16o
Розы, пахнущие морем… — На рубеже 60-х годов теперь уже прошлого века, — сказал хозяин уютной квартиры, что в «хрущобе» по улице Гоголя, — я, так уж судьба распорядилась, работал с хором клуба «Коммунальник». Однажды, как обычно, ко мне зашел ваш коллега — журналист «Славы Севастополя» Дима Ткаченко. Он напел мне озарившую его сознание и не дававшую ему покоя мелодию. Это была главная тема будущих «Севастопольских роз». Когда он вечером вновь забежал ко мне, я ему сыграл готовое произведение. Таким образом, у известной многим песне, которую до сих пор с подъемом исполняют профессионалы и любители вокала, два автора музыки — Дима Ткаченко и покорный ваш слуга. Так после продолжительных препирательств мы условились. На нашу мелодию замечательно легли превосходные стихотворные строки севастопольца Славы Шерешева.
— Поразительное попадание в «десятку». Действительно, творческое озарение…
— Мы представили «Севастопольские розы» на городской песенный конкурс. Вы не поверите, но в тройку лучших произведений взыскательное жюри во главе с Боголеповым включило два других моих произведения. А «Севастопольские розы» едва-едва вошли в десятку лучших песен. Все же «Севастопольские розы» были опубликованы. Я и Дима Ткаченко как авторы музыки получили гонорар — по пять рублей на брата. В лучшем положении оказался Слава Шерешев. Его денежное вознаграждение составило десять рублей. Но это не помешало нам, добавив к общей сумме по рублю-другому, весело отметить общий успех.
— Я сказал, что «Севастопольские розы» — везение, словно выигрыш в лотерею, но ведь это не так. На то, чтобы написать эту песню, потребовалось время того звездного дня и всей предыдущей жизни.
— Я отношу себя к поколению детей войны — Великой Отечественной. Ее вихрь разметал нашу семью. Меня вместе с сестренкой Марией он, окаянный, занес из благословенной Полтавщины в Мордовию, где наскоро для ребят, оказавшихся на сиротском положении, открыли детский дом. Голодали жутко. Осенью, бывало, самые смелые уходили в лес. По дороге на убранных огородах находили картофель. Его пекли в кострах. Живой огонь спасал нас и от волков. Кажется, на расстоянии вытянутой руки горели их глаза. Бросишь головешку из костра, серые оставят в покое, но только на минуту. Костры горели до утра. Один раз в неделю старших детдомовцев направляли в ближайший к нам городок Темников или дальше, в Саранск — столицу Мордовии, за продуктами. Ребята-заводилы и меня привлекали к поездкам. Польза от меня, как от грузчика, была малая. Собственно, телегу наполняли другие. А я ходил по рынку и просил милостыню. Чтобы разжалобить народ, пел берущие за душу песни. «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…», «На опушке леса старый дуб стоит…» — выводил я своим голоском. С этими песнями я имел необыкновенный успех и в госпиталях во время концертов для раненых. Там же, в Саранске, по установленному на улице громкоговорителю услышал об открывшемся Московском государственном хоровом училище. Война катила к своему завершению. Нас отыскала мама. Забрала назад на очищенную от врага Украину. Но я сбежал. В вагонах товарных составов не без приключений и нешуточных испытаний добрался-таки в Москву. Босяк босяком ступил на ее улицы. Меня тут же взяли под ручки милиционеры. «Приехал в Москву учиться пению», — взмолился я. Но стражи порядка были неумолимы: «Мы, парень, все поем». Меня вернули домой. Тут уж мать я начал донимать: «Разреши да разреши!» Собрала она узелок со скудными харчами, обрядила в чистое и сама повела к поезду. Каким-то образом упросила проводников довезти меня до Москвы. В качестве платы были песни о тех же рябине да дубе. Затянул я их и на прослушивании в училище. Его возглавлял А.В.Свешников — легендарная личность. Но в первый день я попал к его заместителю Н.И.Демьянову, который преподавал сольфеджио.
— И пошла полная открытий столичная жизнь…
— Не говорите. Вместе со мной учились ребята постарше — Альфред Флерковский, Родион Щедрин. Впоследствии они стали известными композиторами. Александр Юрлов по прошествии лет возглавил кафедру дирижирования в училище имени Гнесиных. Но это будет потом: звания, титулы, должности. А пока мы были, как все дети, подвижные, не без шалостей. Робик, как мы называли не по годам серьезного Родиона Щедрина, давал мне подзатыльники за попытки сорвать его занятия за роялем. Хор мальчиков под управлением Свешникова пользовался в столице неслыханной известностью и популярностью. Без нас не обходился ни один концерт в Кремле. Там мы видели Берию, Молотова, Маленкова, самого Сталина. А однажды к общежитию подкатила легковая машина невообразимых размеров и нас, небольшую группу мальчиков, повезли на новогодний праздник домой к Михаилу Калинину. Помню, была нарядная елка, много сладостей. Мы пели для детей и взрослых. Было весело.
— Александр Ильич, я не сделаю открытия, сказав, что ваш приезд в Севастополь напрямую связан со службой в Вооруженных Силах.
— А вы-то откуда знаете? Вам кто-то об этом сказал?
— Об этом и говорить не-обязательно. Многие представители творческих профессий благодаря воинской службе осели в нашем городе.
— Надо же, вы правы. Действительно, длительное время я работал в профессиональных и любительских флотских творческих коллективах. Многое в работе меня связывало с замечательным человеком, выдающимся, в чем я уверен, музыкантом Борисом Боголеповым. Помнится, он был душой масштабных замыслов и акций. Старожилы, наверное, до сих пор помнят многотысячный сборный хор, который впервые исполнил песню Вано Мурадели «Легендарный Севастополь» в присутствии автора. По-моему, тот хор насчитывал в своем составе десять тысяч вокалистов, не меньше. Ко мне в Севастополь приезжал Н.И.Демьянов. Приглашал работать в Москву на вполне подходящую должность. Но я предпочел Севастополь не столько из-за открывшейся перспективы решить проблему жилья, сколько из-за царившей в городе творческой атмосферы. Мы словно перетекали из смотра в смотр, из конкурса в конкурс. Мне довелось даже принять участие в съемках фильма о лейтенанте Шмидте.
— Сами, наверное, много музыкальных произведений написали?
— Всего из-под моего пера вышло около 300 произведений песенного жанра. Замахнулся я и на крупные музыкальные полотна. Я написал концерт для двух фортепьяно. Скоро потолок достанет стопка партитур опер. Это главным образом сочинения для детей: «Репка», «12 месяцев», «Аленький цветочек», «Кутха и мыши». Одну из опер для детей у меня приобрело государство за приличную по тем временам сумму. Я дерзнул пойти на создание опер из истории страны, но главным образом Севастополя. Уже завершена работа над оперой «Князь Владимир». Созрел замысел написать оперу «Херсонес». Постановка некоторых из них уже осуществлена силами учащихся средней школы, где я работаю, и моих друзей по искусству. Вот здесь, в поддоне дивана, едва хватило места для декораций моих опер. Добрая часть моих нынешних предельно скромных заработков, небольшой пенсии идет на оплату работы художника, пошив костюмов. Я бы, наверное, сам не потянул столь значительные расходы, если бы не помощь мецената — севастопольского предпринимателя Сергея Путилина. В больших и малых начинаниях нам навстречу идет руководство нашей школы во главе с директором В.В.Емелиным. Совсем недавно, в феврале, общими усилиями нами была осуществлена постановка «Аленького цветочка». Переполненный зал — показатель того, что зритель не утратил интереса к серьезной музыке — непреходящего средства воспитания чувства прекрасного.
— Большое вам спасибо за столь интересный рассказ. Дальнейших вам успехов в творчестве!
На снимках: А.И.Саенко (начало 60-х годов и 2003 год).
