16o
Зато их взволновало известие, что больше детективов г-н Чхартишвили писать не будет. Коллеги из «Известий» решили выпытать у писателя, почему он намерен расстаться с самым положительным героем современной русской литературы Эрастом Петровичем Фандориным. Однако от личной встречи писатель вежливо уклонился, предложив прислать ему вопросы по электронной почте. Что и было исполнено. Мы предлагаем вариант этой переписки с некоторыми сокращениями.- Верите ли вы сами, что «Алмазная колесница» может быть последним вашим детективным романом? И в вашей ли власти закончить проект «Б. Акунин» и совершить литературное самоубийство?
— Ну при чем тут самоубийство? Я просто хочу взять отпуск. Я честно отработал беллетристическую пятилетку и, согласно Конституции, имею право на отдых. Мне нужно набраться новых впечатлений и новых сил, чтобы выйти на качественно иной уровень. Или понять, что это у меня не получится, — и тогда, наверное, сменить жанр.
— Как вы решились в последней книге вложить в уста своего героя, рассуждающего о шансах русских и японцев в войне, слова «наш солдат хуже японского — уступает и выносливостью, и обученностью, и боевым духом». Ведь доблесть русского (и советского) солдата (народа) никогда и никем не ставилась под сомнение. Сознавали ли вы, что бросаете этими словами вызов национальному убеждению?
— Раз наша страна не всегда выигрывала войны, логично предположить, что кто-то иногда воюет лучше нас. И что с того? Поражение — лучший из учителей. Во всяком случае, для жизнеспособной нации, которой, я надеюсь, мы являемся. Нет ничего глупее, чем повторять: мы самые храбрые, мы самые талантливые, мы самые доблестные. Это признак дурного воспитания, да и сглазить можно.
Если же говорить о конкретной войне — русско-японской, то, конечно, японцы воевали лучше. Русские солдаты не могли взять в толк, чего ради их погнали на чужбину умирать ради каких-то корейских концессий и непонятной «Желтороссии».
— Разделяете ли вы утверждение вашего героя, что «из всех наслаждений, отпущенных человеку, самое изысканное — шевелить мозгами» или это просто красивая литературная фраза?
— Это мнение моего героя. Шевелить мозгами — безусловно, наслаждение, но я мог бы назвать целый ряд и других занятий, не менее приятных.
— В высший момент любовного наслаждения ваш герой прозревает, что не только тело не живет без души, но и душа без тела существовать не может. А когда это поняли вы?
— Простите, но на интимные вопросы я не отвечаю.
— За два первых года существования проекта «Б. Акунин» вы написали 5 романов и 2 повести, потом темп заметно спал. Беллетрист Акунин устал?
— Выбрал всю руду, находившуюся на поверхности. Для того чтобы продолжить добычу, пришлось прикладывать дополнительные усилия. И еще, в моем виде спорта нужно каждый раз прыгать выше, чем в прошлый. Во всяком случае, поднимать планку. Иначе утрачиваешь самоуважение.
— Пишете ли вы регулярно, с заданной самому себе дневной нормой? И что делаете, когда не пишется, а надо?
— Устраиваю перерыв. Прелесть моей профессии в том, что у меня нет надсмотрщика. Хочу — пишу, не хочу — не пишу. Но моя методика довольно хорошо разработана, поэтому роман пишется по плану, вроде как строится дом. Этап за этапом, этаж за этажом. Я ведь не прислушиваюсь к музыке сфер, я конструирую остросюжетные тексты, а это дело инженерное.
— «Пелагия и красный петух» — это пародия на Евангелие или простые литературные счеты со Львом Толстым и Михаилом Булгаковым? Это вызов безбожника или литературная игра? Если игра, то не кажется ли она вам дерзкой, не боялись ли вы ею задеть чьи-то искренние религиозные чувства?
— Волков бояться — книжек не писать. А что такое «Красный петух», я объяснять не стану. Захотелось мне написать такую вот книжку — и написал. И дальше пусть читатель сам думает, что это: желание подразнить гусей, раздражение на тесные рамки жанра или что-то еще.
— Что делал г-н Фандорин 25 октября (по старому стилю) 1917 года? Дата и причины его эмиграции? Пытался ли он служить родине при большевистском правительстве хотя бы в первые годы его существования?
— Эти анкетные вопросы позвольте оставить без ответа.
— Пелагию в «Красном петухе» вы отправили в жизнь вечную, она ушла из реального мира туда, куда и должна была уйти по ее вере. Куда вы отправите рационалиста Фандорина, когда ему придет время умирать?
— Это совершенно секретная информация.
— В «Пелагии и красном петухе» епископ Митрофаний дает свой ответ на вопрос «как нам обустроить Россию?». Когда вы этот ответ сочиняли, думали ли о том, что кто-то может его прочесть и принять как руководство к действию? Ну хотя бы надеялись?
— Я что, Солженицын, что ли? Я никого ничему не учу, ничего не проповедую, ни к чему не призываю. Но я живу в России, думаю о ней, у меня есть свои фантазии. С Митрофанием я в целом согласен, но, по-моему, он слишком хорошо думает о людях. С другой стороны, разве не должен хотя бы пастырь считать нас лучше, чем мы есть на самом деле?
— Ваш выход в беллетристику был очень эффектен. Два романа все ломали голову, кто скрывается за псевдонимом Б. Акунин. Почему вы закончили мистификацию? Признайтесь, была она задумана холодно или вы все же просто страшились неуспеха на новом поприще?
— Страшился. Я небольшой любитель перформансов и заигрываний, хотя у прессы, кажется, сложилось иное мнение на мой счет. Мне было бы неприятно и стыдно перед знакомыми, если бы моя затея закончилась провалом, а такая вероятность, разумеется, существовала. Когда мне стало ясно, что расчет оказался верным, я сразу перестал прятаться.
— Как-то вы сказали, что являетесь беллетристом и выплескиваете на бумагу не душу, а чернила. А во что вкладываете душу?
— В жизнь.
— Вы подарили Эрасту Фандорину и Б. Акунину литературную жизнь. А чем они отблагодарили вас? Насколько ценны для вас их явные подношения — слава, деньги, возможность не ходить на службу? И были ли от них какие-то другие, не столь очевидные для всех подарки?
— Мне грех жаловаться. Проект «Б. Акунин» позволил мне жить так, как давно хотелось: во всех смыслах свободно, занимаясь приятным и осмысленным делом. Вот теперь я возьму год отпуска, подумаю, как мне жить дальше, и осуществлю свои еще подростковые мечты: сплаваю вокруг света, наконец выучу французский, может быть, и еще кое-что сделаю. И другие подарки тоже были — возможно, даже более важные, чем свобода. Например, открытие, что у нас в стране живет много людей, которым интересно то же, что интересно мне. Я избавился от интеллигентского комплекса аутсайдера.
