ребята, которые погибли под Андреевским флагом. Тогда Военно-Морских Сил Украины не было, и этот флаг не будет здесь развеваться». Ежель продолжил: «Ты ничего не понимаешь. Мы тебе поможем». Я поблагодарил и сказал, что тема закрыта.
Приходили и от Филарета, когда в Киеве раскол случился… Приехал гонец, предлагал пятьдесят тысяч долларов и гарантированную поддержку республиканских силовых структур, если перейду из подчинения Московскому патриархату в Православную церковь Украины.
—И что вы сказали?
—Послал его дальше идти дорогой неправедной… Я верой не торгую. Много всяких историй было, есть что вспомнить и рассказать.
—2020 год тоже внес лепту?
—А как же! Юбилей Великой Победы, 150 лет нашему Свято-Никольскому храму… Радостные события, которые мы широко отмечали.
—А еще был (и пока не ушел) коронавирус, прочие напасти. Тяжелый год…
—Скажите, какой год у нас легкий? Ничего, и это переживем с Божьей помощью. Обязательно! Аминь.
В. Нордвик.
Исторический научно-популярный журнал «Родина», № 11 (1120).
